Анатолий Афанасьев - Мимо денег Страница 4

Англичанин Джонатан Смайлз, седой как лунь, наслаждался обществом двух офисных девушек — Наташи и Тамары. Девушки были очень дорогие. Наташу посылали в трехмесячную командировку в Японию, где она выучилась на гейшу, а Тамара играла на аккордеоне, а также в совершенстве владела тантрическими приемами индуистских храмовых жриц. Обе, по контракту с «Токсинором», не имели права подрабатывать на стороне, руководство фирмы подсылало их только к самым уважаемым, авторитетным клиентам. По конторе ходили легенды об их баснословных гонорарах. Обе девицы действительно умели так подать себя, что в любом одеянии казались голыми, но их манеры оставляли желать лучшего. Они непрерывно истерически хохотали, посверкивая ослепительными фарфоровыми коронками, изрекали непристойности, от которых уши вяли, внезапно содрогались в конвульсиях, изображая хронический, вялотекущий оргазм, и в общем мало чем отличались от участниц и ведущих популярных телешоу. Разумеется, и на такой товар находились большие охотники, особенно среди неутомимых в любви кавказцев.

Войдя в конференц-зал, Аня застала прелестную сцену: гейша Наташа, жгучая брюнетка, кормила седенького плейбоя с ложечки из серебряной розетки чем-то белым. Он послушно, как вороненок, открывал рот и проглатывал ложку за ложкой, сопя от удовольствия. Тамара, пепельная блондинка, сидя на пуфике у его ног, с отстраненным видом наигрывала на аккордеоне старинный блюз «Однажды в Акапулько».

— Кыш, девочки! — весело распорядилась Аня. — Свободны до вечера.

Девочки окинули ее неприязненными взглядами, но роптать не посмели. Послушно потянулись к выходу, дико хохоча. Англичанин смущенно улыбался:

— Озорной русский девушка. Зер гут.

По прикидкам экспертов «Токсинора», состояние Джонатана Смайлза оценивалось в три — три с половиной миллиона фунтов. Аня не знала, на чем и как подцепил его Стрепетов, но, возможно, это было одно из его самых ценных приобретений на международном рынке. Дело не только в том, что Смайлз богат (производство парфюма, сеть фирменных магазинов «Галатея» по всему миру), главное, его репутация в бизнесе безупречна. Член респектабельных лондонских клубов, кавалер ордена Подвязки, в прошлом депутат парламента, Смайлз не из тех предпринимателей, для которых главная забота — отмывка капитала, а именно такие оккупировали за последние годы вымирающую Россию. Встретить честного человека среди иноземцев, греющих руки на российском пепелище, так же трудно, как отловить девственницу на Тверской. Грязь липнет к грязи, как деньги к деньгам. В первые годы реформ в Россию еще изредка наведывались представители старинных, с отменной репутацией западных корпораций, чтобы поглядеть, что тут происходит и правда ли, что на шестой части суши, как по мановению волшебной палочки, построен капиталистический рай, но иллюзии быстро развеялись. Со Смайлзом «Токсинору» крепко подфартило, сотрудничество с ним открывало перспективы, которые невозможно оценить в рублях. Он был пропуском в заветные бизнес-угодья, где над колоссальными финансовыми потоками не висела постоянная угроза внезапного привлечения к суду. Конечно, в нынешней России денежному мешку, перевалившему за черту досягаемости, никакие суды не страшны, но ведь не будешь вечно сидеть в красно-коричневом замке с фарфоровыми писсуарами, хочется выйти на мировой простор, хлебнуть истинной цивилизации, прикоснуться трепетной рукой к общечеловеческим ценностям, улыбаться безгрешной, светлой улыбкой миллионера, не опасающегося, кроме всего прочего, выходить из дома без охраны. В логове хорошо, а на воле, на лазурных берегах — еще лучше. И потом, в самой России кто даст гарантию, что завтра на трон не усядется какой-нибудь отморозок с недолеченной психикой и не заорет на всю вселенную: «А ну подать сюда декларации о доходах!» Опасные прецеденты возникают сплошь и рядом, как пузыри на воде, и самый последний из них — гнуснейший наезд на империю уважаемого даже в Израиле барона Гусака. Вот уж чернь вволю потешилась над господами, и никто ее не пнул сапогом в пах. И свободная пресса позорно притихла, будто ее поморили дустом.

Все эти тонкости россиянского предпринимательства Стрепетов растолковал фаворитке месяц назад, когда Джонатан Смайлз прибыл в Москву с ознакомительным визитом. Тогда же поставил перед ней непростую задачу: очаровать стареющего павиана таким образом, чтобы тот и помышлять не мог оторваться. Аня задала невинный вопрос: «И как далеко, Олег, я могу зайти?» «Чем дальше, тем лучше», — отрубил пылкий любовник.

