Фридрих Незнанский - Операция Страница 4

Нет, русский юмор, конечно, великая вещь, но чтобы понять расчетливых парламентариев, даже его не хватает.

К политике вообще трудно подойти с юмором. Разве что с черным.

Эти нехитрые мысли время от времени проносились в ясных головах лордов и сэров, но только как изыск, как игра воображения, но никогда не окрашивались совестью или хотя бы легким укором самим себе. Политика – вещь не только не смешная, но еще и бесчувственная.

Шеппард и Коллинз еще некоторое время досмеивались своим веселым шуткам, а затем вышли в коридор, предварительно сменив выражение лиц на деловито-сумрачное.

Им сразу что-то не понравилось в общей атмосфере. У окружающих были весьма скорбные и озабоченные лица.

– Мы что-то с вами пропустили важное, Шеппард, – шепнул Коллинз. – Не иначе случилась революция и мы стали какой-нибудь социалистической республикой.

Лорд сдержал улыбку.

– Скорее, королева отреклась от престола, – шепнул он в свою очередь.

– А все свои деньги отдала на борьбу с расизмом, – подхватил Коллинз.

– Прекратите, – прошипел Шеппард, – я сейчас расхохочусь.

– Сэр Тэйлор! – окликнул Коллинз человека из толпы черных пиджаков, которые что-то мрачно говорили друг другу. – Можно вас отвлечь от содержательной, но весьма грустной беседы. Может быть, вы и нас посвятите в курс дела? Неужели премьер опоздает еще на час? Этак мы не успеем сегодня принять программу. Впрочем, можно не давать слова оппозиции, – мягко улыбнулся он.

– Боюсь, джентльмены, премьер сегодня вообще не придет, – сказал Тэйлор, не особенно радуясь тому, что сообщает новость первым.

– Это невозможно, – не поверил Шеппард. – Он же не сошел с ума.

– Хуже, джентльмены.

– Заболел? – ухватился за полуспасительную мысль Коллинз.

– Нет, джентльмены. Премьер сегодня утром убит.

– Погодите, не так быстро… – Коллинз растерянно оглянулся на Шеппарда.

У того монокль выпал из глаза:

– Значит, мы сегодня не будем ратифицировать договор с «Марс»?

Наверное, Шеппард сказал это слишком громко, потому что чуть ли не весь коридор обернулся к нему. И чуть ли не все в один голос сказали:

– Нет!

Потому что только этот вопрос и мучил всех. И потому что сегодня они таки испытывали несвойственное политикам чувство отчаяния…

Глава 3. Англия – Северный Арабский эмират, 1953

За те три года, что Мухамед Махлюф провел в Англии, он успел почувствовать себя настоящим европейцем. Научился носить элегантные костюмы и джинсы-клеш, гладко бриться по утрам (на родине эта процедура строжайше запрещалась) и водить свой пятиметровый «роллс-ройс» по левой стороне дороги.

Махлюфу было двадцать лет, и учился он в одном из самых престижных европейских колледжей. Учился хорошо. Впрочем, учиться плохо ему бы просто не позволили.

Разве что глухонемой восьмидесятилетний садовник, ежедневно подстригавший газон перед главным зданием колледжа, не знал о том, что отцом Махлюфа был арабский эмир Ясер Махлюф, владелец нефтеносных месторождений и самый богатый человек Аравийского полуострова. Остальные, в том числе преподаватели физики и химии – предметов, в которых Мухамед был ни бум-бум, знали об этом.

В колледже томились дети и других высокопоставленных особ, но по «крутизне» (как с недавних пор любила выражаться молодежь в Великобритании) Махлюф-младший превосходил их всех, вместе взятых.

«Зачем связываться с сильными мира сего?» – резонно размышляли учителя, выставляя в кондуите отличные оценки, хоть работы Мухамеда не заслуживали и «единицы».

Словом, сынку нефтемагната жилось в трехэтажном белокаменном особняке с многочисленной прислугой весьма неплохо. Каждый месяц он отправлялся в банк, куда его отец пересылал «скромные» суммы с шестью нулями. Эти деньги он тратил легко, сыпал ими направо и налево. Наверное, поэтому у наследника пятидесятимиллиардного состояния было так много «друзей».

Именно они научили его курить марихуану и нюхать кокаин. Махлюфу понравилось.

Воспитанный в исламской строгости, он был фанатично предан Аллаху. Но теперь смуглолицему пареньку становилось все сложней и сложней подчиняться законам шариата. С завистью наблюдая за своим окружением, свободолюбивым, наслаждающимся жизнью молодняком, он однажды не выдержал, окончательно сдался. И его унесло течением.

