Николай Оганесов - Играем в «Спринт» Страница 4

На ступенях, ведущих в дом, сидела девушка.

Я сразу ее узнал. По снимку, который видел в деле. Он был из традиционного набора свадебных фотографий и изображал не менее традиционный сюжет под названием «Молодая чета обменивается обручальными кольцами». У жениха — лицо в меру торжественное, чуть растерянное, а у невесты… говорят, будто невесты нефотогеничны, будто во время церемонии бракосочетания они выглядят куда хуже, чем до и после. Может, оно и так, не спорю, только на снимке двухлетней давности невеста вышла очень даже недурно. Правда, время и события последних недель изменили Нину, и изменили не к лучшему: у глаз залегли тени, когда-то пышные волосы были стянуты в тугой узел, а у губ обозначились складки, которых на фотографии не было и в помине.

Нина сидела вполоборота к дорожке, в точности повторяя ракурс со свадебного снимка, и сосредоточенно рассматривала столбик пепла, наросший на сигарете, которая дымилась в ее руке.

Она меня не видела — я остановился у пышного, в человеческий рост растения, напоминавшего листьями домашний фикус, и мог наблюдать за ней сколько угодно долго. Однако рано или поздно надо было начинать. Я собрался с духом и вышел из-за своего укрытия.

Нина мельком посмотрела в мою сторону, автоматически отозвалась на приветствие и, помедлив, сообщила:

— Квартиры не сдаются.

Это был устный вариант популярного в городе объявления: я встречал его написанным от руки, отпечатанным на машинке и даже в виде долговечных металлических табличек, накрепко прибитых к дверям и заборам.

— Мне самому впору сдаваться, — сказал я как можно беспечней, но, кажется, сфальшивил и поспешил добавить более нейтральным тоном: — На квартиру у меня нет денег.

Вероятно, она решила, что ослышалась:

— Простите, что вы сказали?

— Я говорю, что у меня ни копейки. В кино сходить не на что, не то что квартиру снять. Знаете, где я спал последнюю ночь? На лавке, в парке культуры и отдыха. — Само собой, ни на какой лавке я не спал — просто слегка сгустил краски, рассчитывая на сострадание.

— В парке? — переспросила Нина. — Не понимаю. Чего вы, собственно, хотите? Кто вы?

Вот теперь другое дело — примерно таким и мыслилось мне начало нашего разговора.

— Извините, я забыл представиться. Володя, фамилия Сопрыкин. В настоящее время нахожусь в законном трудовом отпуске, приехал к вам…

— Меня не интересует, к кому и зачем вы приехали, — сухо перебила она. — Объясните наконец, что вам нужно?

Я готов был удовлетворить ее любопытство и извлек из сумки книгу, на которую делал главную ставку.

— Литературой случайно не увлекаетесь? Продаю вот…

Нина недоверчиво посмотрела на увесистый том в буром с позолотой переплете, и я, пользуясь моментом, перешел в наступление:

— Не упускайте случай, девушка. Это уникальное издание! «История крестовых походов». Слышали когда-нибудь? Единственный в своем роде экземпляр. Берите, не пожалеете. Правда, у меня только второй том, но… минуточку… вы только послушайте… — Я раскрыл фолиант на заранее отмеченной странице, где речь шла о легендарном Ричарде Львиное Сердце, и, подражая манере профессиональных чтецов, с расстановкой начал: — «Король Ричард, возвращаясь в свое отечество, сел на корабль и направил путь прямо в Германию. Пристав к одной гавани, он отправился оттуда, переодетый, сухим путем и, проходя через Австрию, был преследуем лазутчиками и узнан. Чтобы лучше скрыть себя, он переоделся слугой и нанялся на кухню помощником. Но один из лазутчиков узнал Ричарда и уведомил о том Герцога. Был послан сильный отряд конных воинов, чтобы схватить короля…» Ну как? Захватывающая история, правда? Только не говорите, что вам неинтересно, чем закончился этот средневековый вестерн… Серьезно, девушка, покупайте, пользуйтесь случаем. Другой может не представиться…

Я ничего не знал о характере Кузнецовой, о ее интересах, вкусах и наклонностях, не знал, что ей нравится, а что нет, и потому действовал вслепую. Отсюда и книга, купленная накануне в букинистическом, — более удачного предлога для знакомства я не нашел, ведь Нина как-никак работала в библиотеке.

— Ну что, хотите посмотреть?

Она неуверенно пожала плечами.

Ричард Львиное Сердце выдавал себя за слугу. А вот за кого выдавал себя я? За спекулянта? Хиппового оболтуса, путешествующего по стране без копейки в кармане? За попавшего в беду человека? В моем положении любая из перечисленных ролей могла оказаться выигрышной.

