Элингтонское наследство - Вентворт Патриция Страница 4

Когда Картер попыталась их угомонить, они ее совсем закружили.

— Тише-тише! — взмолилась Картер. — Я должна приготовить постель. Мэг! Джойс! Да пустите же меня! Мне надо идти. О господи, что это?

Все трое тотчас замерли на месте: две девочки в белых ночных рубашонках, с заплетенными в косички волосами и пожилая толстуха Картер. Все трое были охвачены страхом. Стояла мертвая тишина. Казалось, все в доме затаило дыхание.

Мэг очнулась первой. Она закружилась на месте и топнула босой ногой по ковру.

— Ты нас обманула, Картер! Притворилась, будто что-то слышишь!

— Правда? Ты правда притворилась, Картер?

— Нет, я не притворялась. Вы, непоседы, меня совсем замучили. Я уверена, что слышала вашу маму. И если это не она, то слава богу… слава богу, что она не узнает, каким вы можете быть наказанием! С ней-то вы так себя не ведете. Понять не могу, почему это со мной вы такие верченые! А ну, марш в кровать и без глупостей!

Миссис Форбс стояла не двигаясь, выжидая когда глаза привыкнут к темноте. Она решила пока не зажигать фонарик и начала пересекать открытое пространство перед домом. Было не очень темно. Из-за облаков, которые быстро гнал ветер, выглядывала луна. Ветра миссис Форбс не чувствовала. Она смотрела на бегущие по небу облака, но тоже словно их не замечала, не больше, чем разыгравшийся ветер, который мог нагнать дождь, а мог и не нагнать его.

Миссис Форбс вышла в мрак подъездной аллеи, и ее палец невольно нащупал рычажок включателя, но тут же замер. Нет, она обойдется и без фонаря. Все мысли миссис Форбс сейчас были направлены на дорогу. У нее еще достаточно времени, чтобы подумать о том, что ее ждет в доме напротив, по другую сторону дороги.

Миссис Форбс вышла через открытые ворота и перешла улицу. В спальне мисс Гарстон горел свет. Значит, все правда. Миссис Форбс поняла, что до этого момента еще сомневалась, пока не увидела этот свет. Если это правда, то как это все отзовется на ней… и на ее детях… на мальчиках?

Миссис Форбс вдруг отчетливо представила себе и Мэка, и Алена. Однако все ее мысли были сосредоточены на Мэке. Он должен быть огражден от опасности. Должен!

Она открыла дверь и вошла в дом. Решительными твердыми шагами поднялась по шатким ступеням лестницы.

Дверь в спальню мисс Гарстон была открыта, и она увидела то, что и ожидала: Дженни, мисс Адамсон и мисс Гарстон.

Две живые женщины и третья — покинувшая этот мир.

Довольно странно, но миссис Форбс пока еще не решила, как это все воспринимать: радоваться или огорчаться…

Разумеется, это означало перемену, но ведь из перемен и состоит наша жизнь. Неизвестно только, как обернется эта новая перемена. Миссис Форбс вдруг настигла горячая неудержимая волна… Ничего, она проследит, чтобы все шло так, как она задумала.

Миссис Форбс решительно шагнула в спальню.

— Дженни!

Дженни обернулась. Глаза ее были сухи. Миссис Форбс подумала, что могла бы и поплакать для приличия.

— Она умерла, — безжизненным голосом произнесла Дженни.

Мисс Адамсон, пожалуй, разделила бы мнение миссис Форбс относительно слез, если бы не увидела случайно то, что она никогда не забудет, — лицо Дженни, когда та оставалась наедине с покойной. Казалось, Дженни настолько слилась душой со страдалицей, что никак не могла осознать: Гарсти действительно умерла, ее нет… Казалось, она ушла с ней и никак не может вернуться назад…

Мисс Форбс сразу принялась отдавать распоряжения, для начала отбарабанив все полагающиеся слова, но в том, что говорила, не было ни капли живого сострадания. Это было очевидно и Дженни, и мисс Адамсон. Неприязнь мисс Адамсон ощутимо возросла. Она с трудом удержалась, чтобы не сказануть что-нибудь такое, что трудно было бы объяснить потом. И все-таки чуть позже, когда мисс Адамсон была уже в состоянии все спокойно обдумать, она опять подивилась своему внутреннему протесту. Ведь миссис Форбс не сделала ничего такого, что могло бы вызвать подобную реакцию, и она не могла себя понять.

Дженни встала.

