Марина Серова - Клиент всегда прав Страница 4

— А сами вы не…

— Нет, — нагло перебил меня Степан Федорович, и я поняла, что этот человек привык командовать. — Вы получите хорошие деньги, если выполните то, о чем я вас прошу. Приезжайте прямо сейчас.

Его тон стал еще более требовательным и официальным. Скажу честно, такое отсутствие такта и элементарных представлений о вежливости и уважении — я же самый крутой сыщик в городе, черт возьми! — заинтриговало и раззадорило меня. А правда, почему бы не съездить к этому упертому нахалу и не поглядеть в его бессовестные глаза?

— Диктуйте адрес, — сухо сказала я.

Положив трубку на аппарат, я поднялась и, не одеваясь, достала из ящичка стола замшевый мешочек с додекаэдрами с цифрами на каждой грани, с которыми я советуюсь по любому поводу. Для кого-то это прозвучит не слишком убедительно, но я в это верю и на практике проверила правдивость их предсказаний. Я вытряхнула гадальные кости на ладонь и, сконцентрировавшись, насколько мне это позволяло не вполне бодрое самочувствие, метнула их на стол. На этот раз выпали числа 27+12+20. У меня феноменальная память, и многие толкования я помню наизусть, но все же решила заглянуть в толковник, чтобы не ошибиться. Там я прочла: «Возможно, вы получите неожиданно большую прибыль в каком-то деле».

«Вот как? — улыбнулась я. — Уж не связана ли эта большая прибыль с моим предстоящим визитом?»

Не знаю, как вам, а мне деньги никогда не мешают. Наоборот, благодаря им я могу позволить себе довольно сносное существование. Одна беда — деньги слишком быстро кончаются. Казалось бы, только пару недель назад у меня было небольшое дельце, на котором я заработала что-то около тысячи баксов. И ведь почти никуда их не тратила. Так, купила какую-то ерунду: духи, новый осенний костюмчик да пару туфель, ну, поужинала раза три в ресторане, а денег уже почти не осталось. Придется тащиться к этому потенциальному заказчику, возможно, он подкинет какую-нибудь работенку, чтобы я не умерла с голоду.

Приняв наскоро душ, я оделась и, выпив чашку кофе, вышла из квартиры. На мне были легкий пиджак, сшитый на заказ — специально для наплечной кобуры с «макаровым», брюки и удобные туфли на среднем каблуке. Под пиджак я надела кофточку с глубоким треугольным вырезом. Ее темно-синий цвет выгодно оттенял светлый костюм. В сумку я на всякий случай сложила все мои прибамбасы: удавку, иглу со снотворным, гадальные кости и прочее.

Моя «девятка» скучала во дворе. Ветер без устали трепал листву, солнце ткало на ней быстрые золотистые узоры, щебетали птицы, но все-таки уже чувствовалась осень. Утренний воздух бодрил, днем становилось тепло, но температура не поднималась выше двадцати. Я мысленно содрогнулась перед перспективой дождей и снега. Где-то я прочла, что наибольшее число депрессий случается зимой. Есть даже такой термин: сезонная депрессия. У людей начинает мутиться в голове, что ж, в это я охотно верила, потому что в конце зимы, где-то в феврале, сама сходила с ума, с нетерпением ожидая весны и лета.

Степан Федорович заставил меня на время забыть все мои сезонные думы, оглушив меня с порога своей претенциозностью и невоспитанностью.

— Садитесь, — буркнул он, усаживаясь в бархатное кресло напротив, — у меня горе, — он опустил свои темные глаза, — моего сына убили. Я хочу, чтобы вы нашли его убийцу.

Я кашлянула, прочищая горло.

— Так вы беретесь? — с недовольным видом спросил Степан Федорович.

«Резво начал», — усмехнулась я про себя такой прямолинейности.

— Мои расценки вам известны?

Он быстро кивнул и с упрямым видом продолжил:

— Премиальные — две тысячи долларов, если найдете этого негодяя.

— Для начала я хотела бы ознакомиться с обстоятельствами дела…

Обстановка квартиры, тяжеловесно-богатая, в стиле ретро, прислуга, маленькая полненькая дамочка предпенсионного возраста, да и сам хозяин — все свидетельствовало о том, что меня занесло к кому-то власть предержащему или некогда предержавшему. Почтенный возраст старика склонял меня к мысли, что второй вариант наиболее вероятен.

Выдержанная в строгих коричнево-изумрудных тонах гостиная выглядела весьма мрачно, под стать хозяину. Он принял меня в костюме, но без галстука. Он предложил пройти в кабинет, но я сказала, что в гостиной мне будет удобнее. Этот дом не пробуждал во мне страсти к ознакомлению с его обстановкой.

