Михаил Березин - Пришла беда, откуда не ждали Страница 4

– Разумеется, кое-что известно. Была дана масса объявлений в газетах с просьбой отозваться того, кто создал картины. Или того, кто может помочь разыскать автора. Обещались умопомрачительные гонорары. И нельзя сказать, чтобы не было откликов. В откликах как раз недостатка не ощущалось. Но все это были пустышки. Еще детективы ходили по художникам, беседовали с искусствоведами, но тоже без заметного результата. Наш гений словно сквозь землю провалился.

– Значит по художникам и искусствоведам мы – не ходоки, объявлений в газетах тоже не даем.

– Ну, почему же? – запротестовала Малышка. Она заняла на удивление активную позицию в этом деле. – Ведь гений – иностранец. Вдруг, он не знает немецкого. Нужно дать объявления на других языках.

– Между прочим, это мысль, – поддержал ее я.

Тролль недовольно нахмурился.

– Потеряем массу времени, – проворчал он.

– У тебя имеются какие-нибудь контрпредложения?

– Нужно подумать.

– Пожалуйста, думай.

На следующее утро я отправился в один из магазинов, торгующих периодическими изданиями, чтобы подобрать газеты, в которых можно было бы разместить интересующее меня объявление. Газет, издаваемых в Германии на английском или французском языках, я не обнаружил. Если говорить о русском, то бросалась в глаза местная газетенка с гордым названием «Европа-Центр». Конечно, можно было бы задействовать гигантскую машину «Гвидона» и через нее опубликовать объявления в крупнейших газетах мира. Но мне показалось разумным для разминки ограничиться чем-то менее масштабным.

Я позвонил Голдблюму, чтобы посоветоваться.

– Ты прав, мой мальчик, – горячо поддержал меня тот. – Делай так, как тебе подсказывает интуиция. Ты знаешь, я почти уверен, что художник – из России. Есть в его картинах эдакое… Веет Кандинским, Малевичем, Татлиным… Вроде бы, они совсем другие, да и между собой-то разные, а все же что-то их объединяет. Особый дух…

Я купил номер газеты «Европа-Центр» и связался по телефону с редакцией.

– О'кэй, мы все сделаем, – обрадовали меня. – Номер с вашим сообщением выйдет недели через две.

– Что?!

Я подумал, что это розыгрыш.

– Вам, вообще-то, хотя бы раз в жизни приходилось держать в руках экземпляр нашей газеты?

– Я и сейчас его держу.

– Тогда вам должно быть известно, что мы – еженедельник.

Я повнимательнее вгляделся в титульную часть. Действительно, это было написано.

– Но, – сказал я, – почему недели через две, а не через неделю?

– Потому что пока, к сожалению, мы выходим только раз в две недели. Ближайший номер, правда, будет печататься послезавтра, но макет уже полностью сделан.

– Плачу любые деньги! – завопил я. – Я представляю крупнейшую международную финансовую корпорацию. Нам срочно – кровь из носа – нужно напечататься послезавтра.

На том конце провода, очевидно, обалдели. Возможно, им еще никогда не звонили из крупнейших международных финансовых корпораций.

– Ладно, приезжайте, – проговорил, наконец, мой собеседник.

В ожидании очередного выпуска газеты «Европа-Центр» прошло в общей сложности три дня. Чтобы не умереть за это время со скуки, я решил последовать примеру остальных детективов и нанести ряд визитов художникам. Разумеется, в моем случае – русским художникам. Адреса помог разузнать все тот же Горбанюк – моя палочка-выручалочка.

Первым в списке оказался некий Антон Котелков, проживающий у черта на рогах, где-то в берлинском районе Панков. Берлога его, однако, содержалась в приличном состоянии. В одной из двух комнат он творил, в другой проживал вместе с супругой. Рисовал он сплошь каких-то восторженных олухов с козлиными мордами, витающих в радужных облаках. Внизу, под этими облаками, чаще всего – картинки русской природы. Не нужно было обладать опытом Голдблюма или выдающейся проницательностью Малышки, чтобы понять, что уж он-то к картинам в метро непосредственного отношения не имеет. Говорил он резко, хриплым голосом, с явным намерением побыстрее от меня отделаться.

– Я не езжу в метро, – сразу же отрубил он.

– Я тоже. Но на картины взглянуть было все же любопытно.

– А мне – нет. Стану я тратить время на всякую чепуху.

– Напрасно. Вдруг, это – кто-нибудь из ваших знакомых. Смогли бы, не запылившись, заработать тысченку-другую долларов.

– Чушь!

– Слушай, когда с тобой разговаривают умные люди, – вмешалась его жена. – Только дураки отказываются от возможности заработать лишний пфеннинг. Особенно здесь, на Западе.

У нее, видимо, была своя шкала ценностей, а также валютных курсов, в которой тысченка-другая долларов равнялась одному пфеннингу.

