Эмиль Габорио - Преступление в Орсивале Страница 40

Он ни о чем не догадывался и каждый день радовался при мысли о том, что еще немного помог Треморелю, поддержал его. Каждому встречному и поперечному он твердил: «Я счастливейший из людей!»

Правда, Берта изощрялась в неслыханном двуличии, чтобы не разрушать его прекрасных иллюзий. Некогда капризная, своевольная, изводившая мужа вечными причудами, она теперь разыгрывала покорность, доходившую до самоотвержения, и ангельскую доброту. Будущее ее романа зависело от Соврези, и она готова была на что угодно, лишь бы не поколебать его простодушной уверенности даже самым легким подозрением. Она платила ту же чудовищную дань, что все неверные жены, которых страх и непрестанная опасность толкают на самое постыдное и бесчестное притворство.

Любовники были так осторожны, что - небывалый случай! - никто вокруг ни о чем не подозревал.

II все-таки Берта не была счастлива.

Любовь не принесла ей того райского блаженства, какого она ждала. Она думала воспарить к облакам, а приходилось мириться с прозой жизни и постоянно трястись от страха, то и дело прибегая к пошлой и жалкой лжи.

Быть может, она догадывалась, что Эктору была дорога не столько она, сколько месть, что главное его наслаждение состояло в том, что он отнял жену у друга, которому мучительно завидовал.

II в довершение всего она ревновала!

Несколько месяцев она не могла добиться от Тремореля, чтобы он порвал с мисс Фэнси. Всякий раз, стоило Берте набраться решимости и коснуться этой унизительной для нее темы, он приводил в ответ один и тот же довод, быть может разумный, но обидный и оскорбительный:

- Прошу вас, подумайте. Благодаря мисс Фэнси мы можем чувствовать себя в безопасности.

На самом деле он мечтал избавиться от Дженни. Но это было не так-то просто. Бедная девушка была на грани нищеты и с тем большим упорством и отчаянием цеплялась за Эктора.

Она часто закатывала ему сцены, твердя, что он уже не тот, что раньше, что он к ней переменился. Она грустила, плакала, и глаза у нее то и дело бывали красны от слез.

Однажды, несколько часов понапрасну прождав любовника, она в приступе ярости обрушилась на него с необычными угрозами.

- У тебя другая любовница, - сказала она, - я знаю, у меня есть доказательства. Попробуй только бросить меня ради нее, и я ей отомщу. Клянусь, я не пощажу никого и ничего.

Граф де Треморель не придал никакого значения угрозам мисс Фэнси. Они только ускорили разрыв.

«Она становится невыносима, - думал он. - Если когда-нибудь я не явлюсь на свидание, она, пожалуй, притащится за мной в «Тенистый дол» и устроит безобразный скандал».

Наконец, подстегиваемый жалобами и слезами Берты, он собрался с духом и поехал в Корбейль, решив во что бы то ни стало порвать с Дженни.

Готовясь к окончательному объяснению, он принял все мыслимые меры предосторожности, приготовил разумные доводы, правдоподобные предлоги.

- Пойми Дженни, - увещевал он, - пора нам взяться за ум и на некоторое время прервать наши свидания. Я разорен, ты знаешь, и спасти меня может только женитьба.

Эктор ждал ужасной вспышки ярости, душераздирающих воплей, истерики, обморока. К величайшему его изумлению, мисс Фэнси не произнесла ни слова. Она только стала белей, чем ее воротничок, губы, всегда такие яркие, побледнели, да глаза налились не кровью, а желчью.

- Значит, - наконец выдавила она, стиснув зубы от еле сдерживаемой ненависти, - значит, ты женишься!

- Увы, иного выхода нет, - с лицемерным вздохом отвечал он. - Вспомни, что последнее время, для того чтобы тебе помочь, мне приходилось брать в долг у друга. Но не всегда же его кошелек будет в моем распоряжении!

Мисс Фэнси схватила Эктора за руки и подвела к окну, поближе к свету. Там, впившись в него пристальным взглядом, словно надеясь, что взгляд этот исторгнет правду из самой глубины его души, она медленно, отчеканивая каждое слово, произнесла:

- Значит, ты вправду бросаешь меня только ради того, чтобы жениться?

Высвободив руку, Эктор прижал ее к своему сердцу.

- Клянусь честью! - отвечал он.

- Тогда придется тебе поверить.

Она отошла от окна. Спокойно, словно ничего не произошло, остановилась перед зеркалом, надела шляпку, завязала ленты изящным бантом.

Собравшись, она снова подошла к Треморелю.

- В последний раз, - спросила она, как могла твердо, хотя в глазах у нее блестели слезы, - в последний раз скажи мне, Эктор, все кончено?

- Иного выхода нет.

