Шашлык из курочки Рябы - Дарья Александровна Калинина Страница 39

Версия о том, что веревку Катерина приготовила заранее, может быть, еще днем, тоже не проходила проверку. Катерина вела себя непринужденно, она и смерть мужа приняла не слишком близко к сердцу, была куда больше удручена вероятной сменой власти в Хворостинке. Почему-то в этот момент Саша почувствовал стеснение в груди, как бывало с ним всякий раз, когда мысль в голову приходила сто́ящая, хотя он до конца и сам не мог понять, в чем ее суть.

И он стал думать. И чем больше думал, тем отчетливей понимал всего одну вещь: добровольно прощаться с жизнью Катерине не было никакой нужды.

– До тех пор, пока власть была в ее руках, Катерина чувствовала себя прекрасно. Не в привычках этой крепкой и здоровой бабы в тяжелую минуту рыдать или тем более лезть в петлю. Да она сама кого хочешь туда засунет.

Оставался всего один сценарий случившегося. Катерину пытался погубить отец Феодор. То ли обозлился на нее за проваленное задание – крест с драгоценным его сердцу блюдом по-прежнему оставались в тереме, то ли счел Катерину предательницей, то ли просто освобождал себе дорогу к трону.

– Каким-то образом он подал ей условный сигнал, по которому Катерина вышла из терема. Никто из нас этого не заметил, но это и не удивительно, все были заняты своими мыслями. А Катерина в тереме живет уже давно, все потайные ходы и выходы отлично знает. Улучила момент и ускользнула к отцу Феодору на свидание.

Ну а чем заканчиваются такого рода свидания, уже хорошо известно на примерах Ивана с Валерой. Дошла очередь и до осмотра веревки. Саша исследовал ее по всей длине и неожиданно обнаружил на ней серьезную потертость. Фактически там уцелело несколько волокон. Даже если бы они с Грибковым не поспешили на выручку Катерине, то два-три сильных рывка, и веревка бы не выдержала веса этой крупной женщины.

– Повезло Катерине! – вынужден был признать Саша. – Прямо повезло-повезло!

Прибежавший на шум и суматоху дядя Матвей повторил вслед за ним:

– Повезло бабе! Истершуюся веревку ей Федька на шею одел.

Но везение везением, а у Грибкова с Сашей оставались в подопечных еще четверо, которым грозила нешуточная опасность. Бойцовы-супруги, их сын Сергей со своей невестой Алиской. А у той к этому моменту началась форменная истерика.

– Я боюсь! – твердила она. – Мне страшно. Сначала Валера, потом дядя Ваня, теперь тетя Катя. Следующая я!

– Алисочка, что ты такое говоришь, деточка.

– Следующей жертвой стану я! – упрямо повторяла Алиска, которая прямо находилась в каком-то ступоре и никого не слышала. – Это я сдала Федора в полицию. Это из-за меня он угодил за решетку. Даже странно, что я до сих пор жива, а страдают другие. Но я чувствую, выпущенные им снаряды, попадая в цель, ложатся все ближе и ближе ко мне, следующим залпом накроет уже мой блиндаж!

– О чем это она?

– Бредит, – вздохнул Сергей. – Помешалась от страха, бедная.

Матвей нахмурился, ему явно пришлось не по вкусу, что его племянницу называют сумасшедшей.

И, пожевав губами, он сказал:

– Что касаемо блиндажей, тут Алиска прямо в точку угодила. И в том дальнем лесу, куда Федор с Валерой таскались, я один такой знаю. В нем красноармейцы в самом начале войны держали оборону. Конечно, пали все смертью героев, а блиндаж немцы заняли. Потом фрицы дальше двинулись, на Москву да на Ленинград, блиндаж они оставили, да вот только недолго их губная гармошка над нашей землей звучала. Поворотили наши врага. И на обратном пути немцы снова в том блиндаже оказались. Только теперь роли поменялись, и это уже они оборону держали, а наши на них наступали.

– И что же этот блиндаж? – спросил Грибков. – Цел до сих пор?

– А чего ему не быть целым? Он же к пещере примыкает, да еще диким камнем обложен. Камню ничего не сделается, он не гниет в отличие от дерева. А крышу над ним навести – это дело пяти минут.

Упоминание о блиндаже, который являлся до сих пор пригодным для ночевок местом, Грибкова заинтересовало очень серьезно.

– Может, нам там Федора поискать? Далеко это от Хворостинки?

– Если по дороге идти, то часа четыре, а то и пять, может, и шесть придется топать. А если напрямки через лес, то и за полтора-два управиться можно.

– Каждый день туда-сюда ходить не будешь, но поблизости у него шалаш оборудован был. А вот для постоянного места обитания блиндаж – оно самое то. Шалаш слишком близко к Хворостинке, его найти – раз плюнуть. Да и не станешь в шалаше долго жить. Некомфортно. В жару в нем жарко, в холод – холодно, если дождь пойдет, вообще беда. А вот блиндаж – это уже сооружение основательное, там и очаг сложить можно, чтобы еду готовить и помещение отапливать. И от дикого зверя защита.

И, помолчав, Матвей прибавил:

– Да и от лихого человека тоже.

– Покажете нам это место?

Матвей взглянул на Алиску, которую со страху трясло так, что под ней табуретка зашаталась, и решительно произнес:

– Если до утра Федор сам у нас в гостях не объявится, пойдем уже мы к нему!

И с ружьем в руках занял позицию, чтобы контролировать окна и дверь. А Алиске велел ложиться спать прямо тут.

– Не волнуйся, пока твой дядька рядом, ни одна собака тебя обидеть не посмеет. Ты лучше скажи, Федор, когда приставал, ничего тебе… не повредил?

– Не успел.

– То-то и дело, – посуровел Матвей. – Если бы узнал, что он тебе вред причинил, сам бы к нему пошел и пристрелил бы его без разговоров. Мой бы он был! А так я его полиции отдам, пусть его людской суд судит.

Эти рассуждения очень не понравились Грибкову, который начал читать лекции о вреде самосуда и недопустимости суда Линча в наше время. Но Матвей так на него зыркнул, что Грибков быстренько умолк, чтобы не вступать в конфликт