Светлана Алешина - Интервью сквозь замочную скважину Страница 4

– Потом мы разобрались, конечно, – продолжила Маргита, пропуская подробности, – и в результате Коля отказался от работы на манеже, а вместо него вышла вторая ассистентка.

– И между прочим, номер от этого только выиграл. Коленька мой, конечно, талант, но талант технический. На манеже он держаться не умеет совершенно!

– А как вы распределяете обязанности? Они у вас жестко закреплены, или вы меняетесь? Кого приковывают цепями, а кто связывает фокусника?

Сестры переглянулись и очень похоже фыркнули. Я покосилась на Павлика – ага, умничка, снимает.

– На спичках тянем, – любезно пояснила Камилла. – Сегодня мне к столбу. А вот, кстати, и он, – поймала она мой недоумевающий взгляд и указала пальцем мне за спину, в сторону арены. – Столб, я имею в виду.

Я обернулась. Ни акробатов, ни силача на манеже уже не было. Молоденький униформист тащил квадратную, метр на метр, металлическую платформу на колесиках, в центре которой торчала высокая, не меньше двух с половиной метров, труба – именно ее Камилла называла столбом. Галина Сергеевна ткнула было Павлика в плечо, но он уже сам развернул камеру в сторону арены. К трубе… нет, пожалуй, лучше к столбу, мне тоже так больше нравится, на высоте примерно метра была приклепана массивная цепь. Все это сооружение, кроме цепи, естественно, было разрисовано сложным геометрическим узором.

– Пора, – сказала Маргита, – сейчас нам выходить.

– Оревуар! – жеманно пропела Камилла и послала мне, за отсутствием других заинтересованных зрителей, воздушный поцелуй.

Маргита строго взглянула на нее и, взяв за руку, повела за собой. А я продолжала наблюдать за униформистом. Найдя на арене какую-то, ему одному видную метку, он отцепил железную ручку, за которую тянул, засунул ее в специальный паз, имеющийся в платформе, и, слегка покрутив на месте и выправив колесики, наконец установил это довольно массивное сооружение. Потом отряхнул руки, не удовольствовавшись этим, вытер их о брюки и убежал. Почти сразу на арену выпорхнули Маргита и Камилла.

Все-таки это колдовство, не иначе! Только что, и трех минут не прошло, как я разговаривала с ними, – ничего особенного, женщины как женщины. Сходство, конечно, сразу заметно: сестры, но лица разные, ни за что не перепутаешь. А сейчас передо мной с потрясающей грацией двигались две феи необыкновенной красоты и похожие как две капли воды. Они обежали арену, двигаясь одна – против, а другая – по часовой стрелке, с легкостью бабочек делая головокружительные пируэты, и застыли в изящных позах, указывая в сторону выхода на манеж. Оттуда, приветствуя воображаемую публику с высоко поднятыми руками, появился сам маэстро Рудольф Маранелли.

Мы уже видели этот номер вчера вечером, когда приходили для предварительного разговора. И, надо сказать, вчера, при полном зале, в свете прожекторов, под грохот оркестра, все это смотрелось гораздо более эффектно. Я с сомнением оглянулась на Галину Сергеевну:

– Жиденько все как-то…

– Нормально, – отмахнулась она. – Выразительность можно будет вечером подснять. Если понадобится… Павлик, личико возьми крупно…

А номер действительно был эффектным. Вчера, по крайней мере, он не только на меня, на всех зрителей произвел впечатление. Смысл его был в том, что Рудольф Маранелли одну из ассистенток приковывал к столбу той самой железной цепью, бросал у ее ног несколько горстей какого-то горючего порошка – черного пороха, как объяснил мне Николай, – потом сыпал его через всю арену, делая длинную, извилистую дорожку. После этого вторая ассистентка с милой улыбкой надевала на него наручники, и маэстро добровольно залезал в мешок, который ассистентка все с той же улыбкой завязывала. Упаковав иллюзиониста, она, пританцовывая, бежала к началу пороховой дорожки и поджигала ее. Пока порох горел, Маранелли должен был снять с себя наручники, развязать мешок, вылезти наружу и успеть освободить прикованную к столбу первую ассистентку. Вторая все это время металась по арене под барабанную дробь и очень изящно заламывала руки. Вчера Маранелли успел в последний момент, половина зрителей в цирке сидела держась за сердце, пока он возился с цепью. Впрочем, Маргита же говорила, что номер рассчитан очень точно, до секунды. Вот в последнюю секунду ассистентка и спрыгнула с платформы, прямо в его объятия. И тут же вспыхнул небольшим костром рассыпанный на платформе порох, сработала заложенная заранее петарда, через полый столб под купол цирка полетели ракеты, и номер закончился небольшим фейерверком. Очень красиво.

