Александр Хабаров - Русский бунт-2000 (фрагмент) Страница 4

Никак не могла Галина Ильинична полновесно осудить дочь за ее самовольство. "Пусть, пусть... Пусть она сама увидит жизнь во всей ее, ха-ха, красе...". Когда Виктор сел первый раз, Галина Ильинична сама возила дочь: пока Мариночка двое суток пребывала на свидании с Виктором, мать ее жила в грязной двухэтажной гостинице с неуместно игривым названием "Гнездышко" - кроме нее "гнездовались" два снабженца и старичок-отец, приехавший, как и Лесовицкие, на свидание к сыну.

"Мама, не забудь о "Добрых Людях! Четырнадцать ноль-ноль! - кричала в трубку дочь. - И Андриану дай пятьсот долларов! - если возьмет, конечно..." (Марина была уверена, что Голощапов будет благородно отказываться, но знала, что мать настоит на своем).

Галина Ильинична ничего не забыла и уже с 13.30 выглядывала в окно: не подъехала ли та красивая машина с риэлтерами? На улице ничего не происходило, если не считать того, что трактор, экскаватор и группа людей в оранжевых жилетах разбирали завал камней на месте ночного бара "Русский Самурай". Двое мужчин (один, что странно, нес ведро) вышли из подъехавшего авто и пошли в подъезд, но это были не риэлтеры, да и авто не иностранное, а наше, русское. "Москвич". (Галина Ильинична безошибочно отличала иномарки от отечественных машин, но все отечественные упорно называла "москвичами", абсолютно не замечая разницы).

А в 13.55 к дому подъехала иномарка с "Добрыми Людьми" - старушка сразу узнала красивую, выдержанной формы, машину. Вышли те самые, что были в прошлый раз, вежливые и приятные молодые люди (впрочем, один был неопределенный какой-то - из-за бритой - ах, мода! - головы). Он-то и заметил Галину Ильиничну в окне, приветливо махнул ей рукой и что-то, улыбаясь, сказал товарищу. Тот закивал головой...

2

- Карга старая уже в окне засветилась, усекла нас, - сказал Ваня Хлюпик и помахал рукой. - Лыбится.

- Ништяк, доулыбалась, - подтвердил Ширяйка, посмотрел налево и увидел руины "Русского Самурая". - Глянь, братан: землетрясение, что ли?

- "Дорожный патруль" смотреть надо. Сказали: бомба с механизмом. Абубакара-Черныша на части разорвало, а Жир-Хан - я с ним на Вятлаге чалился - задохнулся под обломками. И х.. с ними, двумя зверями меньше стало...

Под козырьком подъезда качались два только что опохмелившихся мужика в "польтах" и кроличьих шапках: типичные алкаши из "спального" района, явно безработные или малооплачиваемые. Рядом стояло ведро с мусором, а чуть поодаль - бутылка с остатком водки.

- Ну, и чё, чё? - бормотал тот, что повыше. Он был совсем пьян, его "вело" в сторону, но он хватался за товарища, а тот все пытался отцепить чужие пальцы от своего рукава. - Ты мне адрес напиши, куда ехать. Я же по шестому разряду пахал, на все руки, бля...

- Ручки нет, - отвечал второй, пониже ростом, коренастый.

- Как - нет? - пьяный повернул голову и мутными глазами посмотрел на идущих к подъезду Хлюпика и Ширяйку. - Мужики, ручка есть, а? на айн момент, а?

У Хлюпика был "Паркер" с золотым пером (он "заиграл" его у Голощапова еще месяц назад - и не отдал). Ваня не хотел давать какой-то пьяни хорошую ручку и толкнул Ширяйку:

- Есть ручка? Дай мужику.

- Да откуда? Что я, писарь, что ли? Сам дай.

Высокий схватил Хлюпика за рукав:

- Земляк, адрес запишу - и все, а? Дай!

- Ладно, - сжалился Хлюпик. - Только не дави сильно.

- Да что я, семижильный, что ли? - обиделся высокий. - Щас в подъезде, на приступочке... Пойдем, Шурик!

Алкаши, качаясь, провалились в подъезд, однако Шурик ведро с мусором не забыл, успел подцепить его костлявым пальцем. Ширяйка и Хлюпик вошли следом.

- Вызывай лифт, - сказал Хлюпик Ширяйке и повернулся влево, где у приступка качались эти алкаши, собиравшиеся писать что-то на сигаретной пачке.

Ширяйка вызвал лифт и тоже подошел, вытащил сигаретку.

Высокий снял с авторучки колпачок, осмотрел, цокая языком, золотое перо и неожиданно, каким-то неуловимым, словно бросок кобры, движением кисти вонзил авторучку прямо в выпуклый глаз Ширяйки. И тут же, чуть подковырнув, выдернул ее. Вывалился и глаз - окровавленный комок висел на скуле.

Ширяйка закричал бы - так было больно и страшно - но высокий ткнул его, перевернув ручку, другим, не острым концом, в солнечное сплетение - и крик захлебнулся в зародыше.

Одновременно коренастый "Шурик" схватил Хлюпика костлявой рукой за "причиндалы" между ног и, сдавив словно клещами, резко рванул вниз. Ваня и закричать не смог, даже если бы захотел. А "Шурик" боднул Хлюпика выпуклым лбом в переносицу (что-то затрещало) и, зацепив левой "клешней" за верхнюю губу, потащил к лифту. Ширяйку за шиворот поволок высокий.

