Уоррен Мэрфи - Недостающее звено Страница 4

Римо уже давно решил про себя, что Америка не только потеряла свое лицо, выйдя из войны во Вьетнаме, - она перестала быть Америкой, утратила свой истинный дух. Тайвань сдали, потеряли Иран. Американское руководство недвусмысленно дало понять, что в Южной Африке не признает иного правительства, кроме коммунистических террористов, вне зависимости от результатов голосования. Преподавательница колледжа, только и умевшая, что ненавидеть Америку, отправилась в Россию - получать от коммунистов медаль и там заявила, что разговоры о преследовании советских диссидентов - всего лишь уловка, чтобы скрыть преследование диссидентов в самой Америке. И преспокойно вернулась в свой финансируемый государством колледж, где ей платили зарплату из средств налогоплательщиков.

"Какая грязь", - думал Римо, глядя сверху на маленькую долину, где вокруг крохотной угольной электростанции расположились лагерем около пяти тысяч человек. Обращаясь к стоявшему рядом человеку восточной наружности, он сказал:

- Все кончено, Чиун.

- Что ты имеешь в виду? - спросил тот. Он был всего пяти футов ростом, почти на целый фут ниже Римо. Чиун продолжал наблюдать за толпой, его жиденькая бородка и тонкие пряди седых волос развевались от редких порывов легкого ветерка.

- Америку, - ответил Римо. - С нами все кончено.

- Ты хочешь сказать, что нам следует поискать работу где-нибудь еще? поинтересовался Чиун, кинув взгляд на Римо, по-прежнему взиравшего на толпу. - Я всегда говорил, что в мире много стран, где хотели бы воспользоваться услугами двух первоклассных наемных убийц. - Голос у Чиуна был высокий, но в то же время сильный - он совсем не вязался с обликом восьмидесятилетнего старца, обладавшего хрупким телосложением. На старом корейце было белоснежное кимоно из парчи, и, несмотря на жаркое солнце Пенсильвании, он не потел.

- Нет, - произнес Римо, - это не значит, что мы должны искать работу в другом месте. Жаль только, что, невзирая на все наши усилия, Америка мертва.

- Я никогда этого не понимал, - заметил Чиун. - По-твоему, выходит, что Америка - это какая-то особая страна. Но ничего подобного! Она просто немного изменилась. Вспомни о величии Древней Греции, славе Древнего Рима все пропало в дымке времен. Только и осталось, что танцующие друг с другом мужчины да женщины, готовящие спагетти. Вспомни фараонов и их империи, вспомни белокурого македонца - все прошло. Почему же судьба Америки должна быть иной?

- Должна, - упрямо повторил Римо.

- Но ты можешь объяснить почему?

- Потому что это свободная страна. А в других странах, о которых ты говоришь, свободы никогда не было. Но здесь люди свободны, и вот теперь нас завоевывает внутренний враг. Сами американцы рвут страну на куски.

- Такова оборотная сторона свободы, - сказал Чиун. - Стоит только дать людям свободу, и они используют ее, чтобы напасть на тебя.

- Тогда какой же выход? Отобрать свободу?

Прежде чем ответить, старец посмотрел на небо: на фоне ярко бедой глади облаков парил одинокий коршун.

- Дом Синанджу существовал у многих народов на протяжении многих веков, - наконец изрек он.

- Я знаю, - отозвался Римо. - Пожалуйста, давай обойдемся без лекций по истории.

- Я только хочу сказать, что это единственная из всех известных мне стран, решения в которой принимаются под влиянием чьих-то прихотей и капризов. Такое впечатление, что всей нацией правит тончайшая прослойка и в нее попадают именно те, кто больше всего на свете ненавидит собственную страну.

- И это мне известно, - согласился Римо. - Ну, так что, запретить свободу? Это ответ?

- Нет, - возразил Чиун. - Если запретить свободу, то вас завоюют извне. Сохраните свободу - и станете жертвой внутренних врагов.

- Итак, у нас нет выхода, - подытожил Римо.

- Отнюдь. Все нации когда-нибудь погибают. Что же касается вас, плохо лишь то, что ваша гибель окажется бесславной. Лучше погибнуть от меча, чем от жалких червей. - Он вновь посмотрел вниз, на пять тысяч человек, собравшихся у ворот электростанции, - некоторые пели, другие выкрикивали лозунги. - Но пусть тебя поддерживает одна мысль.

- Какая?

- Эти жалкие черви там, внизу. Когда ваша страна уступит место какому-то новому образованию, можешь не сомневаться, они погибнут первыми.

Римо покачал головой.

- От всего этого тоска берет!

