Наталья Солнцева - Принцесса из Шанхая Страница 4

Всеслав назвал сумму. Лика согласно кивнула – без колебаний, без раздумий положила на столик конверт с деньгами.

– Хорошо. Возьмите пока на текущие расходы…

Сыщик к ним не прикоснулся.

– Но… вы же не откажете мне в помощи? – растерялась она.

– Пока я не знаю, что от меня требуется. Поведайте о ваших проблемах, сударыня. – Смирнов невольно перешел на ее слог. – Тогда я определюсь, браться за дело, или нет.

– Это долгая история. И… смею вас уверить, я не страдаю душевной болезнью и не склонна к патологическим фантазиям. Если вы мне не поверите, то я останусь один на один со своими страхами…

* * *

Ночной ресторан клуба «Элегия» славился разнообразной кухней, интерьером в стиле модерн и отличным обслуживанием. Много изогнутых, прихотливых линий, стекла, цветных витражей с ирисами и лилиями, много красивой мебели и хорошая музыка.

– Что закажем? – спросил Ростовцев у своей очаровательной спутницы.

Он с удовольствием заметил: на них оглядываются. Альбина и в самом деле выглядела потрясающе – будто выпорхнувшая из эпохи роскоши диковинная птица. Обтянутое белым атласом стройное, сильное тело, в приподнятых кверху пышных смоляных волосах блестит жемчужная шпилька, – при таком великолепии лицо уже не имеет значения. Но и оно подчеркнуто изысканно: легкий макияж, розовая помада на губах, умело подведенные веки… блеск!

Альберт забыл о меню, откровенно любуясь своей визави. Что ни говори, а за госпожу Эрман краснеть не придется, – ее смело можно брать с собой в любое путешествие, в любое общество, выводить на любой уровень. Куда до нее смазливым девчонкам с одинаковыми «ослепительными» улыбками и тревожными глазами, кое-как натасканным в школах моделей и секретарш?! Это все равно, что сравнивать арабскую скаковую лошадь и обычную, наскоро ухоженную не слишком заботливым конюхом кобылку.

Он поймал себя на том, что думает о сидящей напротив красавице-женщине как о лошади, но не устыдился. Точно так же он думал бы, выбирая автомобиль, костюм или иную вещь для личного пользования – с тем же подходом. Хорошие вещи дорого стоят, и он готов платить. Почему любовница не должна быть представительной? Ведь она в некотором роде представляет мужчину…

– Давай закажем маринованного угря, – предложил он, оборвав мысль.

– Я не люблю китайскую кухню.

– Эта рыба особенно хороша под имбирным соусом, – уговаривал Ростовцев.

Альбина предпочитала традиционную еду – шницель и пасту, например. Или телятину с овощами. После шутливых препирательств остановились на жареной спинке косули с брусникой.

– Я уступаю только потому, что здесь не умеют готовить китайские блюда! – рассмеялся Альберт.

«Мужчина, который собирается сделать предложение, не ведет себя подобным образом, – в смятении думала хозяйка “Камелии”. – Что происходит?»

Неожиданное волнение охватило ее. Неотразимая и высокомерная с другими, она вдруг почувствовала, как ситуация выходит из-под контроля, и все перестало ее радовать: собственная элегантность, приглушенный свет люстр, томная мелодия скрипки, французское шампанское, и этот непонятный, самоуверенный мужчина, за которого она хочет выйти замуж. Ох, как хочет! А он не торопится связать себя узами Гименея.

– Потанцуем?

Он изящно, ловко повел ее под звуки танго – оказывается, господин Ростовцев умеет и это, – без сложных па, но с характерными приемами, со страстью. Он слегка рисовался… играл перед публикой, и посетители ресторана отвлеклись от еды и выпивки, наблюдая за вызывающе красивой парой.

«Они нам завидуют… – с горечью отметила Альбина. – Если бы они знали, как сложны наши отношения с Алеком, как непредсказуемы. Как холоден, закрыт он бывает, как неприступен в своей самостоятельности, как непреклонен! Но он любит меня и рано или поздно сдастся».

Ростовцев отдавался танцу, тем не менее сохраняя хладнокровие и четкость, строгую чистоту рассудка. Он внимательно, настороженно прислушивался к себе – что сердце, встрепенулось? Ничуть не бывало. Дыхание стеснилось от быстрых, порывистых движений, от близости женщины… от запаха ее духов, от выпитого шампанского, – только и всего. Тогда как мысль продолжала работать отстраненно, фиксировать тончайшие нюансы настроения, чувств.

