Лён Герман - Мусор Страница 39

***

На следующий день Саша приехал к Герману домой, и они пошли в подземную "Столицу".

Через два часа Сашу было не узнать - прокаченный по стилю чувак без страха и упрёка с запахом от кутюр на рыжих ботах Кэмел.

Саша уже всё посчитал - пятьсот долларов, которые он сэкономил на Ольге, очень удачно украсили его внешний вид. Халява! И поэтому он не выдержал и сказал Герману:

- Знаешь, Гера, мне с тобой очень выгодно дружить!

- Ты это к чему? Какая выгода может быть у дружбы? Это, наверное, тебя Маша твоя научила такому мракобесию - выгодная дружба!

- Поэтому, я хочу сделать тебе подарок - выбери себе, что захочешь, а я заплачу!

- Это другое дело!

Герман выбрал себе чёрную майку и пожал от всей души Саше руку в знак благодарности.

***

Потом были и другие концерты. Но, однажды Саша сделал Герману одно очень непристойное предложение.

- Гера, у меня к тебе просьба - давай Машу с собой возьмём на концерт, а то она не верит, что мы именно туда ходим. Достала уже! Она же моя жена, Гера!

- Саша, нет проблем! В субботу в "Реакторе" в 19.00. Билеты я куплю! Святое дело - другу помочь!

***

Герман купил столик на втором этаже, чтобы всё выглядело пристойно, и Маша чувствовала себя уютно. Они сели и к ним подошла официантка. Герман заказал себе кофе и минеральную воду, потому что Маша наотрез отказалась от любой еды. Саша принял её сторону.

Герман пил кофе и с жалостью незаметно поглядывал на Машу и Сашу. Они были особенные люди и очень подходили друг другу, но Маше сегодня не повезло, потому что на сцену выйдут "Эллион" и другие минские сталевары. Зал уже начинал гудеть как ядерный реактор, и повсюду мелькали цепи, черепа и кости на чёрных майках продвинутой публики. Герман сам был в майке "Айрон Мэйден" с косами наперевес и железным крестом на шее.

Маша в своей серой кофте и юбке из шинели утонула в этом незнакомом мире безобразия и неведомой ей свободы. Она сникла, сжалась и замолчала. Саша испуганно смотрел на Машу, потом на Германа и не знал - куда приземлить свой взгляд.

"Эллион" зарычал и тронул паровоз анархии в благодарном зале. "Козы" от Дио показали свои рога над косматыми головами - зал вздрогнул и ритмично задвигался. Потом пошёл слэм, трэш, блэк, дэц и хард эн хэви!

Новокаиновая Маша вжалась, и её глаза вылезли из орбит. Второй этаж тоже накрыл адреналин метала, где всё вокруг задвигалось и затрепетало от душевных наслаждений.

Герман встал и ушёл вниз, чтобы стать возле динамиков и не мешать Машиному горю.

Внизу был настоящий Сталинград - под сценой ловят только своих! Это я про тех, кто приехал в первый раз потолкаться и прыгнуть со сцены в бурлящий танцпол. Прыжок - и тебя никто не ловит! Тело падает на пол и по майке с белым черепом льётся собственная кровь, а вокруг льётся сталь и работают мартены! Красота и память на всю жизнь! Вот для чего ходят в "Реактор", хотя бы один раз! Сразу подбегают охранники и оттаскивают в сторону пацана в нокдауне, где могут ещё добавить по печени, если что-то пойдёт не так. Это трэш, Детка!

Герман ловил восторг от "солярки" гитариста и вспомнил про первый концерт "Эксепт", где ему тогда сломали два ребра и он даже этого не заметил, потому что был "на рогах" у Вельзевула.

Менты держали железный забор у сцены, который изгибался под бурлящие волны "Принцессы утренней зари", а Герман закинул к ногам Удо свой очень дорогой галстук от Бриони и не разу не пожалел об этом.

В те времена в конце двадцатого века такую "сталь" впервые начал привозить в Минск его приятель Гена Шульман, за что ему огромное "МЕРСИ" от тысяч поклонников тяжёлого рока.

А потом он вспомнил, что Дима - его дружок по приюту для бездомных, когда работал следователем, то допрашивал Гену Шульмана, потому что на него завели уголовное дело.

Жаль, что так случилось, потому что наша страна на некоторое время была лишена хорошей музыки.

В перерыве Герман поднялся на второй этаж и спросил у Маши про её впечатления.

- Тут адные придурки пасабиралися! - вот такой был ответ.

Потом Маша достала из своей сумки нарезанное сало, хлеб, лук и они стали есть с Сашей заранее приготовленный ужин. Саша кивнул Герману - тот мягко отказался.