– Обидно, конечно, что вы не видели оригиналов, – проговорил я голосом, полным сожаления и укоризны, – но не беда, у меня имеются с собой вполне приличные репродукции.

И развернул перед его носом предусмотрительно принесенный с собой журнал живописи.

Он глянул мельком, и его бородатую физиономию перекосила язвительная усмешка.

– Вы хотите уверить меня, что автор этой мазни разыскивается целой сворой детективов?

Его, разумеется, больше бы устроило, чтобы целая свора детективов разыскивала автора восторженных дегенератов с козлиными мордами, парящих в радужных облаках. И, возможно, впереди этой своры не отказался бы увидеть меня, лихо размахивающего чеком в миллион долларов.

– Дайте-ка посмотреть! – Фрау Котелкова выхватила из моих рук журнал. – М-м-м… Тоша, а это, случайно, не Ицык?

– Дура, это ведь даже не фигуративная живопись.

– А, может быть, Майя Маевская?

– Та вообще не пишет в цвете.

– Ну а кто бы это мог быть? Подумай.

– Отстань! – сказал он.

– И ты говоришь мне это после того, как я отдала тебе лучшие годы жизни?!

– Что?! – внезапно завопил Котелков. – Так это были лучшие?!

– Да, лучшие! – Она в сердцах швырнула в него журналом. – Лучшие годы жизни я провела, сидя голышом на этом стуле. Но, глядя на меня, ты, почему-то, малевал всяких уродцев с козлиными головами!

Я поспешно ринулся вперед, схватил журнал с пола и спрятал его в портфель.

– Ребятки, к сожалению, мне пора, – сказал я, но они этих слов, видимо, даже не расслышали. По крайней мере, с их стороны никаких возражений не последовало.

Я сделал еще несколько попыток войти в контакт с местными художниками. Но результаты оказались более чем скромными. Из всех, происшедших за эти дни встреч, заслуживают упоминания, пожалуй, лишь следующие.

Во-первых, с Ицыком, а если полностью – Исааком Куперманом. Он также числился в составленном Горбанюком списке, был наголо бритым, очкастым парнем, и больше напоминал интеллектуального уголовника, нежели художника-нонконформиста, каковым на самом деле являлся.

Застал я его в компании двух бугаев как раз в тот момент, когда они распивали дешевое вино из бумажных пакетов. На картинах в подрамниках, штабелями наваленных тут и там, чаще всего были изображены натюрморты из бутылок с выпивкой, стаканов, селедки и фотографий знаменитых вождей в рамках и без оных. Они так и назывались: «Натюрморт со Сталиным», «Натюрморт с Брежневым», «Натюрморт с Сусловым», «Натюрморт с Черненко». Последний стоял на станке незаконченным, без названия, но на фотографии явно просматривались контуры Жириновского.

– Натюрморт с Жириновским, – продекламировал я, ткнув в картину указательным пальцем.

– Сразу чувствуется сыщик высокого класса, – язвительно отозвался Ицык. – Как вы догадались? С помощью дедуктивного метода?

Бугаи дружно заржали.

– Именно, – кивнул я головой, – с помощью его, родимого.

– Никогда не имел дело с пинкертонами. С кагэбней – сколько угодно, с нашим доблестным уголовным розыском, а вот с пинкертонами – ни разу.

– Значит, я буду первым.

Он сунул в рот папиросу – мне даже показалось, что это – «Беломор-канал» – и с наглым видом уставился на меня.

– Как вас зовут?

– Крайский.

– Засуньте эти ваши доллары себе в задницу, господин Крайский. Этот парень, что расписал переходы в метро, – действительно гений. И плевать он хотел на ваши деньги, поэтому и не объявляется. Не все еще в этом вонючем мире продается, представьте себе. Мы взорвем его, этот ваш вонючий мир! Этих аккуратных европейчиков и американчиков с их дистиллированными мыслями. Так и передайте вашему клиенту. Скажите ему, что этот парень не продается. Es tut mir wirklich sehr leid[10], как говорят простые немецкие обыватели. Пусть засунет в жопу свои деньги. А если у него возникнут с этим трудности, помогите ему.

После такого поворота в разговоре можно было сразу же и уходить.

– Начните новую серию, господин Куперман, – посоветовал я ему на прощанье. – «Натюрморт с Колем», «Натюрморт с Мэйджором», «Натюрморт с Клинтоном»…

– Не беспокойтесь, за мной не заржавеет, – заверил он меня…

Во-вторых, с Сергеем Гламоздой. Во время своего прошлого посещения Берлина, находясь в ресторане в глубоком подпитии, мы с Джаичем купили картину именно этого Сергея Гламозды. Называлась она «Лети, пуля» и обошлась нам более чем в две тысячи марок. Сейчас она украшала стену моего кабинета в здании штаб-квартиры «Гвидона». Я поведал Гламозде эту историю, и тот сразу же оживился.