Маргарет Миллар - Кто-то в моей могиле Страница 4

Джим, по натуре человек практичный и хладнокровный, был просто очарован подобным свидетельством импульсивной и сентиментальной натуры девушки. Недели не прошло, как он влюбился. Он намеренно затянул оформление документов, выдвигая оправдывающие его доводы, которые, как призналась ему позже Ада Филдинг, она видела насквозь с самого начала. Дэйзи ничего не подозревала. Через два месяца они поженились и въехали втроем в дом, но не в тот с камином, что так нравился Дэйзи, а в собственный дом Джима на Лаурел-стрит. Джим самолично настоял, чтобы мать Дэйзи жила с ними. У него было смутное подозрение, даже в ту пору, что те самые качества, которыми он так восхищался в жене, могут становиться время от времени причиной ее непослушания и что миссис Филдинг, такая же практичная, как он сам, окажется в этом случае хорошим помощником. Соглашение сработало, если не превосходно, то довольно неплохо. Позднее Джим построил в ущелье дом, в нем они теперь и обитали, у матери был отдельный дом. Жизнь их была спокойной и размеренной. В ней не предусматривалось места для непредвиденных снов.

— Дэйзи, — сказал он мягко. — Не надо так беспокоиться из-за какого-то сна.

— Я ничего не могу с этим поделать. Здесь должен быть какой-то смысл. Все слишком специфично, мое имя, даты…

— Просто прекрати об этом думать.

— Попробую. Но я не перестаю задавать себе вопрос, что же случилось в тот день, второго декабря 1955 года.

— Возможно, в этот день случилось многое, как и в любой день любого года.

— Что случилось со мной, — добавила она с нетерпением. — Со мной должно было случиться нечто очень важное.

— Но почему?

— В противном случае мое подсознание просто не выбрало бы этот день для даты смерти на могиле.

— Ну, если твое подсознание так же легкомысленно и непредсказуемо, как твое сознание…

— Джим, я говорю вполне серьезно.

— Я знаю. Это меня и огорчает. Сказать по правде, мне хотелось бы, чтобы ты перестала об этом думать.

— Я сказала, что перестану.

— Обещаешь?

— Ладно.

Обещание было легким и непрочным, как мыльный пузырь; он лопнул еще до того, как его машина выехала на дорожку, ведущую от дома к шоссе.

Дэйзи поднялась со стула и заходила по комнате тяжелой поступью, плечи опущены, будто на нее навалилась своей тяжестью могильная плита.

2. Может быть, мне уже слишком поздно

возвращаться в твою жизнь

Дэйзи не видела, как отъезжал автомобиль, и у нее не было никакой возможности узнать, что Джим притормозил у коттеджа миссис Филдинг. Первое подозрение зародилось в ней, когда ее мать, обладавшая необыкновенно острым и точным чувством времени, появилась у задней двери их дома на полчаса раньше, чем обычно. С собой она привела Принца, колли, в ошейнике и на поводке. Когда она отстегнула поводок, Принц начал носиться по кухне так, словно его освободили после года, а то и двух, проведенных в ножных кандалах.

Поскольку миссис Филдинг жила в одиночестве, считалось, что для нее очень полезно держать в доме собаку, которая неутомимо и яростно лаяла и оказывалась прекрасным защитником. Благодаря этому своему таланту Принц считался прекрасным сторожевым псом. На самом деле способности его были довольно ограниченными: с равным энтузиазмом он облаял бы желуди, падающие на крышу, или преступников, вламывающихся в дом. Хотя у Принца еще не было шанса испытать себя в деле, все полагали, что любое испытание он выдержит с честью и, вне всякого сомнения, самоотверженно защитит хозяев и их собственность.

Дэйзи радостно кинулась к псу: и она, и Принц питали друг к другу самые теплые чувства, чего нельзя было сказать о ее отношениях с матерью: они виделись чересчур часто, чтобы превращать свои встречи в шумную церемонию.

— Ты что-то рано сегодня, — заметила Дэйзи.

— В самом деле?

— Ты прекрасно знаешь об этом.

— Ну и что, — беззаботно ответила миссис Филдинг, — мне уже пора перестать жить по часам. Кроме того, за окном чудесное утро, а по радио передали, что надвигается гроза. Мне вовсе не хотелось потерять возможность побыть на солнце лишнюю минуту…

— Мама, хватит.

— Господи, что хватит?

— Джим заходил к тебе сегодня?

— Да, буквально на минуту.

— Что он тебе сказал?

— Да ничего особенного.

— Это не ответ, — закричала Дэйзи, — пора вам обоим прекратить обращаться со мной как с дебильным ребенком.

— Ну, Джим сказал, что не мешало бы тебе попринимать витаминов для укрепления нервной системы. Не то чтобы я думала, что она не в порядке, но витамины бы не повредили. Правда?

— Я не знаю.

— Я позвоню в поликлинику этому очаровательному новому врачу и попрошу его выписать что-нибудь с витаминами и минеральными солями и всем таким. А может, лучше протеин.

— Я не желаю ни протеинов, ни витаминов, ни минеральных солей, я ничего не хочу вообще.

— Мы что-то сегодня немножко раздражены. Правда? — произнесла миссис Филдинг со спокойной иронической усмешкой. — Ты не возражаешь, если я выпью чашечку кофе?

— Бога ради.

— Не выпьешь ли тоже?

— Нет.

— Нет, спасибо, если ты не возражаешь. Личные проблемы не являются оправданием плохих манер.

Она налила себе кофе из электрического кофейника.

— Как я понимаю, у тебя проблемы?

— Я полагаю, Джим тебе все рассказал.

— Он что-то сказал об этом маленьком дурацком сне, который тебя так расстроил. Бедняжка, он сам очень огорчен. Может быть, тебе не стоило беспокоить его по такому пустяку. Он целиком поглощен тобой. Я никогда не видела мужчины, настолько привязанного к своей жене.

«Привязанного». Слова не вызвали у нее никакого отклика. Перед глазами всплыла картинка, изображающая две давным-давно похороненные и связанные между собой мумии. Снова смерть. О чем бы она ни задумывалась, смерть всегда была рядом, за соседним углом, за ближайшим поворотом, словно тень, которая всегда идет перед ней.

— Это, — сказала Дэйзи, — не маленький дурацкий сон. Все было очень реально. Думаю, это важно.

— Тебе может казаться именно так, поскольку ты до сих пор расстроена. Подожди, пока ты успокоишься и посмотришь на все объективно.

— Довольно трудно, — сухо возразила Дэйзи, — быть объективной, если дело касается собственной смерти.

— Но ты же не умерла. Ты сидишь здесь живая и здоровая и, как мне казалось раньше, счастливая… Ведь ты счастлива?

— Я не знаю.

Принц, как и все собаки его породы остро чувствующий тревогу в окружающей его атмосфере дома, стоял в проеме двери, поджав хвост, и разглядывал обеих женщин.

Внешне они были очень похожи, и, возможно, когда-то у них были сходные характеры. Обстоятельства жизни миссис Филдинг, однако, вынудили ее стать практичной. Человек огромного обаяния, мистер Филдинг оказался неважным мужем и кормильцем. Мать Дэйзи была единственным источником доходов семьи многие годы. Она редко вспоминала о своем бывшем супруге, только в минуты огромного раздражения, и не имела о нем вестей. Весточки получала Дэйзи, время от времени, из разных городов, с разными адресами, но одинаковой просьбой:

«Дэйзи, дочка. Не могла бы ты прислать мне немного денег? В настоящее время у меня определенные сложности, но лишь временные; в ближайшие дни я ожидаю стоящее предложение…»

Дэйзи отвечала на письма, ничего не говоря о них матери.

— Дэйзи, послушай. Служанка придет через десять минут. — Миссис Филдинг никогда не называла Стеллу по имени, поскольку не слишком хорошо к ней относилась. — Только сейчас у нас есть возможность спокойно обо всем поговорить, как раньше, помнишь?

Дэйзи прекрасно сознавала, что спокойно поговорить означало довольно утомительное перечисление всех ее провинностей: она была слишком эмоциональна, слишком слабохарактерна, эгоистична, слишком походила на своего отца, откровенно говоря. Все ее слабости в конечном итоге оказывались точной копией недостатков мистера Филдинга.

— Мы всегда были так близки, — продолжала увещевать ее миссис Филдинг, — потому что мы были только вдвоем так много лет.

— Ты говоришь так, словно у меня никогда не было отца.

— Конечно, он у тебя был, но…

Ничего не говоря, Дэйзи повернулась к ней спиной и направилась в соседнюю комнату. Принц видел, как она подходила, но даже не шевельнулся в дверях и только зарычал легонько, чтобы показать, как ему не нравится то, что она делает, в частности, и вся атмосфера в доме, когда она переступила через него. Она сделала ему замечание, впрочем без особой уверенности. Пес прожил с ней все восемь лет замужества, и порой Дэйзи казалось, что Принц куда лучше понимает ее внутреннее состояние, чем мать или Джим и даже она сама. Он прошел за ней в гостиную и уселся рядом, положив ей на колени тяжелую лапу. Карие глаза печально заглядывали ей в лицо, а полураскрытый рот словно говорил: «Взбодрись, малышка, веселее! Все не так плохо. Ведь я рядом с тобой».