Алексей Макеев - Киллер из Лиги справедливости Страница 40

– Мы взяли Шостикова, – глухо и все еще не оборачиваясь, произнес Станислав.

Екатерина зажмурилась. У нее было такое ощущение, будто под сердце загнали острый холодный клинок. Но голос ее остался ровным.

– Он во всем признался?

Крячко щелкнул зажигалкой, прикуривая очередную сигарету. Сизый неровный дым потянулся к потолку.

– Да. Организации под названием «Лига справедливости», или как там вы себя именовали на самом деле, больше нет. И больше не будет никаких заказных убийств. – Он помолчал немного и добавил: – Мне жаль, что ты осталась без работы.

– Стас, я все могу объяснить…

– А надо? Все ведь и так ясно. Да? Ты – серийный убийца. Киллер. И тебе «светит» большой срок.

– Я это знаю, – ответила она, – и готова ответить за содеянное. Перед законом. Но сначала мне хотелось бы ответить перед тобой. Для меня это гораздо важнее…

– Правда? – Крячко выпустил длинную струю дыма. – И когда это стало важным? До или после того, как ты сегодня стреляла в меня?

– Я стреляла поверх твоей головы. – Она говорила все так же ровно, но если бы Станислав обернулся, то заметил бы бегущие по ее щекам слезы. – Я никогда не допускаю промахов, Стас… Никогда.

– А то покушение в подъезде? Ты знала о нем?

– Нет. А когда узнала, я готова была убить Шостикова за это.

– Но не убила.

– Не убила. Я не смогла… Я уже слишком глубоко погрязла в этой истории, Стас. – Екатерина сделала пару робких шагов по направлению к полковнику. Он почувствовал это, но все равно не обернулся. Нервно докуренная до самого фильтра сигарета ткнулась в сухую землю цветочного горшка. – Знаешь, чего я хотела, когда меня взяли на допинге? Умереть. Это было моим единственным желанием… Я всю свою жизнь посвятила биатлону, Стас. С пяти лет я только и грезила об олимпийском золоте. Не существовало ничего, кроме этой цели… Я жила ради нее. А потом у меня просто взяли и отняли мечту. Ни за что… Просто потому, что кому-то захотелось сделать это из зависти… Кстати, ты знаешь, что Зеленскую тоже ловили на допинге? На пробе «А». Но до пробы «В» дело не дошло. Папочка Зеленской, большая шишка из СБР, не допустил этого… Я могу это понять. Но не принять… Все в жизни становится легче, когда у тебя есть такой папочка. Или муж, или дядя, или просто хорошие знакомые. А у меня никого не было, Стас… Я всего добивалась сама. Я просто работала. Ежедневно, ежечасно… И вдруг – как мешком по голове. Вот в таком состоянии и нашел меня Ксенофонтов. Потом свел с Шостиковым. У меня появилась новая цель. Месть! Я не оправдываю себя, ты не думай… Просто говорю как есть. Мне было очень обидно, Стас, и хотелось поквитаться. Хотя… Я не думала, что все зайдет так далеко… А потом в моей жизни появился ты. Совсем недавно и слишком поздно. Слишком поздно, Стас! Потому я и не смогла ничего ответить тебе сегодня в ресторане. Если бы ты появился тогда… до Ксенофонтова, до Шостикова… все могло бы сложиться иначе.

В зубах Крячко появилась новая сигарета. Щелкнула зажигалка. Снегопад за окном разошелся не на шутку, и теперь за белой пеленой Станислав мог различить только контур автомобиля напарника.

– Какое наказание дают за употребление допинга?

– Дисквалификация.

– Сколько?

– Два года.

Екатерина подошла еще ближе. Настолько близко, что с такого расстояния Крячко мог уловить чарующий аромат ее духов.

– Два года – это не целая жизнь, – веско произнес он.

– Два года в биатлоне, Стас, – это крест. Точка невозврата, – ответила девушка. Она смахнула слезы, опасаясь, что он все же обернется и обнаружит ее слабость. В этот момент ей меньше всего хотелось от него жалости. – Нельзя вернуться в большой спорт после двухгодичной дисквалификации, как будто ничего и не было. Такое, конечно, случалось. Но для этого опять же нужны папы, мужья, любовники… А просто так… Нельзя. Это крест.

Она замолчала. Он тоже не торопился с ответом. Столбик пепла сорвался с кончика его сигареты и упал на пол.

– Ты ведь понимаешь, что я ничего не могу для тебя сделать, – выдавил наконец Крячко. – Как бы я ни хотел этого.

– Я понимаю. – Екатерина приблизилась к нему вплотную и обняла его за плечи. Нежные девичьи руки скользнули под куртку. – Прости меня, Стас.

