Шарль Эксбрайа - Алиби на выбор. («Девушки из Фолиньяцаро»). Страница 4

— Иларио, где Тимолеоне?

— Он работает.

— Вот это новость! Он никогда в жизни не работал, неужели он начнет теперь, в его-то возрасте?

— Он не хочет, чтобы его беспокоили.

— Можешь положиться на меня, Иларио, это случится!

— Я не могу этого допустить, синьора!

И в подтверждение своей решимости карабинер стал перед входом в участок, раскорячив руки и ноги.

— Ты это серьезно, Иларио?

— С вашего позволения, синьора.

Элоиза подошла к нему вплотную и сказала с состраданием:

— Ты в самом деле думаешь, что можешь мне помешать?

Рагу тушилось уже ровно час. Тимолеоне собирался приступить к дальнейшим кулинарным операциям, когда какой-то шум заставил его подскочить. Не подумав снять фартук и положить двузубую вилку, которую держал в руке, он в три прыжка пересек кабинет и открыл дверь в служебное помещение. Представившееся ему зрелище заставило его открыть рот от удивления. Иларио Бузанела сидел на шкафу с делами. Очутиться там он мог бы, только став на стул, но стула рядом со шкафом не было, а поза карабинера и его более, чем обычно, тупой вид свидетельствовали о том, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Тимолеоне знал синьору Россатти всю свою жизнь и не мог заблуждаться. Без гнева, но голосом полным упрека он осведомился:

— Что ты еще наделала, Элоиза?

— Этот клоун сказал, что не даст мне войти.

Совершенно забыв о своем фартуке и вилке для жаркого, Тимолеоне выпрямился и сурово поглядел на нее.

— Элоиза, ты не имеешь права так отзываться о человеке, носящем такой же мундир, как твой сын! Ты наносишь ущерб достоинству карабинеров!

— А ты, Тимолеоне?

— Я?

— Ты, может быть, считаешь, что подобное одеяние внушает уважение к закону?

Вспомнив о своем костюме, Тимолеоне покраснел до ушей.

— Шум, который ты произвела, застиг меня в самый разгар расследования, я бы сказал изучения…

— Вижу, вижу!

— Кроме того, тебя не касается, как я провожу свое время, когда нахожусь у себя, Элоиза Россатти! Я знаю одно: существуют правила, и Иларио обязан… Но прежде всего, почему он находится наверху, а?

— Прошу тебя, Тимолеоне, не будь идиотом. Я тебе уже сказала, что он не хотел меня впустить.

— Но это не объясняет, почему…

— Я его слегка отодвинула.

— Слегка, да?

— Ну… Он ничего не весит, этот тип!

— Разве это объяснение? А ты, Иларио Бузанела, ты настоящий позор для карабинеров!

Сидя на шкафу и постепенно начиная понимать, что с ним произошло, Иларио справился:

— Почему, шеф?

Тимолеоне призвал свою посетительницу в свидетели:

— Слышишь, Элоиза? Он еще спрашивает, почему я думаю, что он не делает чести своему мундиру!

Опустив глаза, синьора Россатти лицемерно подтвердила:

— Нынешние мужчины, Тимолеоне, уже не то, что старшее поколение!

Бузанела робко попытался протестовать:

— Но ведь, шеф, это она…

— Что из этого? Ты считаешь себя способным следить за порядком, но если нервная женщина легонько тебя толкнет, ты спасаешься от нее на шкафу?

— Не я полез туда, это она меня забросила!

— На твоем месте я бы не стал этим хвастаться. Спускайся и запиши в регистрационной книге, что я тебе даю два дня ареста! Что касается тебя, Элоиза, постарайся запомнить, что законы следует уважать, а приказания исполнять! И я нахожу возмутительным, что мне приходится напоминать об этом матери капрала Амедео Россатти! А кстати, где он сам?

Это напоминание о ее переживаниях заставило Элоизу простонать:

— Я как раз и хотела с тобой поговорить, Тимолеоне, о моем сыне!

— Да?.. С ним что-то серьезное?

— Хуже не бывает!

— Правда?.. В таком случае пройди в мой кабинет.

Оставив Бузанелу заниматься горным спортом в одиночестве, они уселись в маленькой комнате, где начальник карабинеров, как полагали, должен был решать сложные проблемы, имевшие отношение к поддержанию общественного порядка в Фолиньяцаро.

— Садись, Элоиза, и перестань плакать, потому что ты уже походишь на пострадавший от жары рокфор. Скажи мне, чем сейчас занимается твой сын, вместо того чтобы находиться здесь, куда его призывает долг?

— Тимолеоне, ты оскорбляешь несчастную мать!

— Это тебя-то?

— Да, меня, а что касается Амедео, то ты его не скоро увидишь!

— Помоги мне святой Иосиф, он что, дезертировал?

— Можно сказать, что так!

— Элоиза, думай, что ты говоришь! Сейчас не до шуток!