Эктор не заметил, что лицо ее исказилось злобой, а губы дрогнули, словно с них готов был сорваться язвительный ответ, но она сразу же спохватилась. После минутного раздумья Дженни сказала:

- Я ухожу, Эктор. Если это правда, что ты покидаешь меня из-за женитьбы, обещаю тебе, что ты никогда больше обо мне не услышишь.

- Полно, дитя мое! Я надеюсь, что мы с тобой останемся друзьями.

- Ладно! Но если ты расстаешься со мной, как я опасаюсь, ради новой любовницы, запомни, что я тебе сейчас скажу: и ты, и она - вы оба погибли.

Она отворила дверь, он хотел взять ее руку, но она его оттолкнула.

- Прощай!

Эктор бросился к окну - убедиться, что она ушла. Да, она смирилась: он видел, как она удалялась по улице, ведущей на вокзал.

- Что ж, - сказал он себе, - это было тяжко, но все же лучше, чем я ожидал. Что ни говори, Дженни - славная девушка.

XVI

Говоря мисс Фэнси о женитьбе, граф де Треморель не лгал, верней, лгал лишь наполовину. На этот счет действительно шли разговоры, и хотя дело продвинулось не так далеко, как утверждал граф, некоторые предварительные шаги позволяли надеяться на скорое и успешное его завершение.

Идея исходила от Соврези, сейчас особенно старавшегося достойно завершить свои труды по спасению друга. Как-то вечером с месяц назад он увел Тремореля после ужина к себе в кабинет.

- Удели мне четверть часа, - сказал он, - а главное, не давай скоропалительного ответа. Предложение, которое я собираюсь тебе сделать, заслуживает, чтобы подумать над ним самым серьезным образом.

- Если надо, я умею быть и серьезным.

- Начнем с ликвидации твоего имущества. Она еще не закончена, но уже достаточно продвинулась, чтобы можно было предвидеть результаты. Сейчас я могу смело утверждать, что у тебя останется триста - четыреста тысяч франков.

Никогда, даже в самых лучезарных мечтах, Эктор не смел надеяться на такой успех.

- Но я же буду богач! - радостно воскликнул он.

- Ну, не богач, но, во всяком случае, не нищий. А сейчас, как мне кажется, у тебя имеется возможность восстановить утраченное положение.

- Возможность? Господи, какая?

Соврези ответил не сразу. Он пытался поймать взгляд друга, чтобы увидеть, какое впечатление произведут его слова.

- Тебе надо жениться.

- Жениться? Это совет из тех, какие легко давать, но трудно исполнить.

- Извини, но ты должен бы знать, что я никогда не бросаю слов на ветер. Что бы ты сказал о девушке из хорошей семьи, юной, прелестной, получившей прекрасное воспитание, очаровательной настолько, что я могу сравнить ее лишь с моей женой, и к тому же с приданым в миллион?

- Друг мой! Я скажу, что обожаю ее. И ты знаком с этим ангелом?

- Ты тоже знаком. Этот ангел - мадемуазель Лоранс Куртуа.

Едва прозвучало имя, лицо Эктора помрачнело, он безнадежно махнул рукой.

- Нет, господин Куртуа, этот бывший негоциант, суxoй, как цифра, наживший деньги своим трудом, ни за что не отдаст дочь безумцу, промотавшему состояние.

- Ты поистине человек, имеющий глаза, да не видящий, - пожав плечами, ответил Соврези. - Знай же, этот Куртуа, которого ты считаешь сухарем, страшно романтичен и честолюбив. Выдать дочку за графа Эктора де Тремореля, кузена герцога де Самблемеза, родича Коммареп-д'Арланжей, - да он счел бы это наивыгоднейшей сделкой, даже если бы у тебя не было ни гроша! Он пойдет на все, лишь бы получить сладостную возможность как бы невзначай бросить: «Мой зять граф» или «Моя дочь графиня де Треморель». А ты ведь не нищий, у тебя есть, верней, будет, рента в двадцать тысяч. Вместе с твоими дворянскими грамотами это стоит миллиона.

Эктор молчал. Он считал, что жизнь его кончена, и вдруг перед ним открылась блистательная перспектива. Наконец-то он сможет выйти из-под унизительной опеки друга. Будет свободен, богат, у него будет жена, во всех отношениях превосходящая (и это было его твердое мнение) Берту, будет свой дом, который затмит дом Соврези.

В тот же миг перед ним возник образ Берты, и он подумал, что женитьба даст ему повод развязаться с любовницей, пусть красивой и пылкой, но до того властной и требовательной, что ее притязания и стремление главенствовать над ним стали просто невыносимы.

- Должен тебе признаться, - крайне серьезно ответил Эктор другу, - я всегда считал господина Куртуа прекрасным человеком, достойным всяческого уважения, а мадемуазель Лоранс - одна из тех идеальных девушек, жениться на которой счастье, даже если бы она была бесприданница.