Димитр Пеев - Зарубежный детектив Страница 4

Несмотря на все усилия таможенника, привести Даракчиева в чувство не удалось. Через несколько минут Жилков вернулся с врачом. Если бы положение не было столь серьезным, внешность врача, наверное, вызвала бы всеобщий смех. Это был низкий лысый, не в меру полный человек, облаченный в короткие штаны, рубаху навыпуск и в сандалии на босу ногу — Жилков застал его за работой в саду и даже не дал возможности переодеться. Врач склонился над Даракчиевым, пытаясь нащупать пульс.

— Дайте мне зеркало. Или стекло.

Мими вытащила из своей сумочки зеркальце и подала его дрожащей рукой. Врач подержал зеркало перед ртом пациента, придирчиво осмотрел и покачал головой.

— Где его рюмка?

— Вон она. На ковре у стола, — указал пальцем Жилков.

Врач взял чашу, обнюхал ее и осторожно поставил на стол. Затем выпрямился, почему-то поправил свою рубашку и произнес почти торжественно:

— Он мертв. Цианистый калий. Немедленно вызовите милицию.

БОГИ НЕ УБИВАЮТ ЯДОМ

1

— ...Вот такая история, товарищ подполковник, — закончил свой рассказ капитан Смилов, — история грязная. Пьянство, разврат — чего тут только нет. — Смилов вытащил из стола какой-то узелок, развязал тряпицу и протянул подполковнику роковую седьмую чашу. Геренский повертел ее в руках и возвратил капитану.

— Да-а-а, — задумчиво проронил он. — Недурна, я такую впервые вижу. А теперь расскажи, что ты успел уже сделать?

— Признаться, на первый взгляд задача показалась мне не очень сложной. Яд в чашу всыпал кто-то из гостей, это ясно. Но я сразу же исключил обеих девушек — Елену Тотеву и Марию Данчеву. Объективно они не имели возможности дотронуться до чаши. Девушки приехали вместе с Борисом Паликаровым и сразу же ушли в садовую беседку. А в гостиную их ввел сам Даракчиев. Они не могли всыпать яд.

— Нашли ли сосуд, в котором он находился? — спросил подполковник. — Коробочку, баночку, пузырек?

— Нет. Тщательно обыскали всю дачу, сарай, двор — безрезультатно. Не помогла и собака.

— Выходит, убийца принес цианистый калий в своей ладони? Или в дело вмешался бог? — Геренский улыбнулся. — Но боги не убивают ядом, Любак!

Капитан Смилов поднял удивленно голову:

— Что вы сказали?

— Античные драматурги, дорогой мой Любак, иногда придумывали настолько запутанные ситуации, что сами не могли найти выход из них. И тогда они пользовались хотя и примитивным, но зато впечатляющим приемом — сверху на сцену спускали на канате бога. И он улаживал все дела. Однако при этом, насколько я помню, боги никогда не пользовались ядом. Они убивали громами, стрелами, рушащимися скалами, но яд считали, наверно, ниже своего достоинства.

— Не очень-то я силен в этих софоклах-еврипидах, — сознался Смилов. — Но вас я понимаю: сосуд из-под яда, конечно, должен где-нибудь существовать.

— Почему же он исчез, Любак?

— Я подозреваю Жилкова. Между смертью Даракчиева и моим появлением только Жилков покидал дачу. Он ведь поехал за врачом.

— Это уже кое-что!

— Но на подозрении еще трое. Каждый имел возможность отравить Даракчиева.

Несколько минут Александр Геренский, прихрамывая, разгуливал по кабинету, потом вернулся к столу.

— Продолжай, Любак. Что же нашли при обыске?

— Прежде всего, товарищ подполковник, деньги. Это было сборище далеко не бедных людей. В карманах убитого найдено около тысячи левов и сертификатов еще на двести. В сумке Дарговой — почти две с половиной тысячи. У Жилкова — полтораста, у Паликарова — двести с лихвой. Даже у Марии Данчевой, довольно вульгарной девицы, сто левов... Дача была битком набита деньгами, в том числе западной валютой и сертификатами.

— Откуда такие деньги у Даракчиева? — спросил Геренский.

— Это еще предстоит выяснить.

— А на работе у Даракчиева никогда не было растрат?

— Там все в порядке. Сослуживцы отзываются о нем как о человеке холодном, необщительном, но на редкость аккуратном. Никто никогда не уличил его в какой-либо махинации. А долларами в их конторе никогда и не пахло.

— Хорошо... Что еще показал обыск?

— Особый интерес представляет, конечно, гостиная. Во-первых, в одном из ящиков буфета, ключ от которого был в кармане убитого, лежало много денег, на них отпечатки пальцев не только Даракчиева, но и Жилкова. Во-вторых, в том же ящике лежал пистолет со взведенным курком. Великолепный «смит-вессон» одной из последних моделей. К полированной поверхности ящика притрагивалась сначала Богдана Даргова, потом Дамян Жилков.

