Джон Гришэм - Трибуны Страница 4

— А Онтарио?

— Он здесь, работает на почте. У них с Такитой трое детишек. Она учительница. По-прежнему очаровательна. И они ходят в церковь пять раз в неделю.

— Значит, он всегда улыбается, как и прежде?

— Да, всегда.

— А что Дэнни?

— Пока здесь. Преподает химию — вон в том здании… Не пропускает ни одной игры.

— Ты когда-нибудь учил химию?

— Никогда.

— И я никогда. Всегда получал «отлично», а учебник даже не открывал.

— Оно тебе надо? Ты же был «Вся Америка».

— Джесс так и сидит в тюрьме?

— Да. Ему еще долго сидеть…

— И где он?

— В Буфорде. Я часто встречал и встречаю его мать, спрашиваю, как он. Она каждый раз плачет, но что я могу сделать?

— Интересно, он знает про Рейка? — спросил Нили.

Недоуменно подняв плечи, Пол помотал головой.

В разговоре возникла очередная пауза. Какое-то время оба молча наблюдали за немолодым человеком, с заметным трудом двигавшимся по беговой дорожке. Две шедшие за ним следом полные молодые женщины о чем-то энергично болтали.

— Ты знал эту историю — почему Джесс на самом деле подписался играть за Майами? — спросил Нили.

— Не то чтобы очень. Ходило много слухов про деньги, но Джесс разве скажет?

— Ты помнишь, как отреагировал Рейк?

— Он чуть его не прибил. Думаю, Рейк сам обещал кое-что парням из «Эй-энд-Эм».

— Рейку хотелось громких побед. Он хотел, чтобы я играл за «Стейт».

— Поэтому тебе пришлось уйти?

— Было уже поздно.

— Почему ты согласился играть за «Тек»?

— Мне нравился их квотербек Коуч.

— Их квотербека Коуча не любил никто и никогда. Так почему на самом-то деле?

— Пол, ты действительно хочешь знать?

— Да, Нили, после пятнадцати лет я хочу знать.

— Пятьдесят тысяч долларов наличными.

— О нет…

— Да. «Стейт» предложили сорок, «Эй-энд-Эм» давали тридцать пять, кое-кто из остальных желал заплатить по двадцать.

— Нили, ты никогда этого не рассказывал.

— До сего момента никому не говорил. Дело-то скользкое.

— Ты взял у «Тека» пятьдесят тысяч долларов наличными? — медленно произнес Пол.

— Пятьсот стодолларовых купюр, упакованных в красную холщовую сумку без каких-либо надписей, которую однажды вечером положили в багажник моей машины, пока мы со Скример сидели в кино. Наутро я подписал контракт с «Теком».

— Родители знали?

— Ты рехнулся? Отец позвонил бы в Национальную атлетическую ассоциацию колледжей.

— Почему ты взял деньги?

— Пол, не будь наивным. Все школы платили наличными, это было частью игры.

— Я не наивен. Удивительно, что это сделал ты.

— Почему? Я мог подписать контракт задаром, но мне предложили за деньги. Пятьдесят тысяч баксов для восемнадцатилетнего балбеса — все равно как в лотерею выиграть.

— Тем не менее…

— Пол, все вербовщики платили наличными, и я не помню исключений. Ни одного. Считаю, это было частью бизнеса.

— Куда ты дел деньги?

— Рассовал туда-сюда. Когда уехал в «Тек», купил новую машину. Ненадолго хватило.

— Родители ничего не заподозрили?

— Не особенно. Я был уже в колледже, и они не могли за всем уследить.

— Ты ничего не отложил?

— Для чего откладывать, если регулярно получаешь по ведомости?

— Как это по ведомости?

Сев поудобнее, Нили взглянул на Пола и снисходительно улыбнулся.

— Чего скалишься, задница? — проворчал Пол. — Как жаль, что большинство из нас не играло в первом дивизионе.

— Помнишь, я в первый же год играл кубок «Гатор»?

— Конечно. Мы тут все смотрели.

— Меня выпустили со скамьи на вторую половину. Я сделал три тачдауна, а в самом конце пробежал сто ярдов, получил пас и выиграл матч за секунду до свистка. «Родилась новая звезда». Лучший в стране новичок-первачок и все такое… Когда вернулся в колледж, нашел в почтовом ящике небольшую посылочку. Пять тысяч долларов наличными и записка. «Красивая игра. Продолжай». Подписи не было. Оно и так понятно: продолжаешь выигрывать — деньги продолжают капать. Я не видел смысла откладывать на будущее.

У Силоса на пикапе красовалась роспись, странным образом сочетавшая золотое с красным. Колесные диски отливали серебром, окна казались непроницаемо черными. Пикап остановился рядом с воротами.

— Явился, — сказал Пол.