Аня с заданием, кажется, справилась: между нею и англичанином установились дружеские, замешенные пока на необременительном флирте отношения. Джонатан ей понравился сам по себе: аристократичный, деликатный, опрятный, щедрый — на нем сияла печать избранничества, как на всяком человеке с тонкими чувствами, освобожденном от необходимости думать о хлебе насущном. Он был по-детски непосредствен, а когда переходил на русский язык и начинал забавно коверкать фразы, Аня то и дело прыскала в кулачок. Впрочем, она не заблуждалась: благородный англичанин явился в Москву не на прогулку, а за легкой поживой, как и все прочие до него.

Уселась напротив, налила в бокал кока-колы, а гостю в рюмку капнула коньяку, провозгласила тост:

— С возвращением в Москву, дорогой Джо!

Смайлз машинально поправил галстук, ответил без улыбки и по-русски:

— Будем здоровеньки, мисс Аннет.

Выдержав приличествующую паузу, Аня продолжала на чистейшем английском (в этом отношении Джонатан Смайлз делал ей комплименты):

— Если вы готовы, дорогой Джо, можно ехать прямо сейчас.

— Разве мистера Стрепетова не будет с нами? — Смайлз тоже перешел на английский.

— Увы, придется ехать вдвоем: вы и я. Мистер Стрепетов прилетит из Ашхабада только к вечеру. Но если вы хотите…

Англичанин протестующе поднял руку.

— О нет, зачем терять целый день?! Надеюсь, нас ждет замечательная прогулка.

— Я тоже надеюсь. — Аня скромно потупила очи.

Денек для загородного путешествия выдался отменный — солнечный, но не жаркий, с паутинными бликами, с птичьим гомоном, с серебряной листвой. Им предстояло добраться до восьмидесятого километра в Волоколамском направлении, до рыбхоза «Аскольдова могила». Странное переименование произошло семь лет назад, аккурат после танкового расстрела в Москве, когда демократия окончательно восторжествовала, разбрасывая по стенам человеческие мозги и вопя во всю луженую глотку: шайбу! шайбу! шайбу! Никто в поселке не ведал, что означало новое название (прежде рыбхоз носил звучное имя «Коммунарка»), но воцерковленные старухи с присущей им прямолинейностью уверенно предрекали скорое пришествие Антихриста, который якобы должен появиться именно из искусственного водохранилища, простиравшегося до самого горизонта. Узнать его можно будет по красному пятну на башке, как у его предшественника Горбача, а также по татуировке на левом плече в виде Аскольдовой могилы. Пророчество было туманное, жутковатое, но старухам верили, потому что так или иначе жизнь в рыбхозе стремительно катилась под закат. В давние годы, при проклятом режиме, здешний народец благоденствовал, сытно кормился с угря и карпа, которых поставляли аж до самого Кремля; в окрестных лесах водились кабаны и лоси; чтобы запастись грибом и ягодой, стоило лишь отступить от дома до ближайшей поляны; в домашних хозяйствах день и ночь голосила всевозможная живность; над лугами вились, гудели пчелиные стаи, но все это было, конечно, в прошлом. Рыба в прудах и водохранилище давно передохла (перестали спускать их на зиму и чистить и запускать по весне мальков), вода зацвела какой-то изумрудно-зеленой гадостью, страшно было сунуть руку; завод по переработке рыбы, коптильню и ледник давно закрыли, да и лес запаршивел, оскудел, зато стойко дымился от ранней весны до глубокой осени. Бабы перестали рожать, а крепкие мужики с такой яростью взялись травить себя дешевой водкой, что редко кто доживал до сорока — пятидесяти годов, и кладбище за десять лет обозначилось худыми крестами почти до соседней деревни Колдобино, где на тот момент в живых вообще никого не осталось, кроме десятка тех же самых воцерковленных старух. Как же при таких обстоятельствах не поверить в Антихриста, если скорее всего он давно уже здесь, хотя, судя по некоторым приметам, еще не открылся в полную силу.

Аня везла Джонатана Смайлза на встречу с директором угасшего рыбхоза, с которым «Токсинор» сговорился о продаже рыбхоза, поселка, завода, примыкающих лесных массивов и всего, что там водилось, вместе с уцелевшими до поры до времени аборигенами. Дело в том, что в ожидании скорого указа о продаже земли многие иностранцы заранее приглядывали лакомые куски и заключали договоры о намерениях, не гнушаясь иной раз выплачивать небольшие авансы.