Победитель - Харлан Кобен Страница 4

Вероятность того, что убийство как-то связано с Большим Т., значительно уменьшается. Во-первых, я знаю, что Большой Т. жив, хотя и не сказать, чтобы невредим. Во-вторых, если бы федералы хотели допросить меня по инциденту с ним, мы бы отправились на юг, в их штаб-квартиру на Федерал-плаза, 26. Но мы едем в противоположном направлении, приближаясь к «Дакоте», фешенебельному жилому дому на углу Сентрал-Парк-Вест и Семьдесят второй улицы.

Принимаю это к сведению. Сейчас я живу один, значит жертва не из числа дорогих мне людей. Возможно, суд выдал ордер на обыск моей квартиры и нашел какой-то компромат, который они собираются использовать против меня. Но это тоже маловероятно. Один из швейцаров «Дакоты» сразу бы сообщил мне о вторжении. И потом, сработала бы скрытая сигнализация и мне на мобильник поступил бы сигнал. К тому же я не отличаюсь беспечностью и не держу у себя дома ничего такого, что могло бы навлечь подозрение властей.

К моему удивлению, Лопес везет меня мимо «Дакоты». Мы едем дальше. Проехав шесть кварталов, мы приближаемся к Музею естественной истории. Замечаю две служебные машины нью-йоркской полиции, стоящие напротив «Бересфорда», еще одного знаменитого довоенного многоквартирного дома на Восемьдесят первой улице.

Лопес внимательно разглядывает меня в зеркале заднего вида. Я смотрю на него и хмурюсь.

Униформа швейцаров «Бересфорда», похоже, навеяна формой советских генералов конца тысяча девятьсот семидесятых. Лопес подъезжает к тротуару и останавливается. Янг поворачивается ко мне:

– У вас есть знакомые в этом доме?

В ответ я молча улыбаюсь.

– Хорошо, тогда я прошу вас выйти из машины, – качая головой, говорит она.

Лопес справа, Янг слева – в таком порядке мы входим в мраморный вестибюль и идем к приветливо распахнутым дверям лифта. Кабина отделана деревянными панелями. Когда Лопес нажимает на кнопку верхнего этажа, я понимаю, что мы отправляемся в «разреженный слой атмосферы», выражаясь фигурально, буквально и, главным образом, финансово. Один из моих сотрудников, вице-президент «Лок-Хорн секьюритиз», владеет в «Бересфорде» классической шестикомнатной квартирой на четвертом этаже, из окон которой открывается ограниченный вид на парк. Он заплатил за нее более пяти миллионов долларов.

– Вы хоть догадываетесь, куда мы едем? – спрашивает меня Янг.

– Вверх, – отвечаю я.

– Забавный ответ.

Я хлопаю ресницами, изображая скромность.

– Мы едем на самый верхний этаж, – поясняет она. – Вы когда-нибудь там бывали?

– Полагаю, что нет.

– Вы знаете, кто там живет?

– Полагаю, что нет.

– А я-то думала, богачи знакомы друг с другом.

– Это стереотипное мнение и вдобавок ошибочное.

– Но ведь вы все-таки уже бывали в этом доме?

Я предпочитаю молчать. В этот момент двери лифта со звоном открываются. Я думал, мы попадем прямо в прихожую роскошной многокомнатной квартиры. В панорамных квартирах выход из лифта часто устраивается внутри. Однако мы оказываемся в темном коридоре. Обои здесь тканевые, насыщенного красно-бурого цвета. Дверь справа распахнута, за ней видна чугунная винтовая лестница. Лопес идет первым. Янг кивком предлагает мне следовать за ним. Я подчиняюсь.

Все окружающее пространство забито хламом.

По обеим сторонам ступенек громоздятся шестифутовые стопки старых журналов, газет и книг. Я замечаю журнал «Тайм» – номер за 1998 год. Нам приходится идти боком, иначе не протиснуться сквозь узкий проход.

