Паула Гослинг - Ответная месть Страница 4

— Наверно, я минуту-другую был бы в шоке, — наконец предположил он.

— Так долго? — Нилсон удивленно поднял брови.

— А меня бы оплакивал ты долго? — в свою очередь поинтересовался Пински.

— Целый год ходил бы в черном, — искренне признался напарник.

— О! Вот здорово! Тебе же идет черное.

— Сам знаю, — ухмыльнулся Нилсон. — Может быть, пройдем в помещение и посмотрим, чем там заняты остальные? Мы можем обменяться впечатлениями и мнениями, а затем посмотреть, что выдал нам компьютер. Как я рад был бы обнаружить, что и жертвы, и убийца когда-то в детстве жевали вместе одну и ту же жвачку. Говорю тебе откровенно, Нед, все это порядком подействовало на меня. Я все время ощущаю некое горячее пятно на своем затылке как будто там укреплена яркая светящаяся мишень для стрельбы.

Пински согласно кивнул.

— Паршивое дело, как сказал бы Шерлок Холмс, — пробормотал он и неуклюже потащился следом за Нилсоном.

3

Собелл оказался лысеющим человеком с пышными усами над тонким ртом. Он сидел за столом, тупо уставясь на порванный журнал записей и на старенькую пишущую машинку. Он поднял голову, когда Пински и Нил-сон подошли к нему. Нед Пински окинул быстрым взглядом его мрачное лицо и поникшую фигуру и сразу понял, в каком он состоянии.

— Хэрри, — проговорил он, — как дела? — и присел на край стола.

Собелл взглянул на него.

— Это я обнаружил его, Нед. Я увидел его машину, пошел туда и нашел его. Я узнал его куртку. Боже мой! Его куртку, а не его самого! Я думал, что знаю, каково это — потерять человека. Мы видим это почти каждый день, не так ли? И все-таки не так. Я все еще не могу осознать, что Фила нет в живых. Я сижу здесь, но внутри я мертв. Я не понимаю, откуда берется каждый мой вздох, как я еще дышу? Мне кажется, вот этот вздох последний: все — я умер. Но я еще дышу. Ничего со мной не происходит, я вдыхаю и выдыхаю…

— Не принимай так близко к сердцу, Хэрри… — попытался утешить Пински.

— Он был хорошим парнем, — отозвался Собелл. — Мы, конечно, всегда так говорим об умерших, но Фил действительно был хорошим человеком. Он был добрым, понимаешь? Его все любили. Я любил его как брата, мы работали вместе лет десять, пожалуй… А я смог узнать только его проклятую куртку!

И Собелл разрыдался.

— Он ничего не говорил перед этим? — спросил Нил-сон. — Что-нибудь о снайпере или о чем-то подобном?

— Ничего такого, кроме того, что говорили мы все: почему мы никак не поймаем этого ублюдка и тому подобное. — Собелл взглянул на Нилсона. — Ну а вы как?

— Мы стараемся, — вздохнул Нилсон. — Но это нелегко, сам понимаешь. Ты ведь все знаешь…

— Я знаю только, что сегодня погиб Фил, — жестко проговорил Собелл. — И я знаю, что первый парень погиб несколько недель тому назад.

— Да, но только на прошлой неделе кому-то пришло в голову связать между собой эти убийства и поручить нам расследование, — сказал Пински. — А мы теперь словно в гору карабкаемся — а камни сверху беспрестанно летят нам в лицо. Мы ищем взаимосвязи, надеемся отыскать что-то похожее…

Лицо Собелла скривилось, как от боли:

— Тогда, получается, вам повезло — еще один парень пристрелен — вот вы и отыскали что-то похожее.

— Я не это имел в виду, — возразил Пински.

Собелл с шумом опустился в кресло и потер лицо, смахнул ладонями слезы.

— Я знаю, что ты не это имел в виду. Я знаю, какова ваша работа. Могу представить, с какими трудностями вы сталкиваетесь. Но, Христа ради, почему — Фил?

Пински окинул взглядом комнату. В обычное время полицейский участок, когда дело идет к полудню, бывает заполнен людьми — крик, споры. В полдень здесь кипит жизнь. Сейчас же в участке было необычайно тихо: все разговоры велись на пониженных тонах. Теперь здесь поселилась скорбь. Ушел не просто человек — ушел из жизни собрат. Каждый телефонный звонок, казалось, как ножом располосовывал тишину. Офицеры в форме и в штатском сновали туда-сюда по своим делам, но лица были сумрачные, все были напряжены.

Пински взглянул на Собелла:

— Почему не один из них?