— Так ты воображаешь, бессердечный толстяк, что мне хочется шутить в то время, как мой Амедео умирает?

Тимолеоне очень любил Амедео. Он остолбенел, услышав слова Элоизы.

— Умирает? Но от чего?

— От любви.

Начальник карабинеров вздохнул с облегчением.

— Только то…

— Только то? Ну и ну! Несчастный! Ты никогда не был способен на настоящее чувство, поэтому думаешь, что все на тебя похожи! Мой сын — это новый Ромео! И так как его Джульетта собирается выйти замуж за другого, то он предпочитает умереть!

— Он не имеет права! Он капрал карабинеров! Его жизнь принадлежит государству!

— Он сейчас в таком состоянии, что плевать хотел на государство!

— Хорошее дело! И это карабинер, который подавал большие надежды! Я надеялся, что он станет унтер-офицером, а потом — кто знает? — может быть, и офицером. И вот, вместо того чтобы думать о своей карьере, этот дурачок хнычет из-за того, что Аньезе Агостини предпочла ему Эузебио Таламани, клерка своего отца! Вот что я тебе скажу, Элоиза: мужчин уже не осталось!

— И это все, что ты можешь мне сказать в утешение?

— Во-первых, твой сын не умрет, а получит восемь дней ареста, которые научат его не относиться к своим обязанностям спустя рукава! Во-вторых, с тобой всегда случались всевозможные истории, и с возрастом это не прошло. Несмотря на это, ты ведь знаешь, с каким уважением я к тебе отношусь?

Синьора Россатти приосанилась, потом проворковала:

— Знаю, Тимолеоне…

— Так вот, при всем моем к тебе уважении, Элоиза, позволь тебе заметить, что ты всегда была, есть и останешься до последнего издыхания страшной занудой.

Поставленная в тупик этим рассуждением, онемевшая от его неожиданной логики, Элоиза смотрела, раскрыв рот, на карабинера, который воспользовался этим, чтобы добавить:

— В конце концов, что я должен, по-твоему, сделать, чтобы заставить Аньезе Агостини любить твоего парня?

— Сделать! Да она его и так любит!

— Это ты так считаешь!

— Нет, она сама! Не позже, чем сегодня утром, она специально пришла ко мне, чтобы мне это сообщить!

— Так пусть выходит за него!

— Она-то очень этого хочет, но ее отец, этот глупец Изидоро, не разрешает ей.

— Аньезе ведь совершеннолетняя!

— Ты прекрасно знаешь, что девушки у нас никогда не бывают совершеннолетними!

— В таком случае пусть выполняет волю отца!

— Чтобы мой Амедео совсем извелся? Нет, Тимолеоне! Неужели у тебя под кителем нет ничего, кроме жира?

Начальник карабинеров попытался ввести разговор в более спокойное русло:

— Послушай, Элоиза… Я совсем не хочу с тобой ссориться, особенно по поводу вещей, которые меня не касаются. Остановимся на этом. Скажи только твоему сыну, что, если он не будет на своем посту в два часа пополудни, я доложу начальству, что он отсутствует без основательной причины! Но знай: это путь к дезертирству, разжалованию и каторжным работам!

Элоиза сразу поднялась и в свою очередь спокойно произнесла:

— Благодарю тебя, Тимолеоне Рицотто. Благодарю тебя не только за то, что ты пальцем не шевельнул для спасения моего мальчика, но еще и за то, что ты хочешь разлучить меня с ним навеки, погубить его!

Начальник карабинеров добродушно расхохотался.

— Ах, ты действительно родом из Фолиньяцаро, милая Элоиза! Сразу все превращаешь в драму! Пусть твой сын быстренько прибежит и докажет, что он получает деньги не зря, и эта идиотская история будет забыта.

— Значит, ты считаешь, что любовь Амедео к Аньезе и Аньезе к Амедео — идиотская история?

— Право, ты начинаешь меня раздражать! Нет, идиотизм заключается в том, что капрал карабинеров, который должен был бы быть настоящим мужчиной, начинает изображать из себя томного пастушка.

— По-твоему, у карабинера не может быть сердца?

— Вернись домой, Элоиза, так будет лучше… Я терпеливый человек, но всему есть предел!

— Нет, я не выйду из этой комнаты, пока ты меня не выслушаешь, эгоист!

— Выслушать тебя? Да я только это и делаю!

— Тимолеоне Рицотто, я требую, чтобы ты арестовал этого Эузебио Таламани, который называет себя клерком нотариуса!

— Арестовать Таламани! Ты что, с ума сошла? Почему я его арестую?

— Потому что он не местный! Потому что он появился здесь два года назад неизвестно откуда и не имеет права сеять беспокойство и смуту в Фолиньяцаро! А если понадобится, то ты арестуешь и мэтра Агостини за то, что он нарушил свое слово! В противном случае предупреждаю тебя, начальник карабинеров, я камня на камне не оставлю от нашей деревни и уйду с сыном в подполье!