Астра - Крепитесь, други! Страница 40

Ребята уселись на диваны.

— Цветет «Каскад», — заметил Виктор и дернул шнур вентилятора. Лопасти качнулись и исчезли в быстром движении. Повеяло холодочком. — Ты здесь работаешь, что ли?

— Нет. Меня девчонка пригласила, ага, помнишь, была со мной в «Артистическом»?

— Понятно.

— А ты, правда, директор театра?

— Пока нет, но буду. Это будет новое слово в искусстве сцены…

Виктор курил и думал о своей идее. Он был сражен ее очевидностью, когда неожиданно для себя высказал ее два часа назад. Работа перед кинокамерой дала кое-что, сколько задумок, одиноких находок! Все пойдет в дело. Но сколько потребуется денег… Нищенствовать, пробиваться, как когда-то Венька Травкин, он не собирается.

— Помнишь, ты говорил о ребятах, которые наваривают бабки? Они еще существуют? — остро взглянул он на Митяя.

— А как же. Процветают не хуже «Каскада», ага.

— С ними можно потолковать?

— Вообще-то, можно, но только одному тебе, больше никому. Сейчас они берут десять кусков на две недели.

— Восемь возьмут? — это были последние восемь тысяч долларов. — Когда пойдем?

— Как столкуемся, так и пойдем, ага. Сколько дашь?

— Сколько просишь?

— Двадцать процентов.

— С прибыли?

— С суммы.

— Ты даешь! Пять. Мне ж на дело, на театр!

— Годится. Я с ними повидаюсь и позвоню тебе.

— А я еще подумаю.

— Ага.

Однажды вечером, после семи часов, когда деловые мужчины, руководители серьезных фирм, отпустив длинноногих секретарш, работают в тишине кабинетов, Лада разговорилась с директором консалтингового агентства. Сама она задержалась в «Каскаде» для того, чтобы послать пять факсов, и пока посылала, проверяла, повторяла те, что неясно читались, наступил полный вечер.

«Позвоню-ка Неуловимому» — набрала она номер телефона, по которому звонила уже несколько раз, да все «его нет, он вышел, он будет через час, после обеда, вечером, утром…» Он оказался на месте. Много слышала она мужских голосов на своем музыкальном веку, но в этом баритоне разместились целые пейзажи, горы и долины, теплые моря, вереницы озаренных облаков, океаны любви и ласки. Ах, как они поговорили! Они, можно сказать, поцеловались по телефону! И условились о встрече на завтра, в девять тридцать возле охраны его офиса. Он сам ее встретит.

— Да, да, и прихватите вашу газету и ваши условия, у меня как раз совещание по рекламе. Я должен быть в курсе.

Наутро в девять-тридцать она стояла возле столика дежурного в ожидании того, кого нарисовало ее воображение, конечно, богатыря, принца из сказки. Он будет самым красивым из всех, высоким, добрым, благородным… И не видела, не замечала, глупышка, поглядывая поверх голов, что он-то уже перед нею, смотрит на нее, низенький, по плечо ей, с тяжелым крупным лицом. Этого мгновения, этого движения ее глаз сверху вниз, от мечты к действительности, он ей не простил. Выхватив газету из ее рук, он закричал, как раненый зверек.

— Да, да, я заказывал эту информацию, мы вам звонили, да, да… — и убежал.

На улице уже наступила «весна воды». Было пасмурно и тепло, серые снежные сугробы по обочинам дорожек покрылись кружевными корочками, с которых быстро бежала светлая водичка. Возле них скакали воробьи и пили талые капли прямо с ледяных прозрачных узоров..

Лада брела вдоль улицы. Опять переживание. Почему он так поступил? Ах, она все понимает, давно ли сама вышла из подобной же тюрьмы… Но все равно, с этим надо как-то работать, он же мужчина, и он может быть таким… таким… тончайшим. Ах, как скверно! ужасно! Понурая, она обходила лужи, не забывая поглядывать на свое отражение в новом берете с помпоном на макушке. Потом с интересом оглянулась по сторонам, на просторную улицу. Магазины, вывески, витрины… Что ж. Сегодня ей незачем ехать в агентство, сегодня можно попытать счастья прямо с улицы. У Шурочки, кажется, был такой опыт, она что-то рассказывала ей, когда они были дружны.

Присмотрев скромную вывеску, и толком не разобравшись, о чем там, она нажала кнопочку.

— Кто вы? Представьтесь, — раздалось в переговорном устройстве.

— Газета «Городская новь». К директору.

— У вас назначено?

— Нет.

— Сейчас узнаю.

Щелкнув, дверь отворилась. Она вошла. По белому пушистому ковру ее проводили в приемную, отделанную черным деревом. Окна были забраны жалюзи, сквозь окна новейшей конструкции с тройным стеклопакетом (у Юры прошла о таких большая реклама) с шумной улицы не проникало ни звука.