Степан Федорович был седоволосым тучным стариком с двойным подбородком, одутловатым лицом и энергичными жестами. К моему удивлению, он не страдал одышкой и нес, если можно так сказать, свою полноту легко и свободно. Его карие глаза смотрели зорко и проницательно. Точно два бурава, бесшумно сверлящие ваши внутренности. Едва это сравнение пришло мне в голову, как у меня неприятно засосало под ложечкой.

— Роза Григорьевна, — позвал он домработницу, — сделайте нам чаю.

Та кивнула головой и засеменила на кухню.

— Мой сын, Дюкин Альберт Степанович, — недрогнувшим голосом, словно он читал протокол, начал свой рассказ Степан Федорович, — был убит позавчера ночью, на даче. Застрелен из своего пистолета. Двумя выстрелами…

Так, значит, передо мной отец того самого смазливого владельца телеканала, зятя Эльвиры Левицки. Как все-таки тесен мир, и как хрупка человеческая жизнь! Ведь я видела сына этого старика всего пару дней назад, такого оживленного и самоуверенного, а скоро его кости будут глодать могильные черви… А может, его кремируют? Кремация — хотя покойнику, по большому счету, все равно — кажется мне более эстетичной процедурой, нежели традиционные похороны. Мне бы хотелось, чтобы меня кремировали… Печь, жаркие языки пламени, жадно пожирающие плоть, а потом только горстка пепла в изящной урне, стена колумбария… Нужно будет составить завещание… «Что-то меня понесло не в ту сторону», — отметила я.

Я смотрела в замкнуто-властное лицо Степана Федоровича и пробовала уловить хоть что-то, отдаленно напоминающее печаль или скорбь. Я не могла назвать это лицо равнодушным, нет. Это лицо было сосредоточенным, хотя и несколько отчужденным.

— Он никому не причинил зла, — с гордым упрямством проговорил Дюкин, — я даже ума не приложу, кто это мог быть.

— Может, самоубийство? — ляпнула я.

Степан Федорович посмотрел на меня, как на глупую школьницу.

— Нет, мой сын не был ни наркоманом, ни сумасшедшим, — слабо усмехнулся он, — но у него могли быть завистники.

Он многозначительно взглянул на меня, словно напоминая, что его сын был владельцем одного из местных телеканалов.

— Как вы узнали о происшествии?

— Позвонила его жена, Вероника, — глухо сказал Дюкин, — сообщила, что Альберт поздно вечером уехал на дачу… Он остался там ночевать. Она встревожилась, потому что, когда утром позвонила ему на сотовый, его телефон оказался заблокирован. Тогда она поехала за ним. И обнаружила…

Наконец из груди Дюкина вырвался сдавленный вздох.

— Она позвонила в милицию?

— Разумеется, — мрачно ответил мой собеседник. — Она в ужасном состоянии… Лежит дома, с нею мать.

— А оружие?

— Исчезло. Экспертиза установила, что пули были выпущены из пистолета, принадлежавшего моему сыну, — Дюкин выразительно посмотрел на меня.

— Почему вдруг у вашего сына возникло желание отправиться одному на дачу?

— Вероника сказала, что они поругались. Альберт захотел побыть один, вот и отправился на дачу, — Степан Федорович покачал головой.

— А они вообще-то часто ссорились?

— Я не вникал в их семейную жизнь. Нельзя сказать, чтобы я был в восторге от выбора моего сына, но что поделаешь? В конце концов, чем она хуже той или другой женщины? — он выпятил нижнюю губу и с пренебрежительной усмешкой взглянул на меня.

— Ваш сын любил Веронику? — решила я конкретизировать вопрос.

— Наверное, — равнодушно зевнул он, — я никогда не спрашивал его. Но сами подумайте, раз женился…

— Хорошо, — перевела я дыхание, — а как обстояли дела у Альберта Степановича на работе?

— Да все вроде нормально было, — приподнял брови Дюкин, — правда, Вероника делилась со мною, что несколько раз находила в почтовом ящике письма с угрозами.

— Это уже интереснее, — оживилась я.

— Избавьте меня от вашего профессионального снобизма, — поморщился Степан Федорович.

Я немного растерялась.

— Это вовсе не снобизм, — возразила я, — а законный интерес. Я ведь собираюсь расследовать это дело… Я живой человек, а не робот.

Дюкин хранил молчание.

— Потирать руки в данном случае неуместно, — со скрытым раздражением отчетливо произнес он, — у меня погиб сын!

Вот, значит, и до патетики добрались!

— Я вам сочувствую от всего сердца, — не теряя хладнокровия, сказала я, — но мы, кажется, отвлеклись. Что это были за угрозы?

— Альберту предлагалось продать часть акций. В противном случае ему угрожали физической расправой, — нахмурился Степан Федорович.