Ксения Баженова - Алые звезды Прованса Страница 4

Ваня съел оладьи. Во рту остался горький привкус. Развел себе еще кипятка с содой и пошел в ванную. Там, глядя в зеркало, он вытягивая вперед язык и проводя по нему верхними зубами, стал счищать с него налет. Движения получались смешные. «А вдруг мама умерла! – Эта страшная мысль, до сих пор никогда не приходившая ему в голову, вынесла его из замкнутого кафельного пространства в комнату. – Ну, конечно! Как еще можно объяснить ее глухое молчание! Ее долгое отсутствие! И денег никаких нет от нее! А подарок на день рождения?! Может, дед сам нашел эти деньги и сказал, что от нее? Просто не хотел меня расстраивать, вот и молчал!» – Не сдерживая рыданий, Иван бросился перерывать ящики в дедовской тумбочке, полки в шкафу, полки на кухне, и в коробке на антресолях нашел то, что искал. Нет, не совсем то. Искал он свидетельство о смерти, какие-то документы, а нашел несколько поздравительных открыток. Со стандартным набором слов и обратным адресом…

Ваня взял одну себе, а коробку засунул на место. Он разглядывал знакомый почерк и думал: «Ну вот, значит, все хорошо. А если дед не хочет ехать, то он поедет один и сделает маме сюрприз. Как раз сейчас будут выходные». – Он пошел собираться. Надел школьные брюки, не в трениках же ехать, рубашку, теплую кофту, теплые носки на нем уже были, и горло замотанным оставит, а перед мамой шарф снимет, чтобы быть красивым и не жаловаться, что он болеет – нельзя ее расстраивать. Старательно причесался около зеркала. Потом сел и стал писать записку. «Дорогой дедуля. Не волнуйся. Я поехал к маме. В воскресенье вернусь. Ваня». Ну вот, кажется, все. Он уже представлял, как обрадуется она, рисовал в своем воображении разные варианты встречи, подготавливал фразы, ответы на всякие возможные вопросы, рассказывал, как он хорошо учится, но внезапно от его хорошего настроения не осталось и следа: «Неужели он приедет к маме без подарка!». Деньги, ему нужны деньги. Он снова полез к деду в шкаф, где тот среди простыней и наволочек хранил в коробочке из-под конфет «Южные орехи» их небольшие сбережения. Одна десятка, трешка и несколько купюр по рублю. Трешка только на проезд. «В Москве же еще метро, – рассуждал он. – И сколько оно стоит, неизвестно. Надо было, конечно, лучше подготовиться, узнать сколько что стоит, подкопить денег. Только откуда их взять? Вот пошел бы давно на почту работать, переубедил бы деда. Что это за закон такой про четырнадцать лет. Если он взрослый парень, ему надо семье помогать. Что же, придется ждать целых два года? Ему уже двенадцать, а он еще ни разу не был в Москве… Нет, десятку он взять не может. Тогда денег в коробке почти не останется. Но он же вернет. Откуда он их возьмет, чтобы вернуть. Все, решено, он вернется и уговорит деда устроить его на работу».

Внезапно его размышления прервал резкий звонок в дверь. Мальчик быстро спрятал коробку обратно и раздосадованный и удивленный, кто это может быть, пошел открывать. На пороге стоял его друг Колька. Сиял, как начищенный самовар.

– Болеешь? А чего в школьных брюках? – Не спросив разрешения войти, он вломился в прихожую.

– Да чай на треники пролил. А надеть больше ничего нет. – И пока Коля снимал ботинки, Ваня быстро засунул сухие штаны под диван, а записку смял и выкинул в мусор. – Ты чего довольный такой?

– Представляешь! Историчка сказала, что в следующую пятницу мы едем на экскурсию в Москву.

– Правда, что ли?

– Ну да! Здорово?! Я решил, что надо тебе заранее сказать. Ну как ты тут?

– Да хорошо. Слушай, уроки скажи, раз пришел.

– Ага. – Коля многозначительно посмотрел на тарелку с остывшими оладьями. – Чайку бы. На улице мерзло, жуть.

Разогревая еду, Ваня думал о том, как все удачно сложилось. За неделю он точно успеет подготовиться и узнать, сколько все-таки стоит проезд в метро. Еще нужно подумать, как остаться в Москве, когда экскурсия закончится. Наверное, все-таки придется посвятить Колю в свои дела. Или нет… Хорошо, что деньги на дорогу туда не понадобятся, а обратно он поедет на электричке. И подарок. Надо придумать, что маме купить, чтобы ей очень понравилось. Ну ладно, время обо всем подумать еще есть.