— Присаживайтесь. Пальто повесьте вот здесь. Сейчас к вам выйдут.

Кожаное кресло, все в черных гиппопотамовых складках, приняло ее словно на хранение. Она с любопытством огляделась. У стены справа стоял большой, размерами с хороший шкаф, подсвеченный аквариум с редкостными золотыми рыбками. Царственно и лениво плавали между зеленых водорослей и каменных гротов их вуалевые золотые тела. У стены слева раскинули ветви две живые пальмы с ворсистыми стволами. Чем может заниматься подобная фирма?

— Здравствуйте, — к ней выбежал тонкий белокурый молодой человек с орлиным носом, в пышном лиловом свитере и черных вельветовых брюках. — Чему обязаны вниманием газеты?

Она объяснила, мол, предлагается реклама в одну строчку длиной около тридцати трех печатных знаков всего за пятьдесят долларов, можно в рублях по курсу.

Он был удивлен.

— Так-таки с улицы и зашли? Невероятно! Но пусть так, смелость города берет. Пишите «Жевательная резинка. Опт.» и телефон.

Он подмахнул договор, расплатился за четыре публикации и убежал в таинственную глубину еще более прекрасных помещений. Лада очутилась на улице, удивленная легкостью происшедшего.

За следующей дверью от нее отшутились.

— Мы избегаем славы, девушка.

— Почему?

— Известность вредит нашему делу.

— Что же вас кормит в такой тайне? — улыбнулась она.

— Заказные убийства.

Третье, пятое посещения оказались удачными, денежными. Освоившись, Лада входила в незнакомую дверь с улыбкой фотомодели, что поначалу казалось сущей пыткой, а потом понравилось. Перешагни через страх и поднимешься на ступеньку. Зато как непохоже устроен мир даже в этом простеньком измерении! Ни разу не удалось предугадать, что ожидает за очередной дверью!

В середине дня под мелким снегом, посыпавшимся из бледного облака среди чистого неба, она оказалась возле стеклянной башни-гостиницы. В ней, сразу видно, давно уже никто не гостил, а все номера были сданы в аренду разным предпринимателям под офисы и склады. Если взлететь на лифте на двенадцатый этаж и медленно спускаться по этажам, обходя коридор за коридором, то можно собрать такой урожай, который не присниться ни в каком сне!

Сердитый страж в лице седого вахтера остановил ее. Он сидел слева от двери и управлял длинной щеколдой в виде стального лома с наваренной ручкой. Увидев ее, он толкнул лом и щеколда вошла в паз, преграждая дорогу.

— Вы к кому?

— Я из газеты. Мне нужно поговорить с обитателями вашей гостиницы. Разрешите, я поднимусь на лифте.

— Из какой такой газеты?

Лада представилась, но это не помогло.

— Вы даже не знаете, к кому идете! Не пущу, — обозленно уперся он, и в ответ на ее объяснения, закричал. — Незачем ходить туда, ничего они дадут, никакой рекламы, такие скупые жадюги. Знаете, чем они торгуют? — он понизил голос. — Тампакс!

Лада опустила ресницы.

— Могу ли позвонить кому-либо отсюда, снизу? Ко мне выйдут и проведут. Обычно я веду переговоры с директорами, а не с вахтерами.

Старик задохнулся от ярости.

— А я вам не вахтер! Я генерал в отставке!

Она махнула рукой и вышла. Отойдя несколько шагов, с сожалением оглянулась. И замерла. В один миг мелькнул перед ней образ цивилизации, мертвенный, кубообразный, холодно-жестокий. Почему? кто знает. Это была всего лишь стена дома с оловянным блеском серой облачности в окнах. Только и всего.

Одиссея продолжалась. До метро оставалось две троллейбусных остановки.

В мастерской по ремонту музыкальных инструментов висели скрипки, виолончели, отсвечивала тусклая духовая медь, под старинным пыльным офортом в деревянной раме стояло коричневое пианино с бронзовыми подсвечниками и резным черным пюпитром для нот. За конторкой сидел молодой человек. Увидев ее, медленно поднялся.

— Вы — к нам? — с тихим восхищением произнес он. — Вас привезли? Вы сами пришли? Ах, верно так, для здоровья, потому так прекрасно выглядите…

И стал молча созерцать ее, сводя свои впечатления к единому внутреннему звуку. Она ощутила, как раскрывается пространство над ее головой… и поспешила уйти, сбежала, боясь, что потом не сумеет.

Уже смеркалось. В лужи под фонарями сыпались мелкие иголки моросящего полудождя. Одиннадцать договорчиков и кучка денег лежали в сумочке. От усталости звенело в ушах. Но кто сказал, что хлеб должен быть легким? Перекусив горячей сосиской в булочке с горчицей и кетчупом, Лада вновь ощутила прилив сил.