Оксана Обухова - Пристрелите загнанную лошадь Страница 4

На территорию зоопарка его не пустил турникет, вахтер, расставив руки, перекрыл вход и, грубо схватив бедолагу за плечо, толкнул к кассам. Пирс растерянно оглянулся — Генрих Восьмой, объясняя что-то на ходу шоферу, двигался в его направлении, за спиной хозяина маячила мрачная физиономии со сплющенными ушами.

МММ сделал нерешительный шажок к кассам, потом к ограде из стен клеток и, наконец, решившись и подобрав полы пальто, помчался прочь. Огибая по периметру зверинец, он предполагал выбежать на параллельную улицу.

Я глубоко вздохнула и вернулась на табурет, так как знала, что произойдет дальше. Броснан обежит окольцованный клетками зверинец и ограду у цирка шапито и вернется уже за мою палатку. Другого пути нет.

Бедный, бедный Пирс Броснан. Ты давно не ходил по улицам пешком, округу видел только из окна личного автомобиля, и знать не знаешь, что параллельной улицы давно не существует. Вместо нее за спиной купола цирка шапито начинается глубокий котлован, вырытый еще прошлым летом под строительство дома с подвальным гаражом. Не далее как десять дней назад, тем же путем от милиции удирал парнишка-карманник в разорванной куртке. Он так же добежал до котлована, не смог перебраться на другую сторону и вернулся назад, надеясь отсидеться между мусорными баками и тылом моей кибитки. Он даже поскребся в мою дверь. Но я так и не успела решить, чего во мне больше — человеколюбия или элементарной осторожности и здравого смысла. Парнишка-карманник запросто мог оказаться опасным преступником или буйным наркоманом с ножом в кармане и прирезать беззащитную продавщицу словно куренка.

Вспоминая все это, я слушала, как поет Крокодил Гена и прикидывала — если до конца следующей песни про голубой вагон за моей палаткой не раздастся шорох, Пирс Броснан пошел вброд через котлован.

Генрих Восьмой и его шофер тоже ничего не знали о Городе. Во времена их детства на той стороне проходила уютная улочка, упирающаяся одним концом в железнодорожный вокзал. Мужики сели в Мерседес и шустро вывернули к проспекту и троллейбусной остановке. Они предполагали проехать по шоссе и встретить беглеца на той стороне.

Если бы не сюрприз в виде котлована, все так бы и получилось. Я замерла на табурете, обняла учебник обеими руками и сосредоточилась на мысли — как следует поступить скромной продавщице, если в ее дверь поскребется Пирс Броснан?

Пустить Мужчину Моей Мечты в зачуханный ларек и предложить убежище или сделать умный вид и остаться на табурете?

Крокодил Гена давно спел про день рождения и уже заканчивал серенаду голубого вагона, а шороха за палаткой все не раздавалось.

«Неужели полез в котлован?!» — ужаснулась я и, плюнув на умный вид, решительно встала и распахнула дверь.

Он стоял напротив порога. В измазанном глиной долгополом пальто, в исполосованных разводами брюках и мял в потемневших от грязи руках когда-то белоснежный носовой платок.

Секунды три или четыре мы молча рассматривали друг друга, потом я отодвинулась с прохода внутрь палатки, и он беззвучно сделал шаг мне навстречу.

Пока я запирала дверь, МММ протиснулся в узкую щель между коробками, сел на пустой ящик из-под пива и скорчился там, пригибая голову к коленям. Ему казалось, что он спрятался.

— У вас что-то случилось? — спросила я и налила в пластмассовый стаканчик минеральной воды.

Мужчина помотал головой сначала отрицательно, потом утвердительно и движением подбородка отказался от предложенной воды. Скорее всего, не потому, что не хотел пить, он просто боялся не удержать стакан в трясущихся руках.

«Что же у них там произошло?! — в который раз подумала я. — Почему он так испугался?»

Голос из репродуктора возвестил о том, что мы слушает «Русское Радио», поблагодарил нас за внимание к радиостанции и предложил вниманию поклонников Аллы Борисовны неувядающий шлягер об айсберге.

— У вас что-то случилось? — более настойчиво спросила я. — Вы от кого-то убегали, я видела через окошко…

Мой дубль два так же остался без ответа. Только колотить и корчить моего гостя стало отчетливей. В ознобе он задевал плечом коробку с «тульскими пряниками в полном ассортименте», и целлофановые упаковки полукилограммового развеса поскрипывали, задевая друг о друга, и из ящика доносился такой звук, словно туляки с недовольством перешептывались между собой.