Подошла официантка и хотела что-то спросить, глядя на нарезанное сало с луком, но Герман нежно взял её за локоть и незаметно отвел в сторону. - Это мои гости из Таймыра! - Она мило улыбнулась и ушла.

Герман вернулся и сказал Саше, что его ждут внизу его приятели и ушёл от греха подальше.

***

Потом было много других концертов, где Маши уже никогда не было. А потом "Реактор" перестал быть центром тяжёлой музыки и Герман со своими друзьями стал ездить в "Ре-Паблик" на Притыцкого, где недалеко от клуба жили Саша и Маша.

Но, Саша однажды блокировал дружбу с Германом без объявления войны. Так бывает часто, когда в силу вступает хорошая русская поговорка - "Если дружба закончилась сразу, то дружбой она никогда и не была"

Саше, наверное, стало невыгодно дружить с Германом, а если невыгодно, тогда зачем тратить время - "Время - деньги", не правда ли?

***

20. "ФИОЛЕТОВАЯ РОЗА"

Герман смотрел на свою фотографию в "Одноклассниках", где он стоит рядом с бюстом Ивана Мележа в Глинищах лет десять назад.

Кино из прошлого оживало - маленький Гера, который дал пацанскую клятву, что продолжит дело, которое живёт в тайнах полесских болот.

Но, болот уже давно не было - их осушили, и людей тоже не было - их выселили. Тогда Герман решил написать феерическую историю про исход - "духовную смерть" людей, которых уехали из родной земли навсегда по желанию Вселенной.

Смерть носит в себе миллионы оттенков и выглядит по-разному. Одной из таких граней может быть тоска по маленькой родине, где прошли самые лучшие годы жизни.

Герман вспомнил стихотворение Роберта Рождественского "Таёжные цветы", которое он читал на вступительном экзамене в институте культуры, где речь идёт как раз об этом.

***

ФЕЕРИЯ "ФИОЛЕТОВАЯ РОЗА"

"... и они не поймут никогда, что вода из под крана -

это тоже вода" Р.Рождественский "Таёжные цветы"

***

Форма спал в своей маленькой квартире на втором этаже полуразрушенного двухэтажного дома без соседей и уже слышал сквозь цветную пелену сна крики и тревожный топот на площади за своими окнами. Он медленно открыл глаза и прислушался - звуки суматохи, и возгласы возбуждённых людей успокоили его.

Обычный шум утреннего города на базарной площади скоро исчезнет и уступит место жаркому, как воздух из духовки, тугому мареву - желе, которое будут пересекать только жирные сонные мухи и бабочки с огромными фиолетовыми крыльями. Глаза этих удивительных бархатных красавиц сбивали с мысли, что перед тобой летает насекомое.

Однажды на ресницы Формы села огромная мохнатая бабочка с яркой жёлтой полосой по краю изогнутого крыла и медленно методично замахала своими парусами. Нежные прикосновения сладко щекотали глаза Формы, его ресницы замерли, но, к его удивлению, как обычно бывает в такой ситуации, слёзы не выступили.

Он холодно поймал себя на мысли, что остроты жизни не было в таком очевидном, известном каждому взаимодействии. Очень странным показалось ему тогда такое частично неполноценное удовольствие.

Форма аккуратно подставил палец - фиолетовая королева взошла на его вершину, как на трон, и уставилась на него своими тёмными глазами - витринами. Форма не увидел своего отражения в огромных идеально блестящих линзах бабочки. Он автоматически от страха резко дёрнул рукой - фиолетовое одиночество безразлично вылетело через открытую на балкон дверь на освещённую солнечным светом городскую площадь, оставляя за собой в насыщенном испарениями воздухе еле заметный шлейф.

Незавершённость, нет, наоборот, исключительная законченность, вот, что резало глаз, отсутствие эмоций и не присущая обычной жизни изысканность и, как нехитрый вывод, ненужность.

"Красота бесполезна!" - Форма вспомнил известную фразу одного мрачного философа.

В этом городе теперь уже многое казалось ему странным и непонятым до конца. Какое ему собственно дело до безобидных причуд этих странных жителей, да и что может случиться в этом безмятежном царстве усталого времени?

Форма встал с постели, почесал ногу и медленно подошёл к открытому окну без занавесок, которое выходило на небольшую главную квадратную площадь города Х.. Он удивлённо мотнул головой, и ещё раз впился своими карими глазами в огромную фигуру спящего посреди площади Незнакомца.

Его волосатая рука повисла на фонарном столбе, который согнулся под её огромной тяжестью, коснувшись асфальта. Золотой перстень с рубином на пальце Незнакомца сверкал миллионами искр на утреннем солнце. Незнакомец лежал на животе, его вытянутая нога упиралась в дверь подъезда под балконом Формы.