- Нет-нет, - быстро проговорил Чиун. - У нас есть наше искусство. Наша жизнь исполнена большого внутреннего смысла, внешний мир не может на него повлиять. Нам не нужен никто, кроме нас самих.

- И наших жертв.

- Верно, - согласился Чиун. - Признаю свою ошибку. Без жертв не бывает наемных убийц.

Неожиданно в Римо проснулась злость. Он погрозил кулаком демонстрантам внизу и заявил:

- Уверен, в жертвах у нас недостатка не будет.

- Я подожду тебя здесь, - сказал Чиун. - Надеюсь, ты хорошо проведешь время. Только прошу, не давай волю гневу.

- Постараюсь, - с этими словами Римо начал быстро спускаться вниз.

Шел пятый день, как из-за пикетчиков электростанция прекратила работу. И каждый день демонстранты штурмовали окружавший электростанцию забор - их атаки отбивались силами городской полиции и местной охраны. Но сегодняшний день, по сведениям Римо, обещал быть необычным: стало известно, что демонстрантам подвезли оружие и взрывчатку.

Из-за остановки электростанции вот уже пять дней сто тысяч семей сидели без электричества. Это значит, что не работали холодильники, не горел свет, нельзя было принимать телевизионные и радиопередачи. В больницах использовали аварийные генераторы, мощности которых хватало лишь для самых неотложных операций, и если бы хоть один из таких генераторов отказал, началась бы массовая гибель больных, потому что других запасных систем в городе не было.

Площадка вокруг электростанции напоминала маленькую песчаную отмель, исчезавшую под волнами прилива и вновь появляющуюся, когда прилив отступал. Роль насоса в этом людском бассейне выполняли телекамеры: когда они были включены, толпа с песнями наступала на забор, когда же операторы уходили, пикетчики начинали отступать, оставляя после себя раздавленные банки из-под пива, обертки от бутербродов, пластиковые упаковки "Биг-Маков", бычки самокруток и обрывки плакатов с протестами против загрязнения окружающей среды и "грязных угольных магнатов".

Сейчас было время отлива. Римо пробирался сквозь толпу, которая разбилась на многочисленные группки, впавшие в летаргический сон. Некоторые лежали на спине и старательно приобретали загар. Другие распивали пиво. Бойко шла торговля семечками. А в какой-то сотне футов от них человек шесть полицейских охраняли ворота, но и они выглядели расслабленными, словно понимали, что отсутствие телекамер привело к своего рода перемирию.

Римо не очень-то надеялся найти человека, которого искал. Никто не обращал на него ни малейшего внимания, когда он ходил между группками людей.

- Эй, приятель, закурить не найдется? - окликнул его какой-то мужчина.

- Нет, - на ходу бросил Римо.

- Нет, ты уж дай мне закурить, - повторил мужчина, хватая Римо за плечо.

Римо обернулся. Перед ним стоял тщедушный человечек лет сорока пяти в зеленовато-голубом домашнем костюме из синтетики и белых лакированных туфлях. Он-то что здесь делает, подумал Римо. Разве с возрастом революционеры не отходят от борьбы? Считается, что они не должны, сменив джинсы на домашний костюм, продолжать заниматься прежним делом.

- Вам не кажется, что вы для этого немного староваты? - поинтересовался Римо, сбрасывая руку мужчины со своего плеча. Мужчина тут же почувствовал, как рука онемела; боль придет чуть позже.

- Возможно, ты прав, но тут так много цыпочек.

Римо пожал плечами.

- Только чтобы добиться успеха, нужно сначала покурить травки, продолжай мужчина. - В самом деле. Пошли. Сейчас разживемся травкой.

- Интересно посмотреть, что у вас, любителей травки, за душой, заметил Римо.

- О-о, как болит рука! Что ты с ней сделал?

- Ничего страшного. Естественная боль - ценная вещь.

- Не смешно, - обиделся мужчина. На лацкане костюма у него был прикреплен значок с изображением вазэктомии. - А что ты вообще здесь делаешь?

- Ищу Джени Беби, - ответил Римо.

Это была всемирно известная исполнительница народных песен, сколотившая неплохое состояние в Штатах, а затем переехавшая в Лондон, где развернула мощную кампанию, поливая грязью расистскую, империалистическую и милитаристскую Америку. Она прожила в Лондоне пять лет, пока налоги там не поднялись до 90 процентов, после чего вернулась на родину, где вышла замуж за адвоката, снискавшего известность своими выступлениями на процессах шестидесятых годов, которые устраивались над борцами против системы. Считалось, что он главный теоретик движения протеста. Завоевать подобную славу ему было достаточно просто, поскольку большинство так называемых борцов обычную логику воспринимали как уловку среднего класса (состоящего в основном из белых американцев), нарочно придуманную для порабощения чернокожего населения и беднейших слоев.