Патриция Вентворт - Возвращение странницы Страница 4

Она держала его под руку, увлекая через холл к кабинету, расположенному симметрично, напротив Салона, по счастью, на довольно большом расстоянии. Как и большинство комнат под названием «кабинет», он редко посвящался ученым занятиям, но стены его были уставлены книгами и там царил приятный жилой дух, чему способствовали ржаво-красные шторы и глубокие кожаные кресла.

Когда дверь была закрыта, Филипп с любопытством посмотрел на свою тетю Милли. Он очень ее любил, но лучше бы она поскорее приступала к делу. Что-то определенно произошло, но вместо того чтобы приступить прямо к делу и выложить суть, она ходила вокруг да около.

– Мы пытались связаться с тобой, но нам сказали, что ты уже ушел из клуба.

– Да, Блэккетт попросил меня зайти к нему домой. В чем дело? Где Лин? Это ведь не имеет отношения к Лин?

– Нет.

Мысленно Милли Армитедж смятенно сказала сама себе: «Видишь, он сразу же подумал о ней. Он ее любит – он влюбляется с каждым днем сильнее. Какой теперь толк? Я злая женщина… О боже, что за неразбериха». Дрожащей рукой она потерла подбородок.

– Тетя Милли, что случилось? Кто-то умер?

Миссис Армитедж еле удержалась от того, чтобы сказать: «Хуже». С громадным усилием ей удалось только отчаянно покачать головой.

– Тогда что? – уже с некоторым нетерпением спросил он.

– Анна вернулась, – рубанула сплеча Милли Армитедж.

Они стояли возле письменного стола, близко друг к другу. У Филиппа через руку было перекинуто пальто, в руке – шляпа. Белокурый и высокий, как все Джослины, он отличался от типажа разве что более резкими чертами более вытянутого лица. Такие же темно-серые, как у Анны, глаза с четко очерченными, как и у нее, бровями – хотя там, где ее выгибались дугой, его были искривлены. Волосы же выжжены тунисским солнцем до льняного цвета. Через секунду он повернулся, бросил шляпу в кресло, перекинул пальто через спинку и мягко произнес:

– Ты не против повторить еще раз?

Милли Армитедж почувствовала, что вот-вот взорвется. Она повторила, разделяя слова, словно втолковывая ребенку:

– Анна – вернулась.

– Именно это я и услышал в первый раз, просто хотел удостовериться. Не откажешь ли в любезности сказать мне, что это значит?

– Филипп… перестань! Я не могу тебе рассказывать, когда ты так себя ведешь.

Его искривленные брови поползли вверх.

– Как?

– Бесчувственно. Она жива – она вернулась – она здесь.

Его голос впервые заскрежетал:

– Ты что, сошла с ума?

– Еще нет, но, наверное, скоро сойду.

– Анна мертва, – мягко произнес он. – Что заставляет тебя думать иначе?

– Анна! Она заявилась вчера вечером. Она здесь – она в салоне, с Линделл.

– Бред!

– Филипп, если ты будешь продолжать так разговаривать, я завизжу! Говорю тебе: она жива; говорю тебе: она в салоне, с Линделл.

– А я говорю тебе, что видел, как она умерла, и видел, как ее похоронили.

Милли Армитедж сдержала непроизвольную дрожь и сердито бросила:

– Что толку это говорить?

– Хочешь сказать, что я лгу?

– Она в салоне, с Линделл.

Филипп прошел к двери.

– Тогда, может, пойдем к ним?

– Подожди! Нет смысла так это воспринимать. Это произошло. Лучше дай мне сказать. Кто-то позвонил утром… вчера утром. Лин сказала тебе по телефону.

– И что?

– Это была Анна. Она тогда только что высадилась с рыболовецкого судна. Она не назвалась – только спросила, дома ли ты. Вчера вечером, примерно в половине девятого, она явилась. Это был страшный шок. Не удивляюсь, что ты отказываешься верить. Лин как раз перед этим смотрела на ее портрет кисти Эмори, и когда дверь открылась и она предстала перед нами, словно сошла с полотна – голубое платье, жемчуг, шуба, – это был страшнейший шок.

Он отвернулся от нее и открыл дверь.

– Анна мертва, тетя Милли. Пожалуй, мне бы хотелось взглянуть, кто там в салоне, с Лин.

Пересекая холл, оба молчали. Филипп открыл дверь и вошел в комнату. Сначала он увидел Лин, сидевшую на подлокотнике одного из больших кресел по левую сторону от камина. Она вскочила, и позади нее в кресле оказались голубое платье с портрета Эмори – платье с медового месяца Анны Джослин, а также украшающие это платье жемчуга Анны Джослин, кудрявые золотые локоны Анны Джослин, ее овальное лицо, темно-серые глаза, выгнутые дугой брови. Он стоял, глядя на все это бесконечно долго: никто из присутствующих не знал, сколько прошло времени, – затем приблизился, тихо и неторопливо.

– Прекрасная постановка, – произнес он. – Разрешите поздравить вас с вашим гримом и с вашим самообладанием, мисс Джойс.