Кто из сестер был у столба вчера, я не смогла определить, но раз сегодня там Камилла, значит, это Маргита сейчас завязывает мешок. А вот и Николай Маранелли, он же Сабанеев, сидит со скучающим видом в сторонке, на арену даже не смотрит, разглядывает свои ногти. Маргита кончила возиться с мешком, крутанулась на цыпочках, легко подбежала к началу горючей дорожки, показала зрителям огонек зажигалки. Хотя я все это уже видела вчера, снова затаила дыхание. Вот она балетным движением опускается на одно колено, плавно подносит огонь, порошок вспыхивает…

Честно, не могу сказать, в какой момент я поняла – что-то не так. Точнее говоря, все произошло настолько быстро, что я вообще ничего не успела понять. Только что Маргита подожгла порох, побежал веселый огонек, разбрасывая искры во все стороны, – вроде вчера он был не такой яркий? И почему так долго возится Маранелли, половина дорожки выгорела, а он все еще в мешке? Завизжала, забилась в цепях Камилла, не сводя глаз с приближающегося огня, выскочил на арену Николай, начал затаптывать, расшвыривать порошок, но огонек с легкостью перескакивал через его башмаки и продвигался все дальше. Замер на секунду наполовину высунувшийся из мешка Рудольф, рванулся, забыв вылезти до конца, и рухнул, покатился по арене, но тоже в сторону платформы. Маргита судорожно дергала цепи, Николай бросился к ней помогать, вот уже одна рука Камиллы свободна, но огонь у самой платформы, у ее ног, порох вспыхивает…

А потом грохнуло. Грохнуло так, что… нет, я не знаю, с чем это сравнить. Раскат грома? Может быть, но только если ты в центре той самой тучи, из которой ударила молния. Во все стороны полетели осколки железа. Секунда мертвой тишины и страшный крик. Нет, никаких связных воспоминаний у меня не осталось. Помню белые от ужаса глаза Леры, Галина Сергеевна медленно оседает на пол, судорожно нашаривая что-то в сумочке. Павлик прильнул к видеокамере, мимо бегут какие-то люди. И я слепо тычусь в чью-то широкую грудь, пытаясь пройти туда, на арену, а меня отпихивают, мягко разворачивают, и голос Кости Шилова невнятно бормочет над моей головой:

– Не надо, Ирина, не смотри, не надо тебе туда, там страшно…

Там действительно было страшно. Взрыв разнес Камиллу на куски. Николая и Маргиту отшвырнуло в сторону – у него была сломана рука, а ее зацепило по боку осколком какой-то железяки, розовый в блестках костюм был разорван и залит кровью, синтетическая юбочка оплавлена. Моментально набежало множество людей, среди них медработники. Я еще не начала даже воспринимать адекватно действительность, а Маргита уже была перевязана и люди в белых халатах хлопотали над Николаем, накладывая ему что-то вроде временной шины.

Рудольф физически не пострадал, но был в шоке. Он все-таки освободился от мешка, но продолжал сидеть на манеже, схватившись за голову.

Я наконец поняла, что на арену Костя меня не пустит, впрочем, мне и отсюда было видно больше, чем хотелось бы. Он усадил меня на ступеньку, рядом с Галиной Сергеевной, с другой стороны к ней прижалась дрожащая Лера. Почему-то никому из нас не пришло в голову подняться и сесть в кресло.

Галина Сергеевна, до синевы бледная, ковыряла ногтем крышку трубочки с нитроглицерином и никак не могла открыть. Костя отобрал у нее лекарство, спросил:

– Одну, две таблетки?

– Д-д-ве-е, – голос у нее дрожал.

Костя достал крохотные таблеточки, положил ей в ладонь. Посмотрел внимательно на нас с Лерой, убедился, что нам сердечный приступ не грозит, закрыл трубочку и вернул Галине Сергеевне.

На арене снова поднялся крик. Я посмотрела в ту сторону. Николай рвался из рук медиков, все еще возившихся с его рукой, пытаясь добраться до Рудольфа, сидящего на арене, и орал:

– Ты! Это ты, убийца! Какого черта ты не вылезал из мешка? Как ты мог… Милочку! Я знаю, это ты!

– Заткнись, идиот! – Рудольф наконец встал на ноги, его элегантный черный фрак был весь испачкан. – Зачем мне ее убивать? И как, по-твоему, я мог это сделать?

– Не знаю! Но ты ее всегда ненавидел! Это ты ее убил!

Один врач продолжал удерживать Николая, второй торопливо сорвал упаковку с одноразового шприца, начал набирать какое-то лекарство.

– Да? А может быть, ты? – рявкнул Рудольф. – Ты ведь у нас специалист по взрывам! Что ты подложил, гранату?

– Как ты смеешь! – сорвался на визг Коля. – Чтобы я… Милочку! Да я ее…