Аркадий Карасик - Запоздавшее возмездие или Русская сага Страница 39

-- Как это пешком? А наша, общая с сельсоветом пролетка для чего приписана к председательскому "лазарету"? Все, милая красавица, согласия не требуется, ибо я по праву начальника об"являю культпоход в театр! Попробуйте отказаться - немедля пожалуюсь в комсомольчкую ячейку, к которой вы приписаны!

-- А как же быть с дядькой Трофимом? Спектакль, наверно, кончится поздно, неудобно заставлять его ждать...

-- А зачем нам дядька Трофим, что я с мерином не управлюсь?

Девушка покорно наклонила головку.

Дома принялась перебирать немногочисленные свои наряды, примеряла платья перед покрытым щербинками зеркалом, досадливо отбрасывала, брала другие. Одно казалось слишком парадным - осудят, засмеют, другое - слишком уж простенькое. Остается примерить старый сарафан со сборками на груди, на голову накинуть подаренную матерью цветастую косынку.

В девичью боковушку заглянула Настя.

-- Куда собираешься? На вечорку рановато. Поела бы и прилегла на часок. Небось, притомилась на работе?

С возрастом отношения между младшей продавщицей и дочкой заведующей остались прежними. Постаревшая холостячка, которую и в период цветения не особенно жаловали деревенские женихи, все еще опекала Клавдию. Вот только защищать ее от нападков местных хулиганов не приходилось - девушка научилась защищаться сама.

-- Посоветуй, как поступить...

Клавдия усадила старшую подругу на кровать, сама пристроилась рядом. Бояться некого - в боковушке они одни, дверь плотно прикрыта, и все же девичья беседа - потаенным шопотком.

Кажется, Горячев хочет признаться в любви, предложить, выражаясь по старомодному, руку и сердце. Что ответить вдовцу? С одной стороны, вежливый, непьющий, культурный, но, с другой, возраст - под пятьдесят, считай, дедушка. А "невесте" едва исполнилось двадцать - цифры никак не стыкуются одна с другой. Но и обижать "главврача" не хочется, ведь если нет любви, то имеется человеческое уважение.

-- А ты сразу не отказывай, скажи, дескать, подумаю, тогда отвечу. Укол Лекарстович не обидится, поймет, что такие дела в одночасье не складываются... Знаешь, на меня псаломщик нашей церкви косится, - невесело засмеялась продавщица. - Старый, слепой, хромой, а туда же - женишок. Думает, рубленная изба-пятистенка убавит ему годы - как бы не так!.. Но я тоже пока помалкиваю - не соглашаюсь, но и не отказываюсь. Думаю. Вот и ты делай так же. Мы бабы умные, изворотливые, нас так просто не подомнешь, не осилишь...

Совет Насти пришелся впору уже принятому решению - не отказываться, но и не соглашаться. Не оттолкнуть Горячева, но и не открыть ему об"ятия. Пусть надеется.

Продавщица метнулась на зов заведующей, ее подружка принялась собираться. Сарафанчик расстелился на столе, заполненный горящими угольями утюг принялся прогуливаться по мятой ткани...

* * *

Меринок, словно почуял неуверенную руку нового хозяина, лениво плелся по пыльному проселку, хвостом отгоняя назойливых муэ и слепней. Что только не делал Укол Лекарствович: угрожающе покрикивал, щелкал кнутом над лошадиной спиной, дергал вожжи - ничего не помогало. Только перед самой городской окраиной мерин ожил - наверно, предчувствовал ожидающий его длительный отдых.

-- Животина, а соображает, - уважительно проговорил доктор. - Надо бы приголубить его кнутом, внушить уважение к мыслящему человеку, да жалко. Как думаете, Клавдия Ивановна? Увидят горожане похоронную поступь лошади, засмеют?

-- Ничего страшного, пусть смеются.

Кажется, разговор - ни о чем, дань дорожному безделью, но когда Горячев послушно положил рядом с собой кнутовище и опустил на колени руки, держащие вожжи, Клавдия ощутила нечто вроде гордости. Еще бы не гордиться, когда пятидесятилетний солидный мужчина, окончивший институт и много лет проработавший врачем, слушается ее, как влюбленный мальчишка!

На центральной площади городка не протолкнуться. Десятки возов из ближних и дальних деревень, расфранченные девчата, лузгающие семячки и бросающие на парней призывные взгляды, крики, смех, гомон. Будто все это происходит не перед Дворцом Культуры - на обычной ярмарке.

Вежливо извинившись, Горячев "запрыгал" к кассе и скоро возвратился с двумя билетами - кусочками оберточной бумаги с коряво написанными буковками.

-- Уважают у нас медицину, - не скрывая наивного хвастовства, заявил он. - В первый ряд определили, прямо по центру сцены... Пойдемте, моя бриллиантовая!

