Кто-то просит прощения - Вадим Юрьевич Панов Страница 39

– Подробности меня не интересуют, – жёстко резанул Каин.

– Извините. – Шумахер глубоко вздохнул. – Когда девчонку положили на алтарь, она пришла в себя, вырвалась и побежала прочь. Ляпа – это её парень – за ней. Потом мы.

– Голышом?

– Оделись.

– А они?

– Девчонка успела шмотки схватить. Хитрая оказалась, сучка, с краю их положила.

– Долго же вы одевались.

Унылое молчание.

– Что потом?

– На улице темно было, мы побежали в разные стороны, и я… я их догнал, – рассказал Бочка. – Но неудачно.

О потере фотоаппарата они с Шумахером решили пока не рассказывать. Понимали, чем рискуют, умалчивая о такой детали, но страх пересилил – фотографировать во время шабашей Каин запрещал категорически, и потому провинность получалась двойной: съёмка в зале и утеря фотоаппарата. За такое могло не просто «прилететь», за такое Каин мог убить. Тем более что поиски ничего не дали – ребята тщательно осмотрели место драки, но аппарат как в воду канул. Судя по всему, его нашли. «А раз нашли – продадут. Он столько стоит, что местные смогут месяца два пивасик с чипсами покупать», сказал Шумахер. В его словах был смысл, однако Бочка всё равно нервничал.

Шумахер, впрочем, тоже.

– Ты догнал девку, но парень за неё вступился? – уточнил Каин.

– Да, – подтвердил Бочка.

А Шумахер развёл руками, показывая, что он бы, конечно, всех победил, но ему выпало бежать в другую сторону.

«Идиоты…»

Идиотов хотелось придушить. Или утопить, как слепых котят, потому что они такими и были – глупыми, ничего не понимающими котятами, слепо подчиняющимися требованию либидо и не способными думать ни о чём больше. С другой стороны, идеальных помощников не существует, а эти мало того, что полностью увлечены происходящим, так ещё и прошли особый ритуал, который гарантировал их верность.

Но, к сожалению, не предохранял от глупых поступков.

– Нужно было задержать парня в зале, – произнёс Каин, аккуратно поглаживая бороду. – Ангелина и Кристина должны были его отвлечь… и развлечь. А вы бы без помех догнали девку и сделали с ней всё, что захотели. Тогда бы она точно никуда не делась.

Шумахер и Бочка молча покивали, признавая правоту лидера.

– Как их зовут?

– Ляпа и Света.

– Настоящие имена знаете?

– Да.

– Найти сможете?

– Они прячутся, но мы…

– Через общих знакомых искать не надо, – предупредил Каин. – Или вы уже засветились?

– Нет, – покачал головой Бочка. – Нет.

– Если так, то хорошо. Вы уверены, что они не написали заявление в полицию?

– Три дня прошло, – напомнил Шумахер. – Полицейские бы уже наверняка вскрыли зал.

– А там тихо?

– Да.

– И это хорошо, – протянул Каин, прикидывая, что могут сделать полицейские в таких обстоятельствах.

Допустим, неудавшиеся новички всё-таки пошли в полицию. Рассказали, что их пытались заманить в секту. И что? И ничего. Насилие было? Нет. Кровь проливалась?

– Вы во время церемонии жертву приносили? – На некоторых шабашах Каин убивал кошек – это производило на находящихся под действием наркотика адептов сильное впечатление, не устроили ли помощники жертвоприношение при новеньких?

– Нет, – качнул головой Шумахер.

Ну, да, они в зал для другого ходят… Получается, оснований для проникновения у полицейских нет, и даже если они всерьёз отнеслись к словам Светы и Ляпы, то максимум, что сделают – заявятся на следующий шабаш.

– Ладно, выждем, – буркнул Каин. – Что касается парочки – скиньте инфу на них, посмотрю, что можно сделать.

– Спасибо.

– Они безопасны, – неожиданно, в первую очередь – неожиданно для себя самого, произнёс Бочка. – Они сейчас забились в какой-нибудь угол и трясутся от страха, думая, что мы их ищем. А зачем они нам?

– Проверим, действительно ли они трясутся от страха, – рассмеялся Каин. – А если не трясутся, то… я как раз подыскиваю толковых участников для следующего ритуала. Как думаешь, Света подойдёт?

У Бочки задрожали пальцы. Он хотел что-то сказать, но испугался, что голос сорвётся, и потому обрадовался, что Шумахер опередил его с ответом:

– Подойдёт, – сказал он, облизываясь. – Идеально подойдёт.

И шумно выдохнул.

* * *

Параллельно Ангаре…

Именно так идёт одна из центральных иркутских улиц – Пятой армии: в квартале от набережной, повторяя изгибы Ангары. Начинается от Глазковского моста, оттуда же и счёт ведёт, а заканчивается на Карла Маркса, упираясь в Дворец спорта «Труд». Когда-то продолжалась дальше, но «Труд» рассёк Пятую армию на две неравные части, и за ним теперь переулок Аркадия Сударева.

