Герт Нюгордсхауг - Кодекс смерти Страница 4

Только бы не взяло верх суеверие! Только бы не подумали, что там, на скале, высоко над морем, им явилось некое чудо, таинственное знамение! Или что они дошли до галлюцинаций из-за усердного празднования камольи. «Нет, — сказал себе Фредрик, — такого не может быть, рыбаки — разумные люди».

Добавив в костер сухой травы, он продолжал чертить «SOS». И вдруг представил себе, что перенесся в античность, в пещеру Платона, он — тень, он — «идея», образ, существующий независимо от материального мира. Он — «Идея Дрюм»! На скальной стене позади него — «Идея Дрюм». Однако перед костром стоял реальный, настоящий Фредрик Дрюм, что бы там ни говорил Платон.

Он всей душой надеялся, что смотрится вполне реально. Что рыбаки не увлекались чрезмерно Платоном и не придут к сомнительному философскому заключению, что не он, а тень на скале — реальность.

«SOS, SOS». Фредрик продолжал сигналить, пока не прогорел костер, пока не кончилась вся сухая трава на полке.

После чего с волнением уставился в темную даль. Он не мог видеть лодок, когда пылало пламя. Он не увидел их и теперь. Они исчезли. Над морем царил мрак.

Фредрик посмотрел на часы. Начало десятого. Сколько же он семафорил? Десять минут, полчаса, час?

Он потерял счет времени, он ослеп, онемел.

Лодки ушли.

Рыбаки видели что-нибудь? Поняли, что человек попал в беду? Куда они делись? Да и были ли там в самом деле лодки с живыми людьми на борту?

Он нуждался в чем-то осязаемом, конкретном, внушающем надежду на то, что на смену мукам в абсурдной ситуации придет услада дивного шествия между мраморными колоннами под сводами Афродиты, с выстроенными вдоль стен кувшинами с вином, с умиротворяющими душу благотворными ароматами мирры и бальзама… Где Дурное Предначертание, каббалисты, Всадники Тьмы, сатанисты, Отцы Длинных Ножей, Человеко-бык, Титаны Лабиринтов и заклинатели загнаны в бездонное подземелье, а вместо них царят тамбурины танцовщиц, Сладостные Плоды Добрых Матерей, нежные звуки флейты Пана, шеф-повар вакханалий и виночерпии, Тепло Белого Пламени и Перины Широких Лож.

Кристаллическая звезда. Ему бы сейчас заветный кристалл. Без него Фредрик Дрюм чувствовал себя незащищенным.

Он примостился полулежа у скальной стенки. Не спал. Не бодрствовал. Ему не было холодно. Не было тепло. Он был ничем, нет, он очутился в царстве теней. И будет там танцевать с Женевьевой, покуда не взойдет солнце. Тогда они вместе полетят над морем, будут парить над волнами.

Три полицейских столкнули его вниз по склону, столкнули с обрыва. Вытащили обратно. Снова столкнули. Он упал, покатился вниз. Его вытащили опять. Толкнули. Он покатился. Сорвался. Вверх. Толчок. Вниз. Вверх. Сорвался. Вверх. Вниз. Вверх. Вниз. Три полицейских смеялись. Он превратился в камень. Камень Сизифа. Который катился. Вверх. Вниз. Вверх. Вниз. Титаны улыбались. Трехглавый титан в мундире. Они смеялись, все три головы смеялись всякий раз, когда он катился вниз по склону и срывался с обрыва.

Фредрик резко вскочил на ноги. Мокрый от пота; распухший язык едва помещался во рту. Он услышал какой-то звук. Громкий звук! Оглушительный рокот ударил в уши.

И тут он увидел — сноп яркого света скользил по стенке чуть справа от него; источник света находился на вертолете, зависшем в воздухе метрах в двадцати-тридцати над ним. Он ясно видел белый корпус вертолета с красным крестом на хвосте.

Никакие не ангелы, не плод галлюцинации. Самый настоящий вертолет.

Он стоял неподвижно. Осторожно поднял одну руку. Они не видели его. Он стоял в тени. Луч света поднялся над ним, ушел в сторону, очутился под ним. Внезапно ослепил его, и Фредрик упал обратно на камни.

Послышались голоса, кто-то замахал руками. «La! Un signore! Corda, rapido!»[1]

Он увидел спускающуюся к нему веревку. Понял, как надо действовать. Надел на себя обвязку и хорошенько проверил ремни, прежде чем жестом показать: «Готово!» Его потянули вверх.

Его втащили в кабину. Уложили на какие-то носилки. Фредрик указал пальцем на бутылку. Сделал несколько жадных глотков. Минеральная вода. Его вырвало. Он снова отпил из бутылки и улыбнулся. Его засыпали вопросами. Фредрик покачал головой и закрыл глаза. Потом приподнялся и произнес тихо, но внятно:

— Signores. Mi scusi. Grazie.[2] Будьте добры, доставьте меня в Офанес. Полицейский участок. Per favore.[3]

Несколько минут спустя, без четверти два, вертолет приземлился на объятой мраком пустынной площади крохотного селения Офанес, рядом с полицейским участком.