— Какие объяснения дают Даргова и Жилков?

— Никаких. Случайно, мол, прикоснулись к буфету...

— А что говорит Жилков о своих отпечатках на банкнотах? Опять случайно?

— Его будто бы посетил незнакомый человек и попросил передать эти деньги Даракчиеву.

— Когда посетил?

— В пятницу, за несколько часов до убийства.

— Гм, шито белыми нитками... Что еще, Любак?

— Вот эта фотография. Обнаружена в пиджаке отравленного.

Александр Геренский рассмотрел снимок. На первый взгляд ничего криминального: две машины на обочине, двое людей меняют колесо одного из автомобилей.

— Тот, что слева, Дамян Жилков, — сказал капитан. — Объясняет, что недавно ездил с Даракчиевым прогуляться за город, а по дороге помогли какому-то иностранцу сменить лопнувшую шину. Помогал Жилков, а фото якобы на память делал Даракчиев.

— И тут комар носа не подточит, — сказал подполковник. — Фотографией займемся отдельно. А пока перейдем к досье. Прежде чем я с ним подробно ознакомлюсь, скажи мне несколько слов о каждом, кто фигурирует в деле.

Смилов раскрыл папку с документами и начал быстро ее перелистывать.

— Георгий Даракчиев. Сын крупного фабриканта. Безмятежное детство, гувернантки, колледжи и все такое прочее. Политикой никогда не занимался. В сорок седьмом году поступил на службу бухгалтером. У него куча благодарностей за безупречную работу. Женат, один ребенок. Жена его — Зинаида Даракчиева, по отцу Пфалцгамер.

— Звучная фамилия.

— Ее отец, Генрих Пфалцгамер, белогвардейский эмигрант. Выдавал себя за русского, но, видимо, из прибалтийских поселенцев. Утверждали, что он барон. Значит, и Зинаиду можно считать баронессой. Мать ее — болгарка. Впрочем, родителей ее уже нет в живых.

— Чем промышлял барон?

— Торговлей, продавал овощи.

— Кто следующий?

— Борис Паликаров. По происхождению ничем не отличается от Даракчиева. Работает агентом госстраха. Живет на широкую ногу. Объясняет свою роскошную жизнь богатым наследством. Я навел справки: действительно, он получил наследство, но не такое, чтобы сорить деньгами... Его дружок Дамян Жилков родом из глухого села. Приехав в Софию, работал сначала токарем, теперь продает билеты спортивной лотереи. Уверяет, что ему страшно везет на выигрыши. Отсюда и доходы.

— Неужто так и везет? — удивился подполковник.

— Да, он получил несколько крупных выигрышей, хотя не исключено, что все это липа. — Капитан перевернул страницу досье. — Богдана Даргова, женщина без биографии, без профессии, без личных доходов.

— А две с половиной тысячи?

— Утверждает, что подарены ей Даракчиевым. На протяжении трех лет была его любовницей, а в пятницу они расстались. Он как бы дал ей отступного.

— А как смотрит на этот подарок ее муж?

— Оказывается, он давно подозревал жену в измене. Не отрицает, что в день убийства был в Драгалевцах. Он знал, что собирается компания, и бродил возле дачи, желая выяснить характер взаимоотношений своей жены с хозяином дома. Нет никаких данных, что он проникал внутрь дачи.

— Чем он занимается, этот ревнивец?

— Обычный служащий. Правда, тоже получивший наследство... Последними в досье значатся девушки. Как я уже сказал, они вне подозрений... — Смилов захлопнул папку.

— Значит, с них и нужно начинать, Любак. Пригласи их завтра к восемнадцати часам.

— Но завтра воскресенье.

— Ну и что же? Медлить в таком деле нельзя.

— Завтра в десять часов похороны Даракчиева.

— Я там буду. Небезынтересно посмотреть на опечаленных убийц. Как встретила горе его супруга?

— Она вернулась сегодня утром из Варны. Не скажу, что она убита горем. Подозрительно крепкие нервы у баронессы.

— В чем ты ее подозреваешь?

— В бессердечности. Судите сами: ее сын в пионерском лагере, за городом, а она даже не оповестила ребенка о смерти отца. Я связывался с начальником лагеря по телефону. Оказывается, она звонила и просила передать сыну, что, как обычно, навестит его завтра после обеда.

— Что ж тут странного, она просто щадит ребенка. Между прочим, и мой сынишка в таком же лагере. И я навещаю его по воскресеньям после обеда, как и все другие родители. Таков лагерный распорядок.

— Но похороны утром!

Подполковник Геренский задумался.

— Давай-ка вызовем ее тоже на завтра.

— Лучше поговорить с ней на даче, — предложил капитан.