В воздухе разлито удушающее зловоние.

Конечно, это словесный штамп, но вполне уместный: запах разлагающегося человеческого тела не сравнить ни с чем. Янг и Лопес прикрывают нос и рот. Я этого не делаю.

«Бересфорд» имеет четыре башни – на каждом углу здания. Мы выходим на площадку северо-восточной башни. Обитатель – теперь уже бывший – самого верхнего этажа одного из самых престижных жилых зданий Манхэттена был первостатейным скопидомом и барахольщиком. Мы продвигаемся с большим трудом. Четверо криминалистов, одетых соответствующим образом и с пластиковыми шапочками на голове, штурмуют завалы хлама, пытаясь заниматься своим делом.

Труп уже помещен в черный пластиковый мешок. Меня удивляет, что его до сих пор не увезли, но здесь странности подстерегают на каждом шагу.

Все еще не понимаю, зачем я здесь понадобился.

Янг показывает мне фотографию. Скорее всего, это и есть убитый. Глаза закрыты, простыня натянута до самого подбородка. Он немолод. Кожа землистого цвета. Я бы предположил, что ему семьдесят с небольшим. Лысина на макушке. Остатки давно не стриженных волос целиком закрыли уши. У него длинная, густая, курчавая борода грязновато-белого цвета, отчего кажется, что в момент фотосъемки он ел барашка.

– Вы его знаете?

Я решаю говорить правду.

– Нет. – Я возвращаю снимок. – Кто он?

– Жертва.

– Благодарю, об этом я уже догадался. Как его звали?

Агенты переглядываются.

– Мы не знаем.

– Вы спрашивали владельца квартиры?

– Мы считаем, что убитый и был владельцем, – отвечает Янг.

Я жду продолжения.

– Это помещение в башне около тридцати лет назад купило какое-то общество с ограниченной ответственностью через офшорную компанию-«невидимку».

Офшорная компания, следов которой не установить. Это мне очень хорошо знакомо. Я часто пользуюсь подобными финансовыми инструментами, и не столько для уклонения от налогов, хотя в этом есть побочная выгода. В моем случае, как и в случае нашего покойного барахольщика, такие меры больше направлены на сохранение анонимности.

– Как насчет удостоверения его личности? – спрашиваю я.

– Пока не обнаружено.

– А обслуживающий персонал дома…

– Он жил один. Все, что заказывал, доставлялось к двери. В коридорах верхних этажей нет видеокамер, а если и есть, персонал в этом не признается. Плата за жилье аккуратно поступала от ООО. Швейцары прозвали его Отшельником. По их словам, он таковым и был. Из дому выходил редко, а когда выходил, пользовался тайным подвальным выходом. Управляющий обнаружил его тело утром, когда запах стал проникать на нижний этаж.

– И никто в доме не знает, что он за птица?

– Те, кого успели опросить, не знают, – ответила Янг. – Но мы продолжаем поквартирный обход.

– И тут возникает вполне очевидный вопрос.

– Какой?

– Зачем вы меня сюда привезли?

– Чтобы показать спальню. – Янг ждет моего ответа, но я молчу. – Идемте с нами.

Мы поворачиваем направо. В окнах мелькает круглая громада планетария Музея естественной истории. Слева – Центральный парк во всей его красе и величии. Из окон моей квартиры тоже открывается впечатляющий вид на парк, но «Дакота» имеет всего девять этажей, а мы находимся на двадцать третьем.

Меня нелегко удивить, но, едва переступив порог спальни и поняв, почему я здесь оказался, я замираю от удивления. Мне не шевельнуться. Я падаю в прошлое, словно изображение передо мной – это временной портал… Я превращаюсь в восьмилетнего мальчишку, украдкой пробирающегося в дедовскую гостиную фамильного особняка Локвуд-мэнор. Остальные члены моей обширной семьи по-прежнему находятся в саду. На