— Смотрите внимательней. — Я с подчеркнутой осторожностью протянул книгу. — И обратите внимание на год издания.

Нина взяла том, в нерешительности подержала его в руках, потом положила на колени и раскрыла на титульном листе.

— Тысяча восемьсот двадцать третий! — заглядывая ей через плечо, прокомментировал я. — Представляете?! Эту книгу вполне мог держать в руках Пушкин. Не верите? Напрасно. Тиражи были маленькие, какая-то жалкая сотня экземпляров. И дата подходящая. Только подумайте: в двадцать третьем Пушкин еще молодой человек, Гоголь — совсем мальчик, а Толстого — великого Толстого! — и вовсе на свете не было!

Столбик пепла с ее сигареты сорвался и рассыпался по странице.

— Ой, извините. — Она поспешно сдула пепел.

— Ничего, — снисходительно успокоил я. — Понимаю ваше волнение и потому не тороплю. Зрите и восторгайтесь!

— Но зачем вы ее продаете? — удивилась Нина. — Это же действительно большая редкость.

— Большая, — поддакнул я, радуясь наметившемуся в разговоре перелому.

— И вам не жаль с ней расставаться?

Прозвучавшие в ее голосе интонации я истолковал по-своему. Надежда, что между нами перекинулся мостик, придала уверенности, и я с удвоенной энергией перешел к укреплению своих позиций.

— Конечно, жаль. Еще как. Сами понимаете, я не стал бы продавать без особой нужды. Несчастье у меня, бумажник стащили… Собственно, может, и потерял я его, не знаю, но скорее всего стащили. И как назло, все деньги там были, в среднем отделении. Остался, что называется, без средств к существованию. — Для убедительности я похлопал себя по карманам. — Хорошо, документы уцелели, иначе совсем труба. На последнюю мелочь телеграмму матери отбил. Жду перевода. Ну а пока — полное банкротство. Спать негде, за койку платить нечем. Чужой город, ни друзей, ни знакомых. Приболел вот вдобавок. Лихорадку какую-то подцепил, второй день трясет. Одно к одному — знаете, как бывает…

Слушая мой треп, Нина рассеянно листала плотные, будто из картона вырезанные страницы, а я стоял сбоку и впервые после начала разговора позволил себе немного расслабиться.

Если не считать ссылки на болезнь, мой рассказ был чистым вымыслом, но, кажется, Нина принимала его за чистую монету, и в глубине души я уже поздравлял себя с успехом, почти не сомневаясь, что в самое ближайшее время с ее помощью нападу на след преступника. Как именно это произойдет и в чем конкретно будет заключаться ее помощь, я пока не знал, но это не мешало мне внутренне ликовать и праздновать победу.

Длилось это идиотское состояние всего секунду, не больше, и надо же было случиться — как раз в эту-то секунду Нина подняла голову. Что прочла она в моем взгляде, одному богу известно, только брови ее удивленно поползли вверх, и она поспешно отвернулась.

— Возьмите, — не глядя в мою сторону, она протянула злосчастный фолиант.

Это была расплата — справедливое возмездие за мою самонадеянность. Оно сработало как холодный, отрезвляющий душ.

— Но почему? — попробовал я спасти положение.

— Возьмите свою книгу, — настойчиво повторила она.

«Сейчас состоится изгнание торговцев из храма», — успел подумать я и зачастил с отчаянием утопающего, хватающегося за соломинку.

— Вы, наверно, из-за цены? Не беспокойтесь, я дешево уступлю, честное слово. Главное, книга вам нравится, остальное детали, об остальном мы договоримся…

— Все равно, — отрезала Нина. — У меня нет возможности ее купить.

— Ну хотя бы пятерку, — через силу выдавил я, ощущая закипавшую на самого себя ярость. А деньги отдадите завтра, мне не к спеху… — Я понимал, что сморозил глупость, но остановиться уже не мог: — Серьезно, давайте договоримся на завтра? У меня есть и другие книги, хотите принесу?

— Вы что же, так с библиотекой и путешествуете?

Ирония подействовала сильнее, чем если бы она послала меня ко всем чертям. «Знаю, зачем вы пришли, — будто говорил ее взгляд. — Вам нужны сведения о муже. Если так — спрашивайте прямо, к чему разыгрывать этот глупый спектакль, тем более что актер из вас неважный».

Я с треском заваливал экзамен. Я чувствовал себя как вор, на котором горит шапка. Ко всему прочему обидно было сознавать, что первая же серьезная попытка проявить самостоятельность потерпела полное фиаско. И из-за чего?