Догадываясь, что беглецу следует дать передышку, я молча смотрела на случайного гостя и удивлялась прихотливым изгибам судьбы. Скажи мне кто-нибудь полчаса назад, что сам Пирс Броснан скрючиться в моей палатке за ящиком с полным ассортиментом, расхохоталась бы до коликов. Кто я и кто он? Две разные планеты. На моей пустыня и пивная тара, на его — жизнь в цветущем саду и сверкающий лимузин. Даже очень испуганный, он был нереально красив. Такие мужчины не ходят по улицам, не выносят мусор, не чистят картошку. Они улыбаются женщинам с плакатов и экранов телевизоров, иногда мелькают в окошках лимузинов с личным шофером и появляются в снах. Мой тип.

Что такое мой тип мужчины я поняла лет в шестнадцать. Тогда я еще жила в крошечном Городке в ста тридцати километрах от областного центра, ходила в школу и старательно училась. Мы все старательно учились, мечтая выбраться из Тмутаракани, мы все об этом мечтали.

В четырнадцать лет, если оперировать словами бабушки, я едва «с глузду не сбилась». Родители развелись, папа неожиданно ушел из дома и от растерянности и обиды, я чуть не наделала глупостей. Обычных девчоночьих с танцами допоздна, первой бутылкой пива и слюнявым поцелуем в подъезде. Не понимая чего мне нужно, затесалась в компанию юнцов, наглядно бунтующих с помощью тяжелого рока, металла во всех местах и черных маек с эмблемами из зеленых лиц с кровавыми подтеками.

— Через десять лет, когда ты вырастешь, — говорила, уговаривала мама, — ты будешь переходить на другую сторону улицы при виде этих знакомых. Ты другая, поверь.

Я смеялась. Самый классный пацан Витёк Труба гуляет со мной. Я с ума сходила по его пирсингу над бровями, длинной растрепанной челке, спадающей ниже переносицы, железным перстням в виде черепов, крестов и оскаленных звериных морд. Самые клевые ботинки, на самой толстой подошве были у моего бой френда. Танька Фурцева синела от злости, когда Труба приходил встречать меня после школы.

Сам Витек учился на автослесаря в соседнем ПТУ и играл на бас гитаре в коллективе с многообещающим названием «Покойники».

Девять лет назад, девятого мая, мы с Трубой сели на электричку и отправились в областной центр, в Город, где я теперь живу. Выехали почти без денег, — прошвырнуться вдоль широких проспектов, покататься на трамваях и троллейбусах (в родном Городке из общественного транспорта только редкий автобус на улицах появлялся), людей посмотреть, себя показать.

А показать, честно говоря, было что. Встречая сейчас на улицах подобных юнцов в растянутых черных майках, спускающихся чуть ли не до колен из-под заклепанных кожаных косух, я обязательно улыбаюсь и вспоминаю себя такую же. Лохматую, крутую как хвост поросенка, и гордую кавалером до боли в растянутых в улыбке скулах.

Мы ехали на задней площадке троллейбуса. Труба нес какую-то чушь и обнимал меня за плечи с покровительственной небрежностью.

Троллейбус остановился на остановке в центре города и на подножку заскочил высокий юноша (не парень, а именно юноша, я сразу почувствовала разницу) в светлых отутюженных брюках, светло бежевой рубашке с расстегнутым воротом и тонком трикотажном жилете. Он пробил талончик и встал на задней площадке у двери.

Мой кавалер прекратил «шутить» на весь салон, прищурился в сторону нового пассажира и, вдруг, отпустив мои плечи, с размаху молодого человека по спине:

— Сашок, здорово! — завопил Труба. Юноша развернулся и с недоумением посмотрел на моего кавалера. — Забыл?! — орал тот. — Это я, Втек из «Покойников»! Помнишь рок-фестиваль в декабре?!

Молодой человек нахмурился, припоминая, мне показалось безуспешно, он так и не вспомнил никаких покойников, но, тем не менее, улыбнулся и пожал протянутую руку:

— Здравствуйте, Виктор, — и уже в мою сторону, — добрый вечер, девушка.

Для меня эти два обращения расставили все по своим местам. Виктор, девушка, добрый вечер.

Но Труба, как говорилось у нас в простом народе, совершенно «не сек фишку».

— Девушка, — фыркнул он. — Это ж Сонька! Ты чо, забыл?!

— Добрый вечер, Софья, — поправился «Сашок» и опустил голову в легчайшем поклоне. — Очень приятно. Александр.

Труба что-то гоготал, икал фальцетом, а я была готова провалиться сквозь пол троллейбуса прямо на асфальт, между колес и пускай давят. Так мне было стыдно. Словно со стороны я видела себя и Трубу — нелепую, расхристанную парочку растреп и бунтарей. «Рокеры-шмокеры, — пронеслось в голове и совершенно неожиданно добавилось: — А ведь кто-то же его целует. Каждый день.»