Пристрастие к выпивке и наркотикам – это еще полбеды. Особенно тяжело ему было совершать вечерний намаз – время молитвы совпадало с разгаром буйного веселья в самом разгульном клубе Лондона, на Пикадилли. И хотя в багажнике «роллс-ройса» всегда лежал коврик для намаза, он так и оставался там невостребованным – не молиться же на глазах у всей честной компании, посреди танцующей толпы, в скачущих огнях светомузыки… А после клуба, когда белая ниточка на запястье сливалась по цвету с черной, Мухамед уединялся с какой-нибудь смазливой и крепкозадой девчонкой и до самого утра удивлял ее своим восточным темпераментом.

Папаша Ясер находился в полнейшем неведении относительно времяпрепровождения любимого сыночка. Он доверял Мухамеду.

В тот вечер все было как обычно, по полной программе. Друзья, кокаин, джазовый клуб. Настроение – лучше некуда, да еще и «Челси» выиграл у «Арсенала» с крупным счетом, что тоже необходимо было отметить.

Вдоволь наплясавшись, веселая ватага ввалилась в ночной паб, пропустить по пинте темного пива.

Прознав о богатеньком посетителе, хозяин заведения тотчас же спустился в зал, чтобы лично выразить Махлюфу свое почтение.

– Я хотел бы остаться в тесной компании своих друзей, – попросил его Мухамед, протягивая несколько крупных купюр.

– Нет ничего проще, – заискивающе улыбнулся хозяин, беря из денежного веера только одну бумажку. – Через несколько минут помещение будет в вашем распоряжении.

Все смотрели на Махлюфа с нескрываемым восхищением, как на идола. Еще бы! Для него нет ничего невозможного! О, как ему нравилось ощущать себя предводителем!

Компания гудела, пиво лилось рекой, а на стойке бара отплясывали невесть откуда взявшиеся стриптизерши. Это хозяин решил использовать купюру Мухамеда по назначению и очень жалел о том, что не взял весь стерлинговый веер. Кто знает, когда еще царьку вздумается наведаться в его паб?

– Я Дженни. Ты меня помнишь?

На Махлюфа смотрели влажные светло-голубые глаза. Какая очаровательная мордашка… И приятный ирландский акцент…

– Помню, – ответил Махлюф, хотя и не был твердо уверен, что они прежде встречались. Да и сколько их было-то?

– Вообще-то мои предки ругаются, когда я поздно возвращаюсь домой. – Дженни провела тыльной стороной запястья по его щеке.

Вскоре они остались одни. Остальные парни и девчонки разбились на шумные группы по интересам. Кто-то забавлялся игрой в «бутылочку», кто-то метал дротики, а кто-то уже дрых безмятежным сном, уронив голову на столик.

– Тебя бьют?

– Иногда, – сладко прищурилась девушка. – Но не больно. Отец заставляет меня снять трусы и пару раз стегнет ремешком… Он любит смотреть на мою голую попку.

От последних слов у Махлюфа засвербело внизу живота. Он свернул в трубочку салфетку, один ее конец сунул себе в ноздрю, другой ткнул в кокаиновую горку, после чего с шумом втянул в себя содержимое горки.

– Сколько тебе лет? – переведя дух, спросил он.

– Пятнадцать. Будет.

Едва они уединились на заднем сиденье «роллс-ройса», как Дженни разрешила себя поцеловать, сама приблизив к губам Махлюфа свои пухлые губы. Скользя кончиком языка по ее небу, Мухамед судорожно расстегивал пуговки блузки. Вот уже его ладонь обхватила туго стянутую чашечкой бюстгальтера грудь…

– Ты классный парень, – прохрипела Дженни. – Подожди, подожди… Мне нужно… Сейчас, сейчас… – Она скинула с ноги туфельку, выудила из-под стельки крошечный пакетик. – Хочешь попробовать?

– Что это?…

– Это сказка. – Она высыпала в его руку несколько кристаллообразных крупинок. – По сравнению с этим все остальное – детское питание, корнфлекс с молоком…

– Ненавижу корнфлекс. – Мухамед не сводил с девчушки замутненного взгляда.

Он бросил крупинки в рот, запрокинул голову, как это делают, принимая таблетку.

– Это кайф… кайф… кайф… – шептала Дженни, впиваясь губами в его смуглую шею. – Ты ощущаешь его?…

Мухамед хотел ответить, но не смог. Его руки безвольно повисли, дыхание почти замерло, а облик Дженни застлало плотной сизо-малиновой дымкой.

Начальник службы безопасности, бородатый детина по имени Али, отыскал Махлюфа-старшего у самой дальней лунки на поле для гольфа. Прикрыв правый глаз, Ясер старательно прицеливался желобком клюшки в самую серединку шара.

Али знал, что беспокоить босса во время игры в гольф – значит обречь себя на большие неприятности. Впрочем, он также знал, что, если не сообщить Ясеру немедленно о случившемся, неприятностей вряд ли станет меньше…