— Мы не должны… Мы не можем говорить здесь… — неожиданно твердо сказала она. — О, этого нельзя делать…

Гарсти нас не слышит, но… — Дженни, не договорив, вышла из комнаты. И вскоре раздались ее шаги по старой скрипучей лестнице.

— Бедняжка расстроена, — сказала миссис Форбс. — Это так естественно… Я заберу ее с собой, а вы тем временем можете сделать здесь все, что в таких случаях полагается.

«Даже не поинтересовалась, хочу ли я это делать!» — возмутилась про себя мисс Адамсон.

Глава 3

Внезапный порыв независимости быстро иссяк, и Дженни с молчаливой покорностью укладывала в чемодан то что, стоя у нее над душой, перечисляла миссис Форбс.

— Зубную щетку, Дженни… и зубную пасту… Что еще?

— Полотенце для лица, — ответила Дженни послушным голосом маленькой девочки.

— Правильно… Положила? Молодец. Ты пользуешься грелкой?

Дженни стояла очень спокойно и пристально смотрела на миссис Форбс. Зрачки ее глаз были больше обычного, а голос миссис Форбс доносился откуда-то издалека. Ей казалось, что она плывет по воздуху… Большим усилием Дженни заставала себя продолжить упаковку чемодана.

А голос миссис Форбс все не отставал.

— Тебе понадобятся ночные туфли и халат, и сорочка, — говорила она. — То платье, что на тебе сейчас, сгодится и на завтра. Теперь щетку для волос и гребешок… По-моему, это все!

Дженни аккуратно уложила все, что ей было велено.

Когда они шли по дороге к дому, миссис Форбс спросила, ела ли Дженни что-нибудь. Дженни остановилась, чтобы подумать. Все, что происходило раньше, было так давно и так далеко отсюда, но, напрягшись, она вспомнила, что в пять часов они с мисс Адамсон пили чай и мисс Адамсон заставила ее съесть яйцо. Только это было очень давно… очень-очень давно, Гарсти тогда еще была жива. Дженни казалось, что она прошла очень долгий путь от того чаепития и бодрого, жизнерадостного голоса мисс Адамсон. Это был очень долгий путь, а потом под ногами вдруг оказалась зияющая пропасть, через которую она никогда не сможет перепрыгнуть.

— Когда ты ела? — снова спросила миссис Форбс.

Теперь Дженни смогла ответить сразу:

— В пять часов мы пили чай. Мисс Адамсон сварила мне яйцо.

— Тогда тебе лучше сразу лечь в постель, — деловито произнесла миссис Форбс. — Картер принесет тебе чашку горячего молока.

Они вошли в освещенный холл. Девочек не было ни видно, ни слышно. Была только Картер, дородная и краснощекая.

— Я привела Дженни, — сказала миссис Форбс. — Вы приготовили комнату? Теперь принесите ей чашку горячего молока, она немедленно должна лечь. У нее был трудный день. Мисс Гарстон умерла.

Миссис Форбс все говорила и говорила, пока Дженни шла следом за ней вверх по лестнице в отведенную ей маленькую спальню. Миссис Форбс распахнула дверь, включила свет и произнесла очень деловито, буднично и очень властно:

— А теперь, Дженни, пожалуйста, без всяких истерик и капризов. Обо всем поговорим завтра. Поскорее ложись в постель и спи. Я велела Картер принести тебе две грелки.

Стоя посреди комнаты, Дженни невидящим взглядом смотрела на дверь, захлопнувшуюся за миссис Форбс. Когда дверь открылась опять и на пороге появилась Картер с чашкой молока и куском бисквита на тарелке, она продолжала стоять на прежнем месте.

— О Дженни! — воскликнула Картер. — Дорогая моя! Я-то знаю, каково вам сейчас! Мне самой было почти столько же, когда умерла моя мать. А ведь мисс Гарстон была вам как родная мать. Свою-то матушку вы не помните. Да и как вам ее помнить, если она умерла в тот же день, когда вы, бедняжка, родились! Только я думаю, на свой лад вы ее все-таки помните. Вы даже похожи на нее немножко… Л сейчас, милая моя, выпейте молочка и съешьте кусочек бисквита. Это вас поддержит.

Сердечное участие вывело Дженни из заторможенного состояния: лихорадочно метавшиеся мысли обрели какую-то упорядоченность. Она отломила немного бисквита и выпила молоко, послушно выполняла все, что говорила Картер. Вставала… садилась… Она смутно помнила, что Картер сняла с нее одежду, туфли и чулки. И все это время ласковый, с мягким деревенским выговором голос продолжал говорить добрые, успокаивающие слова.