Мария Жукова-Гладкова - Царское наследство Страница 40

– Что ты посоветуешь, Бонни? – спросила Вики.

– Обратиться в правоохранительные органы.

– Нежелательно, – сказал Суравейкин. – И надеюсь, что и вы, Бонни, будете молчать. Это же не настоящая коллекция.

– А вы что думали делать?

Суравейкин хмыкнул.

– Вы хотите тоже ее кому-нибудь подкинуть? Или толкнуть как настоящую?

– Мисс Тейлор, Россия и русские явно дурно на вас влияют. Вы начинаете думать как мои соотечественники. Но да, именно это я и собираюсь сделать. Мы с Вики как раз спорили, кому ее лучше подбросить.

– И кто какие предложения высказал? Что-то вы уж больно бурно спорили, – заметила я.

Вики с Суравейкиным переглянулись.

– А ты бы кому предложила? – спросила у меня Вики.

– Сдать государству Российская Федерация. Возможно, это поможет русским правоохранительным органам найти настоящую коллекцию и найти того, кто ее украл.

Вики заявила, что, по ее мнению, настоящую коллекцию не найдут никогда. Возможно, через несколько лет отдельные экземпляры будут всплывать на аукционах.

– Насколько я поняла, она имеет гораздо большее значение как единое целое, – заметила я. – Как набор крестов из одной, вполне определенной крестовой русского князя Воротынского. И если золотые кресты имеют ценность как вещи из драгоценного металла и их можно дорого продать сами по себе, то простые деревянные с резьбой и близко с ними не стояли. Да и золотые в коллекции будут стоить дороже, чем по отдельности. Ведь оценивалась вся коллекция как единое целое.

– Государство однозначно исключается, – заявил Суравейкин. – Никогда не предлагайте такое ни одному русскому, Бонни. Кстати, а как вы поддерживаете связь с Борькой Доброчинским?

– Ему хотите подкинуть? – усмехнулась я.

– Почему бы и нет? Прекрасная кандидатура. По крайней мере, в России все поверят в то, что коллекцию украл Борька. И уже так считают.

Вики заявила, что если подбрасывать, то чиновнику, который от России отвечал за прием коллекции.

– Он мертв, – напомнила я. – Или ты не знала?

– Знала. Поэтому в его квартиру проще проникнуть.

– Вики! Ты ли это говоришь?! – Я была откровенно поражена.

Суравейкин держался за живот от хохота.

– Тем более его квартиру наверняка всю обыскали, – заявила я.

– Можно найти какое-нибудь местечко и сорганизовать звонок в правоохранительные органы.

Вячеслав Анатольевич объяснил мне, что Юрочка обычно переводит Вики содержание сценариев, которые ему присылают из России. Поскольку в России популярна криминальная мелодрама, Вики получила много полезных советов по избавлению от трупов, соперниц, уничтожению и подбрасыванию улик и прочим вещам, необходимым в период пребывания в России.

– Я вообще за то, чтобы продать копии Борьке Доброчинскому, – серьезным тоном заявил Суравейкин. – Бонни, вы можете ему их предложить?

– И сказать, что копии?

– Конечно. Он же это быстро определит. Пусть знает, что я – честный человек, – и Суравейкин опять захохотал.

– И если он их купит, вы его вывезете из России?

Суравейкин кивнул.

– Я могу спросить, как вы его собираетесь вывозить? Для себя лично.

– Морем. Багажом, – Суравейкину было очень весело. – Нашей таможне будет заплачено, а ваша, как я понимаю, не посчитает Доброчинского контрабандным грузом? Раз ему разрешен въезд в неограниченном количестве раз?

Глава 32

Вскоре я покинула Вики и Суравейкина. Наконец до меня дошло, что Вячеслав Анатольевич сильно пьян. То есть когда я пришла, он еще не успел опьянеть. Вероятно, алкоголь на него подействовал не сразу. А сегодня еще был стресс и потеря крови. И возбудился он чрезмерно из-за всех дел… От русского мужчины в таком состоянии нужно держаться подальше.

Я размышляла, позвонить мне Борису Сигизмундовичу с Клавдией Степановной или повременить до завтра? Решать должен Доброчинский. Я не могу за него говорить. Но зачем ему поддельная коллекция? Причем плохие подделки, фальшивость которых определяется на глаз?! Хотя, если судить по его репутации, он вполне может впарить эти подделки кому-то по гораздо большей цене, чем заплатит Суравейкину. На аукционе типа «Сотби» и «Кристи» они, конечно, не пройдут. Но в частном порядке кому-то из русских, многие из которых в последние годы увлеклись православной тематикой… Мне у одного русского, приятеля Павла Прокофьевича, довелось на стене в гостиной увидеть огромное деревянное распятие, в человеческий рост, причем оно совершенно не вписывалось в интерьер. И иконы на стены вешают, как картины. И на той же стене вполне может оказаться какая-нибудь тарелка. Смотрится дико, но хозяин, «русский православный человек», уверен, что все делает правильно. И еще каждый год все больше и больше людей в России празднуют и католическое, и православное Рождество. Может, все они – сторонники движения за объединение христианских конфессий? Хотя я сомневаюсь, что большинство из них вообще слышали про такое движение.