Глава 5

Она поднялась со своего кресла и стояла, открыто глядя ему прямо в глаза.

– Филипп!

Он коротко кивнул.

– Филипп. Но вы не Анна – или, по крайней мере, не Анна Джослин. Я полагаю, Энни Джойс была тоже крещена как Анна.

– Филипп!

– Это нас ни к чему не приведет, не так ли? Могу я спросить, как вы надеялись, что вам сойдет с рук такое мошенничество? Очень изобретательно с вашей стороны, но, возможно, вы думали, что я буду находиться за границей или, еще лучше, все еще в госпитале, и тогда, полагаю, вы могли бы успешно осуществить ваш план. Похоже, он удался с Лин и тетей Милли, но со мной не пройдет, и я скажу почему. Когда Анна была ранена, я подхватил ее и перенес в лодку. Там она и умерла. Ее тело я привез домой.

Она неотрывно смотрела на него.

– Ты привез домой Энни Джойс и похоронил Энни Джойс.

– Зачем же, скажите на милость, я это сделал?

Она ответила:

– Думаю, ты ошибся. Это Энни была ранена, а я закричала. Она держалась за мою руку. Ты ушел вперед, к лодке. Энни отпустила мою руку и упала. Я вскрикнула. Тогда ты вернулся и подхватил ее. Возможно, ты думал, что это я. Возможно, в темноте ты ошибся – я не знаю, не хочу утверждать. Было темно, и нас обстреливали – ты мог ошибиться. Я думала, что ты вернешься за мной, но ты не вернулся.

– Значит, – мягко произнес Филипп, – такова ваша версия: я оставил вас на берегу?

– Я думаю – нет, я уверена, – ты просто подумал, что оставляешь Энни Джойс.

– То, что вы говорите, отвратительно… – Он осадил себя. – Вот как было дело. Я отнес Анну на судно. Там еще были другие люди, Реддинги. – Он посмотрел на Линделл. Продолжая свой рассказ, он обращался к ней: – Мы с Мердоком отправились к побережью Бретани на его моторном катере. Когда мы туда добрались, Тереза Джослин была мертва и похоронена, в деревне стояли немцы. Я пошел в замок, а Мердок оставался при лодке. Я дал Анне и мисс Джойс полчаса на сборы, и Анна сказала, что на ферме прячутся еще какие-то англичане, не мог бы я забрать их тоже? Она сказала, что Пьер пойдет и скажет им. Я спросил, сколько их, и она точно не могла сказать – полагала, что там было двое детей. Она послала за Пьером – это был дворецкий и доверенное лицо Терезы, – и он сказал, что там есть месье и мадам и их несовершеннолетние сын и дочь. Ферма принадлежала его кузену, и он, похоже, все о них знал. Я сказал, хорошо, они могут прийти, но на берегу должны быть в течение часа. Что ж, они опоздали, поскольку были из тех, кто всюду опаздывает. Мы ждали, и к тому времени как они показались, боши нас засекли. Я был чуть впереди, когда Анна вскрикнула. Я вернулся и сумел перенести ее на борт. Было темно, хоть глаз выколи, и кругом стреляли. Я позвал Энни Джойс, но не получил ответа. Мы с Мердоком пошли ее искать. К тому времени Реддинги уже вовсю нам кричали. Мердок прошел мимо меня, неся кого-то в руках, – я решил, что это мисс Джойс. Когда мы все собрались, то сосчитали присутствующих. Там были Мердок, я, мужчина, мальчик и четыре женщины. И это соответствовало числу людей. Мы оттолкнулись от берега. Анна так и не пришла в сознание. Пуля попала ей в голову. Мы прошли уже половину пути, когда я обнаружил, что мисс Джойс отсутствует. В лодке было, как и положено, шесть пассажиров, но дело в том, что Реддингсы взяли с собой свою французскую гувернантку. Она была ранена пулей в грудь и находилась в тяжелом состоянии. Все, кто остался на берегу, должны были уже давно быть захвачены бошами – те действуют обстоятельно. Ну вот, теперь ты все знаешь. – Он опять повернулся к Анне. – Вот как было дело, мисс Джойс.

Она стояла, прислонясь к каминной полке, небрежно положив на нее левую руку и свесив кисть. На ее безымянном пальце виднелось платиновое обручальное кольцо и перекрывающий его большой сапфир в обрамлении бриллиантов – кольцо невесты, подаренное ей при помолвке. Она искренне произнесла:

– Я очень рада, что это узнала. Все это время было мучительно сознавать, что ты меня оставил. Я не понимала, как это могло произойти. Потому что там осталась не Энни Джойс – это была я. Можешь себе представить, что я почувствовала, когда ты за мной не вернулся. Но теперь я вижу, что это могло быть так, как ты рассказываешь, – ты мог в темноте по ошибке принять Энни за меня. Я верю, когда ты говоришь, что подумал, будто перенес в лодку меня. Не знаю, сколько времени ты продолжал это думать. Наверное, в темноте ты мог так думать довольно долго. Очевидно… – Она осеклась и, понизив голос, с болью произнесла: – Она… была сильно обезображена?