А раньше, при рождении, улица называлась Троицкой – в честь стоящей в начале Свято-Троицкой церкви. Так уж повелось на Руси – многие улицы носили названия храмов, как, например, Никольская в Москве, названная в честь монастыря Николы Старого, или Кирочная в Санкт-Петербурге, поименованная из-за стоящей на ней лютеранской кирхи. Так и иркутская Троицкая должна была называться всегда, но в 1920 году её переименовали в улицу Пятой армии, потому что именно по ней вошли в город красноармейцы, гнавшие на Дальний Восток чехословацких палачей, заливших кровью всю Южную Сибирь. Но это было позже, в ХХ веке, а в веке XVIII, в январе 1739 года, в Иркутске была освящена небольшая деревянная церковь, выстроенная на средства купца Емельяна Югова – Харлампиевская, которая в самом начале XIX века была перестроена в каменный пятипрестольный храм, а поскольку его нижний престол был освящён во имя архистратига Михаила, то церковь получила название Михаило-Архангельская Харлампиевская. Белокаменная красавица, украсившая и улицу, и город.

В тридцатых годах ХХ века гонения на Русскую православную церковь привели к закрытию храма. Здание было отнято, утварь разграблена и лишь почти через семьдесят лет Михаило-Архангельский Харлампиевский храм был возвращён своим законным владельцам – людям, и вернулся к своим законным обязанностям – быть местом Божьим.

И именно к этой церкви тихим августовским вечером подошёл невысокого роста, полный мужчина лет пятидесяти, одетый по-летнему: рубашка с короткими рукавами, лёгкие брюки и сандалии. На плече висела необычная для человека его возраста белая сумка-шопер с каким-то весёлым принтом.

У ворот мужчина постоял минут пять, словно в последний раз раздумывая, идти или нет, но решился – зашёл на территорию, направился к храму, а увидев вышедшего священника, ускорил шаг и обратился издалека, словно всё ещё боялся передумать:

– Батюшка! Отец Евгений!

Священник остановился и вопросительно посмотрел на мужчину:

– Да?

Вечерняя служба давно закончилась, отец Евгений собирался домой, но отказывать страждущему не стал – неправильно это. А дождавшись, когда мужчина подошёл и остановился в шаге, поздоровался:

– Добрый вечер.

– Добрый… простите, что я поздно.

– Ещё даже не стемнело, – улыбнулся священник.

– Да…

Мужчина замялся.

– И главное, что ты пришёл, сын мой, хоть днём, хоть в ночи, но ты пришёл. Какое у тебя дело?

– Ну… – Мужчина потеребил ручку сумки. – Я не ваш прихожанин, отец Евгений, живу не в центре… И не самый лучший христианин, по правде говоря, поэтому пришёл не сразу.

Священник молча кивнул и машинально погладил большую русую бороду. Взгляд его тёмных глаз был внимательным, но благожелательным. Он видел, что мужчина пребывает в смущении и визит дался ему непросто: об этом свидетельствовали и неуверенность, и позднее время – в глубине души мужчина надеялся никого не застать. Но застал, встретил и теперь старательно подбирал слова.

– Я много слышал о вас, отец Евгений, лично о вас, и потому решился побеспокоить. Я не знаю, к кому идти, а вы наверняка разберётесь. Или мне посоветуете, к кому нужно обратиться.

– С чем идти, сын мой? – мягко спросил священник. – Что у тебя случилось?

– Ничего не случилось, что вы… – Именно в этот момент мужчина принял окончательное решение рассказать как есть, без утайки, и речь его перестала быть сбивчивой. – Я на работу рано собираюсь, встаю в пять, завтракаю быстро – и на автобус. Если от дома по дорожке, то получается минут десять до остановки, а если тропинкой мимо гаражей и по пустырю – то пять. Дороги там нет, конечно, тропинка только, но это летом, а зимой протаптываем в снегу… И вот, иду я по ней вчера утром, мимо гаражей как раз, и вижу – фотоаппарат лежит. – Мужчина глубоко вздохнул. – Чужая вещь. Но дорогая, очень хороший фотоаппарат, японский. Объектив мощный. А сам – цифровой. Мне сказали… потом… А тогда, утром… я его себе взял. Не чтобы объявление написать о том, что нашёл, а чтобы себе оставить. Или продать. Он ведь дорогой, зараза… мне сын сказал… потом… Я его на работу с собой взял. В сумку, конечно, спрятал, чтобы не спрашивал никто, и весь день не трогал. Никому не показывал. Вечером с сыном сели разбираться, а он говорит: «Надо карту памяти почистить». Подключил фотоаппарат к компьютеру своему, он умеет с этими компьютерами, не то, что я, ну и посмотрел, конечно, что там было… Он у меня любопытный. А как посмотрел – меня сразу позвал. А я как посмотрел, то сразу понял, что лучше бы я фотоаппарата этого не касался