Фредрик спустился на землю без посторонней помощи, прошагал прямо к участку и постучался в дверь. Чей-то голос отозвался изнутри.

2. Он утверждает, что ему ничего не известно о калабрийском соколе, наслаждается бокалом «Таураси Рисерва» 1982 и погружается в глубокие раздумье

Открыв дверь, Фредрик Дрюм очутился в комнатушке с большим письменным столом, на котором стоял телефон, стулом и скамейкой у самого входа. И все. Так выглядел местный полицейский участок.

За столом сидел толстый лысый коротыш с воспаленными усталыми глазами. Одет он был неряшливо — рубашка не застегнута, на ногах, торчащих из-под стола, — домашние туфли. Ничего удивительного, если учесть, что дело происходило ночью.

Фредрик догадывался, что начальник полиции не в духе, однако, его собственное настроение тоже оставляло желать лучшего. Ноги не держали его, и он сел на скамейку, не дожидаясь приглашения.

— Проклятый яйцекрад! — злобно выпалил хозяин кабинета, и Фредрик тряхнул головой, прочищая мозги.

Он не ослышался?

— Si, signore straniero,[4] яйцекрад! Думаете, нам не известно, что вы замышляли там на скалах! Ха! В этом году мы уже не раз задерживали немцев, голландцев, шведов и датчан. Они намеревались украсть яйца нашего редкостного сокола, Фалько калабрис, который находится на грани исчезновения, ясно? — Полицейский закурил сигарету и закашлялся.

— Signore poliziotto,[5] — с трудом прошептал Фредрик. Он был совсем опустошен, не в силах объяснять что-либо, спорить. — Я ехал в Офанес совсем не за тем, что вы думаете. Пробуду здесь две недели. Мне заказан номер в единственной здешней гостинице — «Альберго Анциано Офани». Если желаете, завтра смогу вам все объяснить, когда найду свой чемо…

— Сперва подпишитесь здесь! — Толстяк вскочил на ноги и указал на лист бумаги на столе.

Фредрик взял ручку и кое-как расписался, не читая.

— Passaporto! — прошипел начальник полиции.

Фредрик покачал головой.

— В чемодане, — сказал он. — Завтра приду к вам. Не скажете, как мне найти «Альберго Анциано Офани»?

Полицейский вытолкал его за дверь и указал толстым пальцем на какой-то смутный силуэт у пригорка в двухстах метрах выше единственной улочки селения.

— Buona notte,[6] — поблагодарил Фредрик и побрел в темноте к указанной цели.

На коротком отрезке до гостиницы он трижды останавливался, чтобы отдохнуть. Ноги были словно ватные. Его терзал голод и страшно хотелось пить. Наконец он дошел до дверей какого-то старинного строения. Никакого намека на свет, и Фредрик долго шарил по стояку в поисках звонка. С трудом нащупал какой-то шнур, за который следовало дергать, если верить надписи на дощечке внизу.

Где-то внутри зазвенел колокольчик. Он подождал. Никакой реакции. Подергал сильнее еще несколько раз. В одном из окон зажегся свет, послышались шаркающие шаги, дверь чуть приоткрылась.

Фредрик увидел пожилого мужчину в халате, с пышной епископской бородой, с потешным ночным колпаком голубого цвета на голове. Мужчина испуганно уставился на него.

Фредрик представился, сказал, что для него заказан номер на две недели, считая с позавчерашнего дня. Извинился, что является в такое время суток, дескать, в пути произошел несчастный случай.

Мужчина (ему было лет сорок-пятьдесят) вдруг расплылся в улыбке и распахнул дверь. Жестом предложил Фредрику войти.

— Si, signore, — сказал он, — мы ждали тебя.[7] Молодая красивая дама очень встревожилась. Она принесла сюда твой чемодан с автобусной станции. Она лечится в клинике синьора Умбро, верно?

Фредрик кивнул и облегченно вздохнул. Наконец-то все образуется. В гостинице его встречают как желанного гостя, чемодан на месте, Женевьева ждет его.

— Синьор Джианфранко Гаррофоли, — представился хозяин гостиницы, крепко пожимая руку Фредрика. — У тебя усталый и не слишком здоровый вид. Желаешь перекусить, прежде чем тебе покажут твой номер?

Фредрик ответил утвердительно, и его провели в небольшой зал, заставленный мебелью. Здесь пахло камфарой и воском для натирки пола, горел неяркий свет. Хозяин вручил ему регистрационную книгу и вышел. Записываясь по всем правилам, Фредрик услышал повелительные возгласы; чей-то пронзительный женский голос пытался протестовать, но был укрощен властным басом хозяина.