Ее прикосновения заставили Крячко расслабиться, и он слишком поздно заметил, как правая рука девушки подобралась к рифленой рукоятке его табельного оружия, торчащего из наплечной кобуры. Одним быстрым решительным движением она выдернула пистолет и тут же отступила на два шага назад.

– Какого черта?.. – Станислав стремительно обернулся. Сигарета прилипла к его нижней губе.

– Прости, Стас, – вновь повторила спокойным ровным голосом девушка. – Мне очень жаль.

– Катя!..

Я могу понять его позицию. И принять… Он служит правосудию. Настоящему правосудию, а не липовому, как Шостиков. Такие люди заслуживают уважения. И заслуживают того, чтобы в их жизни никогда не появлялись такие люди, как я. В личной жизни…

У меня не остается никаких колебаний. Ни малейших… Я делаю это для того, чтобы помочь ему. Избавить его от выбора. Избавить от колебаний. Избавить от себя…

Пистолет оказывается в моей руке. Легко и свободно передергиваю затвор. В любом стрелковом оружии для меня нет загадок. Делаю пару шагов назад.

– Катя!..

Стас шагает следом за мной, и мне приходится отступить еще. Расстояние между нами не должно быть меньше двух метров, в противном случае он сделает все возможное, чтобы остановить меня. Благородство у него в крови. Благородство и правильная гражданская позиция… Все то, что так бездарно было утрачено мной.

Но он не должен оказаться перед выбором…

– Ты прав, Стас. – Предательская слеза снова скатывается по левой щеке, но у меня нет ни времени, ни желания скрывать ее. Пусть катится. Ничто уже не имеет значения. – Ты не сможешь помочь мне, даже если бы очень этого захотел. А я знаю, что ты этого хочешь. Я не дура… Я вижу. И я еще не разучилась чувствовать. Не до конца еще…

– Опусти пистолет! – требовательно приказывает он.

Еще один шаг. Сначала его. Затем мой. Не меньше двух метров. И никакого промедления. Долгие проводы ни к чему…

– Опусти, я сказал!

Он кидается ко мне. Стремительно, как пуля. Его реакция на высоком уровне. В этом ему никак не откажешь.

Но я быстрее… Разворачиваю его табельное оружие, вставляю холодное, как лед, дуло себе в рот и плавно спускаю курок.

– КАТЯ!!!

Его крик отчаяния тонет в грохоте выстрела, но я успеваю его услышать. Последнее, что я успеваю услышать… И мне очень жаль. Я вижу его глаза. Глаза, полные боли и уже бесполезной мольбы. И все… ТЬМА…

Так и должно быть. Это правильно, Стас. Виновные должны быть наказаны. В этом и заключается высшая справедливость.

Эпилог

Стук в дверь не прекращался. Более того, с каждой минутой он становился все более и более требовательным.

Крячко вырвался из состояния полудремы, неохотно отлепил голову от поверхности стола и тут же потянулся к распечатанной пачке сигарет. Зажигалка трижды щелкнула в непослушных пальцах, прежде чем Станиславу удалось прикурить. Его мутило. Он глубоко затянулся и провел языком по пересохшим губам. Стук в дверь болезненным эхом отдавался у него в голове.

– Проваливай! – гаркнул Крячко.

Подхватив со стола наполовину пустую бутылку водки, он сделал внушительный глоток прямо из горлышка. Его передернуло всем телом, но закусывать Станислав не стал. Да ему и нечем было закусывать. На круглом журнальном столике не было ничего, кроме бутылки, пепельницы, пачки сигарет, сдвинутого на самый край компактного ноутбука в раскрытом состоянии и небольшой бордовой коробочки с кольцом внутри.

– Стас, открой дверь! Ты ведь прекрасно знаешь, что я никуда не уйду.

– Проваливай, Лева! Я не хочу никого видеть. Даже тебя…

– Стас!

– Я хочу побыть один. Хотя бы какое-то время… Тебе сложно понять, полковник?

Но Гуров был неумолим:

– Открой дверь, или я ее вышибу. Клянусь!

– Это будет нарушением закона.

– А мне плевать!

Крячко тяжело вздохнул, сделал еще один глоток водки и, с трудом поднявшись на ноги, неспешно двинулся в сторону прихожей. Левая нога зацепила несколько пустых бутылок на полу, и те раскатились в стороны. Станислав выматерился. Добравшись до входной двери, он отомкнул замок и, чуть сместившись в сторону, привалился спиной к косяку.

Гуров переступил порог квартиры. Остановился и пристально смерил взглядом напарника с головы до ног. Осуждения в глазах полковника не было. Он протянул руку и слегка потрепал Крячко по плечу: