Павел Шестаков - Остановка Страница 4

- Спасибо. Очень хороший чай. А больше вы никого не встретили?

- Нет.

- Ну, и за это спасибо.

Игорь Николаевич встал.

- Пора мне.

- Как же мы узнаем?..

- Ваши координаты мне известны, а свои я оставил Николаю Сергеевичу. Он поживет тут немного с вашего разрешения.

- Рада буду.

- Всего пока доброго. Крепитесь.

Она проводила Игоря Николаевича, вернулась и развела руками.

- "Крепитесь!.." А что ж остается? Буду. Жить-то осталось всего ничего. Но пока жив, о живом нужно... Как думаешь, не наврала я лишнего?

- О чем вы?

- Да о Женьке этом.

- Никогда не мог понять, как у человека на человека рука поднимается.

- Да уж сам видишь. - И добавила тихо: - И не такое бывает.

- Насколько я помню Перепахина...

- Не о Женьке речь. Ну его совсем. Приспичило опохмеляться проклятому. А у меня душа не на месте.

- Из-за Перепахина?

Она посмотрела на меня прямо.

- Думаешь, совсем старуха из ума выжила? Горе такое, а она о пустом человеке печется!

Приблизительно так я и думал.

- Игорь Николаевич показался мне человеком опытным и разумным. Так что нет оснований...

- Беды ждать? У каждой беды свое основание. Разве я сегодня ждала?

И тут, впервые, опустив голову на сжатые сухие кулаки, она заплакала. Чем мог я утешить эту старую женщину? Что ей были сейчас слова, самые искренние, самые сочувственные? Ведь нет Сергея...

В мою жизнь он вошел в школьные годы. Они же послевоенные, трудные и счастливые. Трудные потому, что не зажили раны, счастливые потому, что какими же им еще быть после всего пережитого? Хотя, по справедливости, я был более счастливым, чем Сергей. Мои родители остались живы, а его погибли. Произошло все обратно здравому смыслу. Его отец и мать были значительно старше моих по возрасту, призыву не подлежали. Напротив, отец - крупный специалист - был своевременно отправлен в тыл вместе с семьей, а мои ушли на фронт. И вернулись. Отец израненный, мама, поседевшая в плену. А эшелон, в котором уехал Сергей, разбомбили.

Наверно, это был самый страшный час в его жизни. Отец и мать погибли, а сам он был ранен в ногу. Залечили ее плохо, и Сергей долго еще ходил с палкой. Палка была солидная, с тяжелым литым набалдашником, досталась она ему, как и роковая коллекция, от деда-профессора. А квартиру профессорскую по причине уменьшения жильцов уплотнили, и Сергею с теткой, которая привезла его из детского дома, куда попал он после бомбежки и госпиталя, пришлось и коммунальную жизнь пережить. К счастью, подселенный сосед оказался со влиянием и возможностями, и площадь разделили так, что у Сергея с Полиной Антоновной остались две отдельные комнаты, что по тем временам было большой удачей.

Так они и устроились на всю жизнь под одной крышей, два одиноких человека с разными вкусами - Сергей в тесном забитом сверх меры кабинете, и тетка в своем просторном жилье. Полина Антоновна осталась одинокой не по своей воле, а вот почему Сергей? Такой вопрос легче задать, чем получить ответ. Да и что за ответ? Не сложилась личная жизнь? За этими словами всегда многое кроется. Может быть, с того началось, что на танцах приходилось стоять у стены, неуверенность подавляла, какие-то черты характера сказались, обстоятельства не благоприятствовали. Вот и упустил время. А потом привык, может быть, нашел даже в своем положении определенные преимущества, да так и остался холостяком. Многие такую жизнь не одобряют. И Сергея предостерегали от холодной старости. А оказалось, что предостерегали зря, без старости обошлось...

Старость уделом Полины Антоновны осталась.

Она тем временем встала, вытерла лицо, одолела себя и снова Перепахина вспомнила.

- Принеси, пожалуйста, книжку телефонную.

Я принес справочник из прихожей.

Полина Антоновна надела очки, начала листать страницы.

- Вот его адрес.

- Женькин?

- Его, баламута. Правда, квартира не обозначена.

- Зачем вам адрес?

Она не ответила.

- Но я знаю, он в маленьком доме живет, найти квартиру нетрудно.

Я повторил вопрос.

- Будь добр, уважь старуху. Это близко. Пешком дойти можно.

- Да зачем?

На лице у нее появилось виноватое выражение. То ли перед Женькой вину чувствовала, то ли меня обременять стеснялась...

- Повидать бы его.

Я вздохнул. Предложение Полины Антоновны казалось мне старческой блажью, но разве мог я отказать ей в сложившемся положении!

- Что же я скажу ему? Предупрежу, чтобы бежал?