Почти одновременно спустилась кабина. Открылись створки.

Все поехали.

- Ну вот, - сказал "Шурик". - Сработали.

- Чуть не прокололись, с ведром этим дурацким...

- Кто ж знал, что здесь до сих пор мусоропровод работает? А без ведра могли еще быстрей засыпаться. А с авторучкой - экспромт, ценю...

- А кто делал?!, - похвалил себя высокий. - Я на девятый нажал - там никого нет, все на работе...

- ...Скажу... все, - простонал очнувшийся Хлюпик. - Не мочите...

- Штуку баксов, - сказал высокий, - и ты свободен! Шучу...

Лифт остановился на девятом этаже. Шурик и высокий вытянули Хлюпика и Ширяйку не лестничную клетку, затем поволокли дальше, на площадку с мусоропроводом между пролетами.

- Я... ты... глаз мне... мусор...- простонал Ширяйка.

- Я не мусор, - сказал высокий. - Если не веришь - ксиву покажу. Мусор - это ты. Без ксивы.

- Ну что, - вмешался Шурик. - Пакуем молодого, он все равно не знает ничего, а с лысым поговорим чуток?

Высокий кивнул.

Они поставили Ширяйку на ноги; Шурик чуть придержал его, пока высокий открывал (вернее, отрывал от трубы) крышку мусоропровода. Потом высокий повернулся к Ширяйке и концами пальцев ударил его куда-то под печень. Вспыхнула иллюминация, радужные блики поплыли перед единственным глазом Ромы Ширяева, бывшего учащегося машиностроительного техникума, убившего за прошедшие пол-года девятерых квартиросъемщиков, из них - двух девочек в возрасте восьми и двенадцати лет.

Шурик и высокий перегнули тело через край отверстия мусоропровода и, чуть поднатужась, втолкнули внутрь. Ширяйка вначале пополз меж стенок трубы, потом что-то остановило его: возможно, это была кобура с наганом под мышкой.

- Не убьется, как думаешь? - спросил Шурик.

- Нет, не должен... На восьмом этаже застрянет... Или на седьмом. А, может, на пятом... Доползет, не сдохнет, - сказал высокий. - Давай пари - на штуку баксов, а?

Шурик махнул на него рукой и обратился к Ване Хлюпику: тот, широко открыв глаза, смотрел в потолок.

- Ну что, товарищ? - улыбнулся Шурик. - Как вы себя чувствуете? Жалобы есть?

- Гена... Паыч... Зуб-ков, - еле выговорил Хлюпик.

- Устарело, - с сожалением посмотрел на него высокий. - Еще говори.

- Голо... щап-ов Андри... ан. Всё.

- Во! Зер гут! - обрадовался высокий. - Это уже эксклюзив! Но все равно пойдешь к другу своему, он не даст тебе упасть.

Не прошло и минуты, как Ваня Хлюпик уже находился в мусоропроводе. Страшная теснота объяла его, стены вонючей трубы как будто сжимались, а тело, наоборот, распухало. Лысая голова упиралась в подошвы Ширяйкиных сапог. Постепенно Ширяйка стал сползать вниз, в бездну, вслед за ним, сантиметр за сантиметром, двинулся и Ваня.

- М-м-м... - еле выдавил он он из себя.

Шурик и высокий уже собрались зайти в кабину.

- Загудел, - сказал Шурик. - Живыми возьмут. Звони, Толик...

Толик вытащил из кармана мобильник и нажал две кнопочки.

- Алей, милисия? - сказал он. - Здеся люди в мусерепрёводе, на Лебедяньськой, девятьнасять... Их разиськивиет милисия, они много людей замосили, - вдруг он переменил голос и сказал властно, грубо и грозно. - С тобой не шутки шутят, псина легавая, а сообщают местонахождение опасных преступников! В мусоропроводе, да, в Бирюлево, на Лебедянской, девятнадцать. Кто? Х... в пальто! Выезжай, а то помрут...

Толик нажал кнопку отбоя, а Шурик - кнопку лифта. Кабина стояла на месте, створки дверей открылись.

- Что мы делаем, Насос? - сказал Толик уже в кабине. - Что за жизнь, что за нравы - авторучкой в глаз! И кого? не Бонда, не Сигала какого-нибудь, не "морского котика" - отморозка паршивого, качка, сморчка и червячка... Помнишь, в Италии... эх, елы-палы!

- Планида у нас такая, - успокоил Толика Насос. - Не забудь, нам еще этого, как его, голого и щапого искать... Ты Скворца набери - пусть подскажет.

- В машине наберу, - сказал Толик.

Они вышли из подъезда и бегом побежали к своей "волге", стоявшей метрах в тридцати от подъезда.

Уже стали выезжать слева между домами, как вдруг справа, воя сиренами, выскочили два милицейских "бобика" с мигалками.

- Живыми возьмут, факт! - сказал Шурик. - Поехали!

"Волга" медленно покатилась к арке. Толик уже набирал на мобильнике номер Скворцова.

ВЫСОКОЕ ДАВЛЕНИЕ

Нельзя сказать, что для Андриана Голощапова именно деньги были смыслом жизни. Нет. Также не питал он больших иллюзий насчет своих стихов - какие там стихи, даже не вирши. Амбиции его не простирались далее той единственной книжки "Антисовет", которая принесла ему короткую, но приятнейшую славу борца с режимом.