За выходные мальчик совершенно поправился и в понедельник пошел в школу. Все эти дни он думал только о том, где достать денег. Вернувшись после уроков домой, он залез в кухонный буфет и из-за упаковок с хозяйственным мылом и пакетов с мукой достал небольшой деревянный ящичек, в котором дед прятал всю оставшуюся память о бабушке. Обычно женщины не дожидались своих мужей и сыновей с фронта. А тут наоборот. Почти перед самым окончанием войны дед попал в госпиталь с тяжелым ранением и потом поехал выздоравливать к сестре, у которой в то время жила его годовалая дочь, Ванина мама. Там они и получили похоронку.

Несколько медалей, изящные часики, подаренные дедом своей будущей жене в день свадьбы, небольшая стопка открыток, писем, пожелтевших фотографий и листочек с окончательным приговором – вот и все содержимое ящичка. Иногда дед доставал их, рассматривал, потом снова бережно складывал и убирал в буфет. В последний раз совсем недавно. Значит, долго сюда не заглянет. Если Ваня возьмет десятку из коробки, то, во-первых, ему может не хватить, во-вторых, дед и заметит быстро, и без денег останется. А вот если взять что-нибудь из вещей? Сдаст на время за деньги, а потом выкупит и вернет, потому что обязательно найдет себе работу, что бы там ему ни говорили про законы и учебу. Перебирая дедовы сокровища, Иван думал, что лучше взять, орден или часы. И выбрал часы – тоненькие, позолоченые, с давно остановившимися стрелками.

Скоро он уже пересекал местный рынок. Шел мимо полупустых, покрашенных коричневой блеклой краской рядов, со скучающими торговками картошкой, морковью и поздней переросшей зеленью. Комиссионка, «Продукты», «Рыболов-спортсмен», «Хозяйственный»… За неказистыми домиками, за полуржавыми гаражами в покосившемся сарае жил старый цыган Шандор. Его знал весь поселок, но мало кто хотел связываться с этим молчаливым человеком с высоким тяжелым горбом, с коричневым лицом, изрезанным морщинами. Сажали спекулянтов, фарцовщиков, расхитителей казенного имущества, торговцев валютой, проворовавшихся и не хотевших делиться директоров магазинов и овощных баз. Шандора же не трогал никто. Он существовал, как отдельный мир, как человек-невидимка, как неприкасаемое государство. И казалось, что жизнь идет своим чередом, все на земле меняется, и только этот цыган и сарай существуют вечно.

Ваня очень боялся. Боялся быть выгнанным, похищенным, обманутым. В детстве, когда дедова сестра брала его на выходные в свой домик с маленьким палисадником, он, гуляя во дворе, едва завидев в конце улицы компанию цыган, убегал домой – вдруг поймают и утащат. Она рассказывала много разных историй, как цыгане воруют детей и как могут заговорить и обобрать, будто липку. Целый табор их жил на соседней улице. Дом на участке стоял огромный, но мальчик все равно удивлялся, как в него помещается столько народу. Иногда, гуляя по проселочной дороге, он все же доходил до него и, если ворота стояли открытыми, что чаще всего и случалось, прячась в стороне за кустами, с любопытством и страхом быть застигнутым, наблюдал, как резвятся, дерутся и носятся друг за другом изгвазданные, но довольные и свободные цыганские дети. Чужих, измученных и несчастных среди них явно не наблюдалось. Но на всякий случай Ваня все же убегал домой, едва завидев разноцветную толпу.

И вот сейчас он шел к одному из тех, кого так боялся малышом. В окне покосившегося сарая, за задернутыми занавесками прятался желтый домашний свет, все как у обычных людей: окно, шторы, абажур, лампа. Ваня осторожно подкрался и хотел заглянуть в узкую щель. Подойти ближе мешала куча дров, наваленная у стены. Мальчик встал напротив и думал, с какой стороны удобнее зайти, чтобы подобраться к окну. В этот момент кто-то больно схватил его за ухо:

– Ты что тут высматриваешь, а?! – Обладательницей сиплого злого голоса оказалась молодая цыганка. Пока она тащила его к двери, Ваня успел разглядеть густую челку, сильно накрашенные глаза, прямой нос с живыми ноздрями, двигающимися в такт шагам и яростно втягивающими воздух, и верх черного бархатного пиджака, густо покрытого разноцветными бусами. – Ну-ка пойдем разберемся! – Она втащила совершенно не сопротивляющегося Ваню на крыльцо и втолкнула в дверь. В конце концов, он же все равно шел именно сюда, так какой смысл упираться. Ведь мог струсить и развернуться, а так доведет дело до конца. – Шандор, смотри, какой чаворо[1] к тебе пожаловал. Вынюхивал что-то под окном. – Она отшвырнула парня к стене и, закурив папиросу, глубоко затянулась и закашлялась.

– Много куришь, Зора. – Доплыл до Вани из глубины комнаты усталый и спокойный голос. Шандор сидел за круглым столом, низко склонив голову к настольной лампе, и что-то зашивал. Ваня рассматривал его затылок, перевитый седыми густыми кудрями.