Заложник любви - Наталия Николаевна Антонова Страница 4

в детском саду, и тут ей предложили работу няни у Свиридовых. Зарплата головокружительная! Работа примерно та же, что и в детском саду. Но ребенок всего один. И при этом очень смышленый и воспитанный мальчик. Прежняя няня уволилась по семейным обстоятельствам и уехала в Мурманск к дочери. Уезжая, искренне сокрушалась и подробно рассказала о привычках мальчика новой няне. Так что Фаина считала, что ей крупно повезло, и не собиралась беспокоить хозяйку по таким пустякам, как несколько лишних часов работы, которые к тому же, как она была уверена, будут щедро оплачены.

Ближе к обеду Лия нашла в себе силы доползти до кухни и сделать себе чай с малиновым вареньем. После чего позвонила няне сына и проговорила, кашляя в трубку:

– Фая, тут такое дело, я, кажется, простыла. Не могла бы ты подержать Кирюшу несколько дней у себя? А то я боюсь его заразить.

– Конечно, могу, Лия Артемьевна! – быстро ответила девушка. – Вы поправляйтесь и ни о чем не волнуйтесь.

– Спасибо, Фая, я тебе сама позвоню.

– Хорошо, Лия Артемьевна.

Отключив связь, Лия измерила температуру и выпила таблетку аспирина. После обеда вернулась домработница – Аграфена Тихоновна Лутковская.

Домработница – это было только названием. На самом деле Аграфена Тихоновна была при отце Леонтия хозяйкой дома, а самому Леонтию она заменила рано ушедшую мать.

Первым делом Аграфена Тихоновна спросила:

– А где Леонтий?

– Откуда же мне знать, – сердито ответила Лия Артемьевна. В глазах молодой женщины блеснули слезы.

Аграфена Тихоновна тихо вздохнула и отвернулась. Ей ли не понимать Лию? И как женщина женщину она понимала молодую жену своего воспитанника, искренне сочувствовала ей. Как, впрочем, сочувствовала она и всем его предыдущим женам.

Но Леонтий вырос на ее руках, мать его Ольга Никифоровна скончалась, когда мальчику исполнилось всего девять месяцев, и она самозабвенно любила его как собственного сына, несмотря на его многочисленные недостатки и пороки. Собственно, бог с ними, с недостатками, но вот пороки. Их было два – Леонтий с детства страсть как не любил работать! И с еще большей страстью он любил женщин.

Первый недостаток компенсировался тем, что покойные родители Леонтия оставили ему такое огромное состояние, что потратить его было трудно не только детям Леонтия, внукам, но и правнукам.

Но это, если мужчина ведет нормальный образ жизни, имея одну жену и парочку детей. Хотя ладно, пусть бы женился еще дважды, на худой конец трижды. Но у Леонтия уже шесть жен, и Лутковская подозревала, что на этом ее любимец не остановится.

И вот он, судя по всему, нашел себе новую пассию и сбежал, оставив приглашенных в дом на праздник любви всех прежних жен на попечение своей нынешней жены. «Дай бог ей терпения», – прошептала она одними губами.

Аграфена Тихоновна время от времени чувствовала себя виноватой перед женами Леонтия. Как-никак, это она его воспитала. Андрей-то Борисович после потери жены сам было чуть не слег. Хорошо, что был тогда жив его тесть. «Суровый был старик, – подумала Аграфена Тихоновна, – царство ему небесное». Но тогда именно он подставил зятю плечо и не попросил, а приказал жить ради сына и их дела. «Вот и верь слухам, – думала Лутковская, – в свое время только ленивый не говорил, что Андрюша женился на Оленьке из-за денег. А оно вон как повернулось, так и не женился после ее ухода. А уж женщины-то как бегали за ним! Гроздьями на шее висли. А он ни-ни. Моя Оленька, говорил, всегда в моем сердце».

Лутковская сначала побаивалась нового брака Андрея Борисовича. Боялась больше за мальчика, а ну как мачехе Леонтий не ко двору придется. Отправят тогда мальчишку за тридевять земель в какое-нибудь иноземное царство. И поминай как звали!

Но по прошествии нескольких лет и особенно после ухода тестя Свиридова Аграфена Тихоновна сама негласно стала подталкивать хозяина к женитьбе. Но он, заметив ее потуги, только рассмеялся и, ласково похлопав ее по руке, сказал: «Не надо, Груня. Ничего у тебя не выйдет, я так сильно любил Ольгу, что после того, как ее не стало, мое сердце напрочь разучилось любить».

– Грех так говорить, Андрюшенька, голубчик мой, – прошептала она тихо.

– Грех не грех, Груня, а правду от самого себя не скрыть. К тому же у меня есть сын, ты и моя работа.

«Вот с упоминания о работе и начинал бы», – подумала про себя Лутковская. И она была права, так как Андрей Борисович не то что дневал и ночевал на своей работе, он ею жил. И трудно было сказать, были ли в его жизни часы или хотя бы минуты, во время которых он не думал о своей работе.

Так Леонтий остался не только без материнского пригляда, но и без отцовских наставлений.

Аграфена Тихоновна, конечно, старалась заменить ему обоих родителей. Но строгой с мальчиком быть не сумела, вот и разбаловала его своей лаской да опекой. «Хорошо еще, что он не вырос злым, не стал игроманом или, не дай бог, наркоманом», – думала про себя Лутковская.

И только тут, отмахнувшись от своих мыслей, Аграфена Тихоновна присмотрелась к Лии и заметила не только ее покрасневшие глаза, но и хлюпающий нос. А лицо ее вообще горело ярким нездоровым румянцем.

– Лия, что с тобой? – спросила встревоженная не на шутку Лутковская. «Мало, что Леонтий загулял, так еще никак и Лия заболела».

Молодая женщина ответила, подтверждая ее слова:

– Заболела я, кажется, Аграфена Тихоновна.

– Да где же это ты простыть умудрилась-то? – всплеснула руками Лутковская.

– Как Леонтий не пришел, я нервничать стала. Тем более и телефон его молчит. Вот я и стала выбегать за ворота. Глупо, конечно, я понимаю.

– Еще как глупо, – согласилась с ней Аграфена Тихоновна, – выбегала небось не одевшись?

– Шарф накидывала.

– Шарф она накидывала, – проворчала Лутковская, – не лето на дворе!

– Теперь-то я уж понимаю, – прошептала Лия и отключилась.

Испуганная домработница вызвала «Скорую». Температура у молодой женщины к их приезду поднялась до сорока.

Но тем не менее от госпитализации Лия отказалась. Медики не стали настаивать, подробно разъяснив Аграфене Тихоновне, как ухаживать за больной, уехали. Наказав, если что, вызвать «Скорую» повторно.

Но, к счастью, «если что» не случилось. Лутковская, ухаживая за Лией, выполняла все их предписания, и молодой женщине стало лучше. Правда, она продолжала надрывно кашлять, и насморк требовал не носовых платков, а чуть ли не целых простыней, но температура уже не была такой пугающей.

Улучив момент, Лутковская спросила:

– Где Кирюша-то?

– Он у Фаи, – ответила Лия.

– Ну слава тебе господи, – отозвалась Аграфена