Фридрих Незнанский - Синдикат киллеров Страница 4

Схема его была проста: с каждой тонны добытой, проданной или переработанной нефти он имел личных, скажем так, несколько десятков долларов. Половина этой суммы, помноженная на количество тонн, лежала в швейцарском банке, принося приличные дивиденды. Другая же половина шла на приобретение новейшего оборудования, технологию, модернизацию производства, расширение сферы услуг и тому подобное. То есть Молчанов старался всегда быть предусмотрительным и рачительным хозяином.

Но если бы его спросили, какое удовольствие от своей деятельности он получает, ибо предпочитает не замечать ни праздников, ни выходных, он бы, вероятно, ответил так: душа поет, когда видишь, как к моим бензоколонкам выстраиваются очереди ма­шин, когда по дорогам страны катят автоцистерны с горючкой и номерами наших волжских городов. Он чувствовал себя отцом дела, но и понимал, что без его жесткой руки оно может быстро развалиться. Растащат, мерзавцы, по мелочам, лишь бы собственные карманы набить да куда-нибудь смыться, под жаркое солнышко.

И еще одну породу людей терпеть не мог Мол­чанов. Подкузьмил, конечно, прошлогодний август. Многие умные и ценные головы полетели. А эти крикуны, вчерашние митинговые голодранцы, интеллигенция вонючая, мгновенно кинулись на опустевшие места профессионалов с единой, разумеется, целью: хапать и хапать. Как их ни называй — правозащитники всех мастей или перекрасившиеся коммунисты, побросавшие в плевательницы свои партбилеты, — это они всем скопом устремились к власти и быстренько под шумок захватили ведущие посты в государстве. Может быть, когда-то и утрясется, потому что обязательно должны они обожраться в своих руководящих креслах, задраться наконец: а что же дальше? Ведь если так будет бесконечно, снова экспроприация начнется, да такая, какой еще мир не видел.

Ну а пока суд да дело, прав Леня, друг за дружку надо держаться. Только крепкий кулак может этот базар успокоить. А если вам так уж необходимы для болтовни с высоких трибун плюрализм, либерализм и оппозиция — валяйте! Партии вам нужны? Будут. Найдутся и для вас лишние деньги... Работать не мешайте!

Мешающий делу мог с ходу себя зачислить в личные враги Молчанова. Убивать его? Зачем, есть не­мало других, вполне цивилизованных способов убрать с дороги. Крайние меры для крайних случаев. Вообще-то государство должно бы само этим заниматься. Но когда поглядишь, в чьих руках твоя защита, слезы же горькие текут от такой перспективы.

Владимир Иванович поднялся на лифте на свой этаж и пошел по длинному коридору. Какая-то все публика попадалась непонятная. В Москве, читал он в газетах, начали уже чечню из гостиниц выгонять. А ты поди разберись — чеченец он или абхаз какой-нибудь... Все без ума, потому что город превратился в сумасшедший базар, где на каждом шагу задубевшие, усатые физиономии, а в ушах не смолкают гортанные кавказские крики. В общем, не Россия стала, а всеобщий бардак.

Он машинально толкнул дверь в свой номер. Она была открыта, и он не сразу понял это. Гриша, помощник, обычно был аккуратен. Странно. Молчанов вдруг пожалел, что оставил Егора, своего телохранителя, в машине. Так что же, возвращаться? «Да что, разве не мужик я, что ли?» — мелькнуло в голове.

Непроизвольно напрягшись, Молчанов на миг задержался в дверях и прислушался: в номере было тихо. Он осторожно вошел в прихожую, снова прислушался и через открытую стеклянную дверь медленно заглянул в комнату.

Гриша, развалившись, полулежал в кресле и спал. Длинные его руки безвольно свисали по обе стороны кресла, голова сонно покоилась на левом плече. Хилая прядка волос свесилась на самые глаза. Молчанов внимательно вгляделся в спящего — это было непросто, поскольку шторы на окнах бы­ли едва открыты и в номере царил полумрак, — увидел его замерший, неподвижно открытый рот и вдруг почувствовал, что сердце у него словно ухнуло куда-то в район желудка. И ноги враз стали ватными.

На серой шерстяной рубашке, которую Гриша но­сил, подражая простецки-небрежным манерам своего патрона, расплылось огромное темно-бурое пятно.

Стремительно, если так можно было назвать заплетающиеся шаги, Молчанов ринулся к середине коридора, где только что видел дежурную.

—   Там... — только и мог выдавить он из себя и без сил рухнул возле нее на стул. У девушки-дежурной от испуга вытянулось лицо. Пока она нервно крутила диск телефонного аппарата и вызывала милицию, Молчанов, опомнившись наконец, вытащил из кармана трубку собственного радиотелефона и приказал Егору немедленно подняться в номер.

