Вячеслав Барковский - Русский транзит 2 Страница 4

- А тебе эта слепая часом не пригрезилась? - раздражаясь, ядовито спросил Юрьев.- Тебе, Ира, надо бром принимать и витамины в задницу колоть, а то вперед меня загремишь на Пряжку...

И тут Ирина, подняв на Юрьева полные слез и мольбы глаза, сказала:

- Хочешь, я на колени встану? - И она медленно, все также глядя прямо в глаза Юрьеву, сползла со стула на пол.

- О нет! Хватит! Бабские глупости! - орал Юрьев, словно вдруг потеряв под ногами опору и придя от этого в полную растерянность.- Ладно, если тебе так надо, то едем, только поскорее... Но ведь меня ждет Седов, и мне голову оторвут, если я не приду сегодня в институт и не подпишу им их сраный акт! А-а, ну и пусть оторвут! Давай быстрее, поехали к твоей слепой! Ну что, что ты там на полу делаешь? Вставай же, едем, едем...

Не смея попросить у плачущей жены на опохмелку, но втайне надеясь задержаться по дороге до Витебского вокзала у одного из пивных киосков за ее счет, Юрьев первым решительно вышел за дверь.

По дороге до вокзала ему, однако, так и не удалось подлечиться; всякий раз, проходя мимо сумрачного скопления жаждущих выздоровления страдальцев, он украдкой поглядывал на жену. Но Ирина была уже вся там, у слепой старушки, а он еще не настолько опустился, чтобы, хватаясь за сердце, хныкать и попрошайничать. В общем, он так и не нашел в себе спасительной наглости. "Вот и хорошо,-думал он,-теперь в электричке сдохну. Так мне, дураку, и надо!"

В вагоне Юрьев очень неудачно сел у самого окна, и застрявшее в зените солнце всю дорогу лупило по нему прямой наводкой. Он с отвращением смотрел на пролетающие мимо зеленые холмы с кособокими строениями на макушках, рваные лоскуты огородов с копошащимися в земле огородниками: пузатый мужик в картузе и семейных трусах, сползших под огромный щетинистый живот, орудовал платиново горящей на солнце лопатой; двуспальная баба в розовом атласном бюстгальтере пестовала, как огромная индюшка, своих босоногих и по-телячьи счастливых отпрысков.

Вагон раскалился, как жаровня...

"Пивка бы, хоть кисленького",-уныло мечтал Юрьев. Он так и не сумел опохмелиться, и поэтому тихо страдал до самой станции, где проживала слепая Параскева.

На станции, пару раз глотнув лесной свежести и вдохнув натуральных лесных ароматов, Юрьев, как-то сразу по-стариковски сгорбившись, смирился с перспективой похмельной ломки. Он лишь попросил Ирину идти помедленнее, чтобы иметь возможность, не вмешиваясь в процесс личной реанимации, контролировать, однако, робкую работу своих внутренних узлов и сочленений, начинавших со скрипом оживать на лоне природы. К вечеру они должны были и без помощи малых доз алкоголя сложиться в работоспособный организм.

Юрьев даже заулыбался.

В спрятавшейся среди гигантских кладбищенских тополей деревянной одноглавой церкви, когда-то с любовью выкрашенной в яркий изумрудный цвет, а теперь поблекшей до привычного глазу серо-зеленого, они сразу отыскали Параскеву.

Маленькая старушка, стоя у одной из иконок, шепотом говорила с кем-то невидимым, обращаясь прямо к стене. Во время этого диалога с невидимым существом она то и дело шикала по сторонам и трясла за подол черное вязаное платье, словно пытаясь кого-то стряхнуть. Она то улыбалась, то грозила пальцем, и Юрьев все время озирался по сторонам, ища того, невидимого.

В церкви уже закончилась литургия, поэтому было почти пусто.

Юрьев, а ты крещеный? - шепотом, на всякий случай, спросила Ирина.

Мать говорила, что крещеный, не очень уверенно прошептал в ответ Юрьев.

Ирина с трепетом подошла к старушке, которая, не оборачиваясь, стала что-то говорить ей. Потом Ирина просигналила Юрьеву, чтобы он подошел.

- Ну вот И пришел Анатолий,- не оборачиваясь, сказала Параскева.- Что, замучил он тебя? Все пугает, пугает... А ты больше не бойся и лопаткой больше не дерись. Вот посрамишь его смелостью, он и отойдет от тебя, не станет больше Мучить. Ты крест-то носишь? Нет? Плохо... На тебе крестик. Ты только теперь его никогда не снимай. Юрьев оцепенел от пробравшего его до костей языческого ужаса перед этим бредом слепой. Зачем же ты вино пьешь, родимый? Тут Юрьев удивленно вскинул брови, ведь он стоял от старушки в пяти шагах и даже не дышал! Не надо тебе пить... Зачем от жены ушел, зачем послушал ее? Нельзя А ты с мужем почему не живешь, не терпишь? Вот сынок и пропал... Он, бедненький, за вас теперь отвечает, так-то. И никто ему не поможет, никто... Кроме вас. Все ваши грехи на нем, все до одного...