Нили поинтересовался:

— Какой марки у него машина?

— Вероятно, краденой.

Силос тоже выглядел сделанным словно на заказ: кожаная куртка, как у летчика Второй мировой, черные джинсы, черные ботинки. Он не сбросил вес и не набрал. Медленно шагая вдоль края поля, Силос выглядел как раньше, когда был передним блокирующим. Он шел походкой мессинского «Спартанца», казавшейся ненатуральной, будто вызов, брошенный какому угодно представителю этого беспечного мира. Силос был готов надеть амуницию, схватить мяч и снова проливать кровь, выйдя на поле.

Муни уставился на что-то в самом центре, возможно, увидел там самого себя, каким был давно, или вдруг услышал, как рявкает Рейк. Неизвестно, что слышал или видел Силос, но он несколько секунд постоял у края площадки, а потом засунул руки в карманы и начал взбираться по ступеням. Тяжело дыша, он наконец подошел к Нили. Обхватив его по-медвежьи крепко, Силос поинтересовался, где пятнадцать лет пропадал его квотербек. Обменявшись приветствиями, они, по обыкновению, подначивали друг друга. Впрочем, ворошить старое никому не хотелось.

Сев рядом, все трое принялись наблюдать за очередным любителем бега трусцой. Казавшийся немного прибитым Силос глухим полушепотом спросил:

— Где сейчас обитаешь?

— В районе Орландо, — сказал Нили.

— Что за работа?

— Недвижимость.

— Семья есть?

— Нет, только один развод. А у тебя?

— О… Должно быть, детей у меня до черта, только я ничего про них не знаю. Никогда не женился. Гребешь деньги лопатой?

— Промазал. Меня нет в списке «Форбс».

— А я через годик собираюсь…

Покосившись на Пола, Нили спросил:

— Что у тебя за бизнес?

— Автозапчасти, — коротко ответил Силос. — Сегодня после обеда я заезжал к Рейкам. Там мисс Лайла и девочки. Еще и внуки с соседями. В доме полно народу. Сидят кружком и ждут, когда Рейк помрет.

— Ты его видел? — поинтересовался Пол.

— Нет. Он был в другой комнате, при нем только сиделка. Мисс Лайла говорила, Рейк не хотел, чтобы видели, как он умирает. Сказала, он как скелет.

Они долго молчали, представляя эту картину — как Рейк лежит один в темной комнате и рядом только сиделка, считающая его последние минуты. До дня своего неожиданного увольнения Рейк вел тренировки в бутсах и шортах, без колебаний демонстрируя нужную ему технику блокирования или болевые точки на руке. У Рейка было особое пристрастие к физическому контакту с игроками, и оно вовсе не означало одобрительное похлопывание по плечу. Рейк предпочитал бить, и ни одна тренировка не считалась законченной без того, чтобы тренер не схватил кого-нибудь за шкирку, в гневе отбросив записи. И чем крупнее был оппонент, тем лучше. При отработке блокировок, когда ситуация переставала его устраивать, Рейк мог стать в безукоризненную стойку на «три точки», забрать у противника мяч и врезаться в упакованного с головы до ног защитника, выбрав объект фунтов на сорок тяжелее себя. У каждого игрока Мессины был неудачный день, когда тренер падал ему на спину, сбивая с ног одним злым ударом. Рейк особенно любил силовую составляющую футбола и требовал от игроков того же.

Но за тридцать четыре года главный тренер Рейк лишь дважды бил игроков вне поля. В первый раз в шестидесятые, во время памятной схватки между ним и самонадеянным игроком, покинувшим команду, искавшим приключений на свою голову и нашедшим их благодаря Рейку. Вторым был хлесткий удар в лицо, доставшийся Нили Крэншоу.

Казалось непостижимым, что сейчас тренер Рейк — усохший старик, хватающий воздух на последнем вздохе.

— Я служил на Филиппинах, — произнес Силос, и в вечерней прохладе его хриплый голос прозвучал неожиданно громко. — Охранял туалеты для офицеров и ненавидел каждую минуту службы. Я не видел, как ты играл за колледж.

— Немного потерял, — сказал Нили.

— Мне говорили, ты отлично играл, пока не получил травму.

— Было несколько хороших игр.

— В год выпуска из колледжа он стал игроком недели, — сказал Пол. — В матче с «Пурду» Нили сделал шесть тачдаунов.

— А потом колено, верно? — спросил Силос.

— Да.

— Как это случилось?

— Я прорвался вперед, в свободную зону, увидел проход, взял мяч и побежал, не заметив лайнбэкера.

Нили произнес это без выражения — так, словно делал тысячу раз и не хочет повторять еще.

В самом начале футбольной карьеры Силос порвал мениск, и он точно знал, что такое разбитое колено.