Уже через несколько минут местная милиция тщательно осматривала номер. Врач в белом халате констатировал смерть. Почему? За что?.. Найдено было и орудие убийства — под креслом валялся «Макаров» с глушителем. Как если бы Гриша сам в себя пальнул. Чушь собачья?..

Молчанову на мгновенье показалось, что это он сам развалился в гостиничном кресле — в распахнутом синем пиджаке, как у Гриши, и с пулей в сердце.

Морщась от наплывающей безумной головной боли, сидя на кровати, Владимир Иванович хриплым, будто сорванным голосом отвечал на вопросы милицейского майора, записывавшего его невнятные показания. По номеру сновали незнакомые люди, но в дверях каменной глыбой застыл Егор, и это немного успокаивало Молчанова. А оперативная группа между тем занималась своими делами — они перебирали разложенные Гришей в бельевом шкафу вещи, осматривали и опудривали хрустальные стаканы на предмет отпечатков пальцев, откуда-то появилась собака и, покрутившись по но­меру, исчезла вместе с проводником. Кровь стучала в висках, мешая сосредоточиться. Но все же одна мысль как-то сумела пробиться и вдруг предстала отчетливо ясной.

«Они» приняли Гришу за меня...» Помощник ведь и близко не соответствовал роли двойника. И ростом хоть и не намного, а пониже, и фактурой по­крепче, жилистый был... Был, да... А вот лицо худое, аскетическое, и с прической тоже не густо. И это уже получается поближе. Если они стояли рядом, то, конечно, были непохожи. Но если Гриша сидел один, да еще спиной к окну и тяжелые шторы, как и сейчас, полузакрыты, — то вот она и причина...

И еще. Ведь как бывало до сих пор? Свой приезд или прилет в столицу Молчанов всегда предварял телефонным звонком сюда, в гостиницу. И сам же заглядывал к Валентине Петровне со свертком. Это была их давняя милая традиция, которой Молчанов никогда не изменял. Такой приятный пустячок. А сегодня, торопясь на совещание и понимая, что Грише как помощнику там, в сущности, делать будет все равно нечего, послал к администраторше именно его. И выходит, тот, кто за ним охотился, знает об этой молчановской традиции. Его выследили, проводили в номер и убили, не догадываясь, что убили совсем другого человека.

Поняв это, Молчанов вдруг почувствовал, как спина его стала покрываться холодным потом. А если этот убийца уже догадался о своей ошибке? И может быть, он снова тут, в этом номере, и только ждет момента, когда его жертва останется в одиночестве?..

Подчиняясь не разуму, а, скорее, инстинкту, Молчанов сбивчиво извинился перед майором и попросил разрешения пройти в ванную. Взглянув на себя в зеркало, он перепугался: глаза — навыкате, в лице — ни кровинки и кожа стала какого-то непонятного зеленого цвета.

Он быстро скинул тяжелое пальто, пиджак и рубашку и сунул голову под струю холодной воды, а потом энергично растер щеки и темя махровым полотенцем. Снова медленно оделся и взял с подзеркальника в прихожей свою папку с документами — все остальное теперь уже не представляло ни малейшей ценности — и вернулся в комнату.

Двое рослых мужиков в серо-зеленых халатах уже положили труп Гриши в целлофановый мешок, подняли на носилках и понесли к двери.

Молчанов объяснил майору, что, к сожалению, в данный момент ничего к сказанному добавить не может, к тому же у него назначена важная встреча с Леонидом Ефимовичем Дергуновым, ну кто же его не помнит, бывший зам министра станкостроения, а теперь генеральный директор гигантского концерна, а кроме того, не исключено, что на этой встрече будет сам новый премьер Силаев. Молчанов поднял глаза к потолку, и майор понял, на каком уровне должна состояться встреча. А когда понял, то соответственно и отреагировал: «Вы свободны...»

Майор отпустил Молчанова, хотя сам остался, чтобы дождаться муровцев, ибо это должно было проходить по их ведомству. И следователь прокуратуры должен был приехать с минуты на минуту.

Молчанов действовал как сомнамбула. Он по­звал Егора и сказал, чтобы тот немедленно шел к машине и отпустил ее. Егор, естественно, спросил почему. Не терпя возражений, Молчанов приказал Егору взять первого попавшегося левака и отъехать с ним на набережную. Охранник пожал плечами, чувствуя какую-то бестолковость в мыслях и приказаниях своего шефа, и вышел. Молчанов же дождался, пока санитары с тяжелыми носилками при­близились к лифту, который находился в противо­положном конце коридора, и в номере остались лишь несколько человек в милицейской форме.