- Где же он, бабушка? - почти закричала Ирина.- Что с ним?

- Не кричи, живой он... пока. До воскресения живой, а там...Тебя, отец, ждет, только вот где он - не знаю, не открыто сие. Спасай Анатолий, Игоря своего. Если душу свою за него положишь - спасешь. И не бойся, если веришь, что найдешь, все по-твоему будет. А ты, мать, молись. Божьей Матери молись. Молитва твоя материнская за него самая сильная - посильнее моей будет. И за мужа молись крепче: помощь ему будет. Без твоей любви] он до сыночка не доберется... Силы там земляные, подземные, все черно. Там и войско без любви погибнет...

Когда Юрьев под рук выводил рыдающую Ирину из храма, слепая Параскева крикнула им вдогонку:

- Ты, Анатолий, никаких бумаг-то не подписывай, иначе пропадешь!

Ирина так и не успокоилась до самого Питера: все время плакала, то и дело жалко и просительно смотря на Юрьева, как бы спрашивая: "Ты ведь найдешь его, правда?"

Юрьев ничего еще не знал: как искать, где?.. Но слепая старушка потрясла его!

Скажем, то, как зовут его и сына, старушке могла сообщить Ирина, как, впрочем, и о разводе... Хотя Ирина и клялась, что ничего подобного старушке не говорила и что все это она сама каким-то непостижимым образом знает. Но вот про лопатку, про его. Юрьевские, кошмары откуда ей известно, если он в церкви не произнес и слова?

Но самым удивительным было то, что живущая далеко за городом старушка, похоже, действительно знала о том, чем он терзался последние дни: о той злосчастной экспертизе и липовом акте, под которым разные люди независимо друг от друга принуждали его, Юрьева, поставить свою подпись. Кстати, Седов мог искать его только по этому поводу. Интересно, что же такого важного, о чем нельзя даже сказать по телефону, он собирается сообщить мне?

Началось все это неожиданно, примерно пять дней назад.

Его, когда-то подающего надежды инженера-аналитика, а теперь спившегося и почти потерявшего квалификацию, неожиданно вызвали в дирекцию.

"Увольнять будут",-безразлично заметил про себя Юрьев.

Но директор, Игорь Сергеевич, неожиданно ласково заговорил с ним; спросил, не думает ли "старина Юрьев", что ему пора уже возглавить лабораторию, поскольку за его плечами огромный опыт аналитика-практика.

Юрьев опешил: это его-то, пьяницу, прогульщика, в последнее время сидящего на минимальном окладе и только благодаря профсоюзной организации еще кукующего тут в инженерах, а не за воротами с тридцать третьей статьей в кармане и с дружками из подвалов в обнимку, хотят сделать завлабом?! Место, конечно, не слишком денежное, но почетное и перспективное...

Но как же тогда быть с его запоями, несвежими сорочками и мерзостью запустения во рту?

Правда, Игорь Сергеевич сначала поручил Юрьеву произвести тщательнейший при этом он даже повысил голос и покачал указательным пальцем, дабы заострить внимание почтенной публики в лице все того же изрядно помятого инженера Юрьева анализ одного вещества - так, каких-то отходов металлургического производства, ввозимых в страну за немалые деньги, столь необходимые теперь многострадальной родине.

Директор также сообщил ему, что данные отходы, по свидетельству компетентных специалистов, могут быть с успехом и выгодой использованы в народном хозяйстве, хотя это, конечно же, не главное. Главное то, что судно с отходами,; Которые по железной дороге должны будут далее следовать на Урал, уже не сколько дней находится в порту и пока не разгружается до завершения экспертной оценки груза на различные вредные компоненты Одним из них была радиоактивность ею ка1 раз и занимался Юрьев последние пятнадцать лет.

Игорь Сергеевич показал Юрьеву бумагу акт, где среди экспертов, которые должны были произвести различные исследования, был и Юрьев Анатолий Иванович, инженер-физик Многими экспертами, в том числе и его сослуживцем Седовым и завлабом Сысоевым, акт был уже подписан; оставалось две-три фамилии.

- Ну, вы прониклись важностью постав ленной задачи? - весело спросил его директор.-А посмотрите, какой уровень, какие все фамилии! Можно сказать, гордость советской науки! тут директор озадаченно хмыкнул, поскольку, во-первых, сии фамилии были известны лишь в институтской бухгалтерии и отделе кадров, а во-вторых, советской науки не существовало вот уже несколько лет.

И Юрьев проникся. Он даже дал себе слово завязать с выпивкой... на время. "Но почему все же я?" - недоумевал он В их институте работала масса квалифицированных сотрудников со степенями и безупречной репутацией, которые с готовностью и рвением выполнили бы это директорское задание, не сулившее ничего, кроме почета. Нет, все было весьма странно. С чего бы начальству так возлюбить его?