Добираться до входа в Дворец Культуры пришлось, буквально проталкиваясь в толпе. Горячева узнавали, мужики поспешно сдергивали кепчонки, бабы кланялись.

-- Наше вам почтение, Фрол Петрович...

-- Как здоровьишко, уважаемый?

-- Спасибо - вылечили...

Отвечая на здравствования, в свою очередь осведомляясь о здоровьи, доктор потихоньку беседовал с идущей рядом медсестрой.

-- Ивану два года тому назад вправил громадную грыжу... Федора избавил от фурункулеза... Петр лечился у меня от воспаления легких... У Ксении принимал роды - тяжелейший был случай, но ничего, справился.

Кладия невнимательно слушала - думала о своем.

Как же ей повезло - на сопливую девчонку обратил внимание солидный, всеми уважаемый человек. Вон как раскланиваются с ним, какие улыбки дарят. Даже первый секетарь райкома остановился, пожал врачу руку, спросил - не нужна ли помощь со стороны партийных органов? А она еще колеблется: ответить согласием на предложение вступить в брак либо отказаться? Когда они уселись в зрительном зале на выстроганную лавку, Клавдия мысленно уже подготовила и отрепетировала ответ. Покраснеет, как не покраснеть, ведь не каждый день происходит подобное событие, отвернется и тихо вымолвит: да. Казалось бы короткое словечко, а сколько в него вложено, сколько намешано!

Приняв окончательное решение, она сразу успокоилась и с любопытством посмотрела на сцену. Раздернутый занавес, сшитый из кусков разноцветной материи, открыл пустую площадку. Ни декораций, ни театрального освещения

- все это черты капитализма, которым не место в коммунистической культуре и искусстве!

Сюжет представление тоже далеко не нов и совсем неинтересен. Рабочий, разрывающий сковывающие его кандалы. Крестьянин, сбрасывающий со своей шеи толстого помещика. Женщина поднимается с колен, еще одна, разрывает паранджу. Потом все они начинают дубасить толстого эксплуататора, гонят прочь царского офицера и зарубежных банкиров.

Музыка - соответствующая: барабанный бой, визгливое подвывание труб.

-- Ну, как, дорогая ценительница, понравилось? - не без ехидства

спросил Горячев, когда они пробирались к оставленной на краю площади

пролетке. - Не правда ли, высшее достижение коммунистической культуры?

Лично мне особенно понравился зарубежный банкир в смокинге. Потрясающий образ!

-- Каждому времени - свои песни, - расплывчато повторила девушка.

Она никак не могла очнуться от недавних размышлений. Решение, конечно, принято, от него она не отступит, но что будет потом? Клавдия представила себя в постели со стариком, физически ощутила на обнаженной груди его жадные руки, к девичьим пухлым губам прижались сморщенные - Горячева.

Девушка только казалась этакой простушкой, на самом деле, не была наивной и незнающей. Деревенская жизнь, когда все - напоказ, любовные развлечения матери, позже - изучение медицинских премудростей, все это заставляло смотреть на взаимоотношения полов не через розовые очки.

Когда ей исполнилось шестнадцать лет, Настя посвятила "подружку" в суть любовных отношений, то-есть, выполнила материнскую обязанность. И сделала это полностью, открытым текстом, без умалчивания и прочей маскировки.

И вот Клавдии исполнилось двадцать лет, а она попрежнему чиста и гордится этой своей физической и моральной чистотой. Дай Бог, пронести чистоту до конца жизни! Нет, нет, это противоестественно! Но неужели первым ее мужчиной станет старик?

За полноводной рекой, на темных вершинах деревьев лежала полная луна. Легкий ветерок подгонял шаловливые облачка. Тишина стоит такая, что, кажется, слышен шорох пылинок, отбрасываемых в стороны колесами пролетки.

Не подгоняемый вожжами и кнутом, меринок медленно плелся по пыльной дороге. Клавдия задумчиво отрывала листочки с березовой ветки. Словно гадала: любит, не любит. Гадать - глупо, ибо в чувствах пожилого вдовца она не сомневалась. А вот в своих...

-- Хочу откровенно поговорить с вами, - дрожащим голосом начал

исповедь доктор. - Только единственное условие - не обижаться. Ладно?

Вот оно то, чего девушка так ожидает и так боится! Хорошо еще, что престарелый жених не лезет со слюнявыми поцелуями, не ощуывает девичью спинку в поисках застежки лифчика.

-- Что нибудь по работе? - утихомиривая бешенное сердце, максимально спокойным тоном поинтересовалась медсестра. - У нас, кажется, все в порядке.

-- Нет, не по работе, дорогая медсестричка, совсем не по работе, помолчал, выстраивая в голове систему неопровержимых доказательств, впервые за все время после выезда из города, подхестнул мерина. - Вы знаете, что я одинок - десять лет тому назад похоронил жену и с тех пор живу бобылем?