— Несомненно, кто-то платит за старые обиды, — сказал Страйкер капитану Корса. — Мы сейчас сосредоточим усилия на поиске бывших заключенных. Среди тех, кто был в заключении, мы постараемся найти таких, кто, находясь в тюрьме, был чем-то оскорблен или обижен. В первую очередь проверим тех, кто только что выпущен. Потом займемся теми, кто вышел на свободу не так уж давно, потом… ну, и так далее. Это адова работа, скажу я вам…

— Вся наша работа такая, — отвечал Корса, разглядывая из окна улицу перед полицейским отделением. Там было полно народа, сюда стекались люди просто любопытные и патологически любопытные, вокруг здания полиции не прекращалось движение: подъехала «скорая помощь», машина медицинской экспертизы, машины других детективов, врачей, следователей, полицейские в форме пытались навести порядок. Все жаждали какой-то новой информации. Однако по большей части вся эта запоздалая активность не давала результата: из-за шума автомобилей и гомона толпы трудно было что-либо расслышать.

Надо было что-то предпринимать.

— Мы должны сделать все возможное, — заговорил Страйкер. — Достаточно плохо, когда совершается одно преступление и гибнет один человек. Но у нас — четыре места преступления, четыре судебно-медицинских протокола, четыре разных биографии, четыре отдельно выполненных расследования, кое в чем пересекшихся, — и одно общее расследование. — Он в раздражении ухватил себя за волосы. — И все это время преступник гуляет на свободе и смеется над нами.

Корса повернулся к нему:

— Ты это чувствуешь? Тебе кажется, что преступник один?

— Будь уверен! — ответил Страйкер.

— Что же он собой представляет? — спросил Корса.

Страйкер вздохнул и зашагал по комнате. А поскольку она была не такой уж большой, и к тому же ее загромождала разная мебель, шкафы и прочие кабинетные принадлежности, ходить по прямой там было непросто. Вопрос, заданный ему Корса, был гораздо серьезнее, чем казалось на первый взгляд. Страйкер и сам постоянно думал об этом. Большинство детективов, изучающих преступления, особенно связанные с убийством, со временем приобретают способность как бы проникать в сознание преступника. Помогает ли им в этом зрение, слух, обоняние и другие органы чувств, некий инстинкт или нечто необъяснимое, но так или иначе они приобретают эту способность.

— Он холоден, — наконец произнес Страйкер. — Этот подлец кажется мне холодным и бесстрастным. Он не горячится, не впадает в бешенство. Он осторожен, внимателен. И безжалостен.

— Человек с особым призванием? Таким, как ты его описал, должен быть идеальный солдат. Или кто-то в этом роде.

— Возможно, — кивнул Страйкер. — Или палач. Мне он скорее напоминает палача.

— Профессиональный убийца? — спросил Корса.

Страйкер поднял плечи и медленно опустил их.

— Может быть. Мы пока не занимались этим, мы все еще проверяем местных психов и бывших заключенных, как я уже тебе говорил. Если кто-то платит ему за убийства — это будет совсем другое направление поисков. Если опять же у этого «кого-то» есть причина ненавидеть каждого из убитых полицейских конкретно — это одно, а если развернута компания против всего департамента полиции — это совсем другое. В последнем случае опять придется считать, что убийства производятся без выбора определенной жертвы.

— Боже мой, столько концов… не знаешь, за какой и ухватиться, — Корса говорил это просто из сочувствия. На самом деле, работая в местном отделении полиции, капитан Корса не мог представить себе весь объем предстоящей им работы. Он имел дело с повседневными проблемами небольшого коллектива людей, работающих на небольшом полицейском участке. Даже теперь, когда дело коснулось одного из сотрудников его отделения, он все же не в силах был полностью осознать задачу, которая стояла перед Страйкером и его товарищами.

— А если здесь замешана политика? А если действует какая-то группа фанатиков?

Страйкер улыбнулся и кивнул:

— Сейчас ты высказал интересную мысль. Что, если эти действия направлены против всего общества? Не следует ли предположить, что перед нами целая программа, направленная на дестабилизацию установленного порядка? Выбрать подходящее место для начала, отстреливать по одному полицейскому и довести их до того, что они со страха в штаны наложат и не смогут эффективно действовать. Ведь мы уже и сейчас не можем действовать эффективно, почти во всем городе. Нельзя работать с полной отдачей, если все время приходится оглядываться. А что, если это начало проклятой революции? Где тогда я найду преступника? А? Никто пока не выступил и не сказал: «Это сделали мы!», но, может быть, они просто выжидают более удобный момент? Или хотят как можно больше истребить нас, прежде чем пойти войной в открытую? И с каждым новым убийством проблема растет как снежный ком, предположения множатся без конца, работы скоро станет столько, что на нее не будет хватать ни времени, ни человеческих сил. Есть еще какие-нибудь предложения, капитан?