- Куда ему бежать! Поглядишь просто, взяли его или гуляет. Ведь заспешил-то Игорь Николаевич, сам видел.

- Ну а если взяли?

Мысль о том, что Женька мог убить Сергея, казалась мне, однако, дикой.

- Будем знать.

- А если гуляет?

- Тогда как найдешь нужным.

"Частный сыщик я, что ли!.."

Но желание пойти уже возникало понемногу. Вдруг что-то и прояснится. Все легче, чем сидеть в неизвестности, дожидаясь звонка Игоря Николаевича.

- Схожу, Полина Антоновна. Только адрес запишу. Память уже не та...

Квартал, в котором жил Перепахин, был совсем не похож на улицу, где стоял дом Сергея. Реконструкция и снос обошли его пока стороной. До революции мелкие наживалы строили здесь "доходные" домишки в один-два этажа с маленькими двориками. Сейчас люди понемногу покидали обветшалые строения, однако дом, в котором я искал Перепахина, не выглядел запущенным. Старые стены были заплетены диким виноградом, двор недавно асфальтировали.

У ворот женщина неопределенного возраста развешивала белье на веревке, протянутой от дома к забору.

- Вы мне не подскажете, как найти квартиру Перепахина?

Женщина оглядела меня с нескрываемым любопытством.

- Вон, по лестнице, - махнула она наконец рукой с прищепкой. - Он вам сам нужен?

- Сам.

- Нету его.

- Нету?

- Нету.

Пояснять свои слова она не стала, отвернулась и занялась бельем.

- А вы не родственница?

- Еще чего!

Сказано было выразительно и к дальнейшим вопросам не располагало.

По гнущимся под ногами ступенькам я поднялся на площадку, своего рода балкон, опоясывающий весь второй этаж. Отсюда двери вели в квартиры, сюда же выходили и окна.

Я постучал. Дверь была не заперта, но мне никто не ответил.

- Можно к вам? - спросил я громко.

- Кто еще? - послышался неприветливый голос.

Входить не хотелось, однако я толкнул дверь. В крошечной прихожей мне пришлось пригнуться, чтобы не стукнуться о педаль висевшего на стене велосипеда. За прихожей шла комната. Прежде всего я увидел детей. Мальчишка лет двенадцати в истерзанных джинсах наблюдал за пыхтящей стиральной машиной. Девочка поменьше кормила манной кашей малыша, повязанного слюнявчиком.

- Здравствуйте, - сказал я.

Откуда-то изнутри квартиры появилась женщина в халате. Не отвечая на приветствие, она смотрела хмуро, выжидательно.

- Мне нужен Женя Перепахин, - произнес я неуверенно.

- Опоздали.

- Он ушел?

- Ушли... его.

"Неужели все-таки он?!"

- Как? Куда?

- Милиция забрала.

Сомневаться больше не приходилось, но я пробормотал неловко:

- Может быть, это ошибка...

- Какая ошибка! Сидел тут, побрякушками любовался. С поличным и взяли.

- С монетами?

- А то с чем же! Увидал милиционера в окно - раз их под подушку.

- Там и нашли? - спросил я без особой надобности.

- И не искали. Сам отдал, как милиционер у него спросил.

- Милиционер пожилой?

- Почему пожилой? Молодой парень.

- А пожилой среди них был? В штатском?

Не знаю даже, почему я так допытывался об участии в аресте Игоря Николаевича. Наверно, испытывал потребность убедиться, что все это не дурной сон. Однако, напротив, совсем не убедился.

- Среди кого? - не поняла меня жена Перепахина. - Один был парень. Чего тут другим еще делать? Это ж не бандита ловить...

Будничность ее слов никак не вязалась с моим представлением об аресте убийцы, опасного преступника. Рядовой милиционер среди бела дня, в форме, поднимается спокойно по лестнице... Ерунда неправдоподобная.

- Странно. Значит, Женя... - я поколебался, подбирая слово, присвоил чужие монеты? Из коллекции взял?

Женщина в ответ неожиданно закричала:

- Монеты взял! Плевать мне на эти монеты. Он кровь мою выпил, жизнь сгубил, а теперь на казенные харчи сядет, на химию устроится. Не клят, не мят... А я с этими тремя ртами как, а?!

Я взглянул на детей, почему-то ожидая увидеть три широко открытых рта, но рты были сомкнуты, даже евший кашу маленький сжал тоненькие губки и испуганно смотрел на мать.

"Что это она?.. Не знает? Какая "химия"! "Не клят, не мят!" Он же убил. "С поличным и взяли". А она, выходит, не знает. Сказать? Язык не поворачивается. Лучше пусть без меня узнают. Хоть немного позже. Бедные дети..."

Я смотрел растерянно и бессильно.

- И зачем я с таким паразитом связалась! Тунеядец, захребетник проклятый, ворюга! Пожалела на свою голову. Думала, бедный человек, невезучий...