Пока я раздумывала, направляясь по ночному городу к особняку Павла Прокофьевича, у меня зазвонил мобильный. Я бросила взгляд на экран. Сигизмунд Сигизмундович! Что ж не спится болезному? Или поправился и предается ночным увеселениям?

– Бонни, ты где? – спросил Доброчинский.

Я сказала.

– Ко мне в больницу можешь приехать? Тебя у входа встретит один из моих мальчиков.

Я поехала. Мне было очень интересно.

Когда мы остались в палате одни, Сигизмунд Сигизмундович не стал тратить время на расшаркивания.

– Я знаю, где находятся копии коллекции, – объявил он.

– Я тоже, – сказала я.

Доброчинский открыл рот.

– Ты не могла их найти, – процедил он через пару минут.

– Я этого и не утверждаю. И видела я всего один крест. Новодел, кстати, определяется на глаз. Плохие копии. Кустарная работа. Правда, у финнов изъяли очень хорошие копии. Возможно, часть – хорошие, часть – плохие?

Сигизмунд Сигизмундович глубоко задумался.

– И меня уже просили передать предложение вашему брату. – Я объяснила, что предлагает Суравейкин.

– Дурак он, – сказал Сигизмунд Сигизмундович. – Не понимает, какие перед нами открываются возможности.

Я вопросительно приподняла одну бровь.

– Бонни, ты на чьей стороне? – спросил Доброчинский.

– На своей, – сказала я. – Я хочу отмыть доброе имя моего дяди Ричарда. Ведь это же пятно на всю нашу семью! Сама участвовала в этом деле. Я ни в чем не виновата, но тем не менее. Дядя Ричард передал коллекцию государству Российская Федерация и получил за это деньги. Государство Российская Федерация должно ее получить, и она должна быть выставлена в Эрмитаже.

– Настоящей коллекции нет, и, вероятно, ее никто никогда больше не увидит, – жестко сказал Доброчинский. – Но вопрос можно решить – так, что это решение устроит всех. И посредником выступишь ты. Тебя будут слушать все стороны. Ты же имеешь вполне определенную репутацию. Наши-то прекрасно знают, что ты взяток не берешь, – Сигизмунд Сигизмундович усмехнулся.

– Что вы предлагаете? – Мне было просто интересно.

Сигизмунд Сигизмундович предложил мне встретиться с молодым чиновником Игорем Прохоровым, который теперь, после смерти Петра Ильича, стал главным в группе принимающих коллекцию в Российской Федерации и явно желает занять место Петра Ильича. Для этого от Игоря Прохорова требуется решение вопроса с коллекцией.

Также мне требовалось встретиться со следователем, который, конечно же, жаждет повышения по службе – и ему для этого тоже требуется решение вопроса с коллекцией.

При желании я могу выйти на Очень Большого Чиновника (хотя это скорее сделает Игорь Прохоров), который хочет смыть пятно с государства Российская Федерация, международная репутация которого была несколько подмочена наглой кражей коллекции. Очень Большой Чиновник тоже жаждет решения вопроса с коллекцией.

Борис Сигизмундович Доброчинский, известный в народе как олигарх-диссидент, мечтает восстановить свое честное имя и не иметь препятствий в своей деятельности на территории Российской Федерации – или, по крайней мере, спокойно вернуться в Лондон и продолжать там жизнь олигарха-диссидента.

Братья Доброчинские к тому же избавятся от давнего конкурента Суравейкина. Может, конечно, и не избавятся, но сделать гадость конкуренту всегда приятно. По крайней мере, он не станет больше требовать акции с Бориса.

Если я соответствующим образом поговорю с Игорем Прохоровым, следователем и желательно Очень Большим Чиновником, то Борису Доброчинскому удастся решить свои дела – и именно это интересует его брата. Я, в свою очередь, получу эксклюзивные интервью и еще большую известность. На репутации моей семьи не будет ни одного даже самого крошечного пятнышка. «Зарубежный репортер» еще увеличит тиражи, соответственно увеличатся мои гонорары. Конечно, все это возможно, только если я буду молчать по одному очень важному пункту.