«Неплохо иметь женой Альбину Эрман, – рассуждал внутри него кто-то деловой, беспристрастный и свободный от предрассудков. – Она будет достойной парой. Так почему же я не произношу тех слов, которых она ждет от меня? Почему я молчу и медлю? Ведь женитьба не навек, – можно и развестись, если вдруг не заладится. Я пригласил эту женщину для того, чтобы сделать ей официальное предложение, а сам не решаюсь, словно я школьник или недотепа, опасающийся отказа. Альбина уже согласна! Мы оба знаем – и она, и я, – что формально брак ничего не прибавит к нашим отношениям, кроме совместного проживания и определенного статуса».

«Разве подобные мысли приходят в голову любящему человеку? – оспаривал такую точку зрения ехидный, безжалостный второй внутренний голос. – Влюбленный мужчина немного пьян, немного безумен и беспредельно велик в этом своем чувстве, исполненном романтики и трепета. Твои же расчеты отвратительны, в них нет ни грамма любви, одна только выгода. Твоя способность все учесть, охватить все аспекты сделки подходит для бизнеса, но не для любви. Зачем тебе жениться, Ростовцев, если ты вымеряешь целесообразность союза мужчины и женщины, как фармацевт вымеряет порошки от головной боли? Максимум пользы и минимум вреда. Таинства свершаются на небесах, бедняжка Альберт, а не в аптеке! Ты что-то перепутал».

Кто был этим вторым, Ростовцев не знал. Принадлежал ли голос его душе, тому сокровенному, которое и являлось его глубокой, истинной сутью? Или то выскакивал, как клоун на арену, вечный оппонент и заядлый спорщик?

– Поедем ко мне, – прошептал Ростовцев Альбине на ушко.

Надо же было что-то говорить? Слова о предстоящей свадьбе застряли в горле; как ни пытался Альберт произнести их, у него не получалось. Если быть до конца честным, не очень-то он и старался.

«Так заведено, – твердил он себе. – Достигшему тридцати лет мужчине пора обзаводиться семьей – женой, детишками. Смешно, ей-богу! Мне уже перевалило за тридцать пять, а я все еще не решаюсь ступить на этот шаткий мостик под названием “брак”. Чего мне бояться? Как бы ни сложились обстоятельства, я сумею обеспечить детей, позаботиться об их будущем. Жене дам отступного в случае развода…»

«Опять?! – даже как-то взвизгнул от радости второй голос. – Ты словно трамвай, милейший Альберт: неизменно съезжаешь на проложенную колею. Стыдно, дружок! Ты еще не успел облачиться в свадебный фрак, а уже анализируешь развод. Ты словно контракт подписываешь с ненадежным партнером!»

«Кстати, почему бы и не контракт? – возразил Ростовцев. – Брачный контракт».

«Фи! Это уж, братец, вопиюще дурной тон! – возмутился второй. – Мелочно… низко и недостойно тебя. Собираешься жениться на прекрасной, умной, преуспевающей женщине, что само по себе не часто встречается, и заранее обдумываешь варианты отхода. А впрочем… присмотрись к ней внимательнее, дорогой: она не зря назвала свои салоны “Камелия”. Нет, я не на “даму с камелиями” намекаю, – госпожа Эрман не из их числа, – я на сами цветы, которые не имеют запаха… Они красивы, изысканны – никто не спорит, – но аромата нет! Камелии не пахнут, драгоценный Альберт. Им чего-то не хватает для совершенства…»

От этого изнурительного диалога Ростовцеву захотелось выпить. Не шампанского – водки, и побольше. Второй голос был фамильярен, ироничен и зол. Он просто и беззастенчиво издевался!

Альбина не замечала этой странной и мучительной раздвоенности Альберта, ей стало жарко от его шепота, предложения поехать к нему… в его квартиру на Петровке, где тесно от китайских ширм и ваз династии Мин и где изо всех углов смотрят, разинув зубастые пасти и высунув длинные языки, красные, синие, зеленые и желтые драконы. Раньше она совершенно растаяла бы от его слов, от желания, сквозящего в них… но только не сегодня, не сейчас. Выходит, он берет паузу! Он не собирается…

– Я хочу кофе, – выпалила Альбина, сдерживая готовые выступить слезы. – И грушевый штрудель на десерт.

– Хорошо.

Оба понимали, что происходит, и продолжали делать вид беззаботной, развлекающейся пары.

Ростовцев подозвал официантку и сделал заказ.

– Принесите водки, – велел он напоследок. – Ты будешь?

Госпожа Эрман отрицательно повела головой и уставилась на музыкантов, боясь выдать взглядом или жестом свое огорчение. От того, что она старалась казаться естественной, ее лицо и все тело напряглось… и это напряжение передалось Альберту.

«Какого черта? – раздраженно подумал он. – Зачем мы, находясь рядом, разыгрываем шутов? Ведь ясно же, чего хочет она и чего хочу я! Хочу ли? Хочу… Хотел до недавнего времени. Но что с тех пор изменилось? Ровным счетом ничего».