Игры. Нерассказанное - Дженнифер Линн Барнс Страница 39

Я вскинула голову и посмотрела на него свысока.

– Ты понятия не имеешь, о чем болтаешь.

– Моя жизнь – это четыре стены, матрас на полу, бородатый рыбак с сомнительными наклонностями выживания и ужасным вкусом по части дизайна и ты. – Он выдержал очень короткую паузу. – Знаешь, что я недавно понял? Как ни крути, а свободного времени у меня навалом, размышляй – не хочу. Так вот, я изголодался, Анна, – наконец он назвал меня по имени, не присовокупив дурацкого прозвища. – Мой мозг наслаждается каждой деталью пейзажа. И тобой.

Я отшатнулась.

Гарри решил, что это просьба – просьба не подойти ближе, а подробнее рассказать, что он видит, когда наслаждается мной.

– Ты часто витаешь в своих мыслях. Точно мечтательница, запертая в циничном теле, в циничной жизни. Твои руки не знают покоя, но никогда не дрожат. А лицо… такое чувство, что ты контролируешь все мышцы до единой, даже те, о которых большинство людей и знать не знает.

Он придвинулся чуть ближе ко мне, а губы слегка приоткрылись. Лицо приняло совершенно новое, непривычное выражение.

«Он хочет меня поцеловать», – догадалась я. Мысль была мерзкой и неожиданной. Я отчитала себя, мол, хватит выдумывать, но… Приоткрытые губы. Пристальный взгляд. И самое страшное: в этот раз я не отступила.

Мое сердце мерно стучало в груди. Каждая клеточка тела горела. Ненавижу тебя. Ненавижу тебя. Ненавижу.

– Можно рассказать тебе одну историю, Анна? – Его слова окутали меня, словно одеяло. Я с мучительной отчетливостью чувствовала, как поднимается и опускается его грудная клетка – и моя тоже. – Сказку. Расскажу, пожалуй, а ты потом ответишь, хороший ли я сказочник. Так вот, жила-была на свете принцесса, дочь короля, давно утратившего свою власть, и злой королевы. – Гарри отступил назад – сперва на шаг, потом на два, точно хотел, чтобы мне было проще дышать, а ему – увидеть меня в полный рост.

Мне вспомнилось, как мой отец пытался сдерживать мать – его возможности были ограничены, и если б не гибель Кэйли, его и вовсе никто бы слушать не стал. Вот только мне не хотелось показывать своему противнику, что он не так уж далек от истины.

– Ты знаешь хоть одну принцессу, чьей матерью была злая королева? – спросила я.

– По больному задел, да? – Он многозначительно, недобро улыбнулся. – Принцесса Анна сияла, как маяк во мраке, никто не мог ее затмить. Добрая. Самоотверженная. – Последние слова он произнес с таким надрывом, что стало понятно: это не то чтобы комплименты. – Но, увы, самоотверженность в сказках добром никогда не заканчивается.

– Самоотверженность – это не про меня, – парировала я. – Ты же сам сказал – я вечно прячусь. – За многолетнюю невидимость пришлось заплатить страшную цену. Я бросила Кэйли в том доме. Оставила ее на милость матери. Обещала себе, что скоро увезу ее, но не смогла.

«Из-за тебя», – думала я, буравя убийственным взглядом человека, рассказывающего мне историю моей жизни.

– Не про тебя? – переспросил Гарри. – Ну смотри, ты сейчас стоишь рядом. Я даже по собственным меркам тот еще козел, а ты приезжаешь ко мне день за днем. Прячешь глаза. Или стараешься смотреть сквозь меня. Но все равно приезжаешь. Ты меня спасла.

– Потому что ты умереть хотел, – выпалила я.

– Однако принцесса, возможно, затаила злобу. – Гарри едва заметно пожал плечами. – Ведь ее мать – злая королева.

У меня на щеке дрогнула мышца.

– Что тебе Джексон наговорил, пока меня не было?

Иначе и не объяснишь, как мой пациент – козел, тут не поспоришь! – смог состряпать такую правдоподобную историю. Вряд ли возможно быть настолько проницательным.

– Рыбак словно язык проглотил. Этого бородача невозможно вывести из себя. Но ты… – Гарри улыбнулся. – Ты как замо́к, который открывается семью ключами и каждый устроен сложнее предыдущего. – Он опять легонько пожал плечами. – Всерьез подозреваю, что раньше обожал взламывать замки.

– Пора тренироваться, – процедила я. – Иди. Разрабатывай ноги. Скоро будем по всему побережью гулять. – Я твердо решила, что на этой неделе мы дойдем до маяка, чего бы мне это ни стоило.

– Вечно в роли надсмотрщицы и никогда – ученицы, – подметил он, цокнул языком и вернулся к пересказу моей жизни. – Еще в юности принцесса Анна научилась прятаться ото всех. Видите ли, у нее был один секрет. Магия. Она боялась, что злая королева отнимет у нее этот дар.

У меня сдавило горло. Не ту сестру он описывал. Вовсе не я обладала магией.

– Вот принцесса и спряталась. Построила башню, возвела вокруг нее еще и еще одну, но так, чтобы эти стены больше никто не видел. Окружила себя замка́ми и ключами. Уединилась, чтобы никто не мог причинить ей вреда – и чтобы ее магия никому не навредила.

Нет, во мне не было и капли магии. Ничем не примечательный человек. Пустое место.

Так не пора ли уже от меня отвязаться?!

– И это все, на что ты способен? – процедила я. Голос прозвучал хрипло, а вовсе не гневно, как мне бы хотелось.

Гарри направился к двери, медленно, но уверенно. Он не сводил с меня глаз.

– Я тебя насквозь вижу, Анна Слева Направо и Справа Налево. Всю, целиком.

Уж лучше бы он меня поцеловал, честное слово. Я поверила ему – и это было страшнее всего.

– А я тебя, – отчеканила я стальным тоном, несмотря на бешеный стук сердца. – Вижу перепуганного маленького мальчика, который бежит что есть духу.

Я больше не сомневалась, что он пытался от чего-то скрыться – и именно поэтому оказался в нашем городе. При чем тут ядовитое дерево и металлический кругляшок – это другой вопрос, и на него у меня пока не было ответа.

– Я вижу труса, – беспощадно продолжала я, пригвоздив его взглядом, – который участвует лишь в бессмысленных битвах, потому что значимые слишком уж трудны. Тебе ни разу не приходило в голову, что ты не можешь вспомнить, кто ты такой, просто потому что не хочешь, а, Гарри?

И вот он уже оказался напротив меня.

– Ну так расскажи мне, кто я, Анна.

Я вдруг поняла, что, возможно, цель, с которой он вообще завел весь этот разговор, была именно в этом. Он давил, давил, давил – чтобы в какой-то момент встретить отпор.

– В сказках часто бывает, что сила героя сокрыта в его имени, – продолжал Гарри.

Он остановился совсем близко, и я вдруг отчетливо