Светлана Борминская - Клубника в горьком шоколаде Страница 40

— Хорошо, но почему ты грубишь бабушке?! Это не по-мужски… И где Пашка? — Ирина рассерженно посмотрела на закрытую дверь детской комнаты.

— Спит, наверное. Он кашляет, мам, — Яшка отвёл глаза.

Ирина, заглянув в детскую, увидела спящего в обнимку с зайцем Пашку. Телефон в сумке не замолкал…

— Да, я вас слушаю, — закрыв дверь детской, всё-таки ответила она.

— Ира, срочно приезжай в Хвостов переулок… — едва слышно буркнул знакомый старческий голос. — Бабуся хочет с тобой поговорить.

— Но уже поздно, Самсон Иванович, — воспротивилась Ирина. — Давайте лучше встретимся завтра?..

— Ира, приезжай, она умирает, — торопливо пробормотал старик.

— Вы вызывали врача?

— Только что ушёл. Сказал, если не умрёт, то выживет, — у Прищепского в горле что-то громко булькнуло. — Ира, мы с Лилей собирались уезжать, я ведь получил приглашение на работу в США в мемориальную библиотеку Клинтона.

— Боже мой… Как же вам это удалось, Самсон Иваныч? — поперхнулась Ирина.

— А что такое? — проворчал старик. — Послал обычное электронное резюме и мне пришел ответ, что меня берут, а Лиля вдруг заболела, вот так-то…

— Вы у себя в квартире?

— Да… Я встречу вас, Ира, а то в подъезде темно. Вы мне в окно постучите обязательно. Так, мне вас ждать или нет?..

— Ждите, я приеду, — пообещала Ирина. — Мам, ты не ругай больше Яшку, пожалуйста! — Ирина зашла на кухню. — Давай я вытру этот майонез…

— У него расстройство поведения, Ир, я его просто воспитываю, — возразила Елена Николаевна, сердито покосившись на майонезное пятно на полу. — А ты что, опять уходишь? Ира, ночь на дворе, завтра съездишь! Не сидится тебе дома…

— Ещё не ночь, всего восемь вечера, — вытирая бумажными салфетками пол, вздохнула Ирина. — Умоюсь и поеду… Я потом расскажу куда ездила, хорошо? Мамуль, вызови такси, пожалуйста.

— Сейчас, — Елена Николаевна вытерла руки о фартук. — Попей хоть чайку по-быстрому.

Ирина расплатилась с таксистом и вышла из машины. «Похоже, дворник заболел», — подумала она, обходя большую кучу мусора у дома Прищепского. Постучав в знакомое оранжевое окно, она через пять секунд увидела в нём длинное лицо Прищепского. Старик, не мигая, довольно долго смотрел на неё, не узнавая, потом махнул рукой и исчез.

— Может быть, я зря позвонил? — впустив Ирину, проворчал он. — Но я просто выдохся, Ира… Пойдёмте к ней, хорошо?

В большой комнате на краю стола дымилась тарелка бульона с клёцками. Лиля Юльевна лежала под одеялом в комнате с зеркалами и, казалось, спала.

— Лиля держится на честном слове, вдобавок, ей всё время кажется, что за ней следят. — Самсон Иваныч взял ложку и начал жадно есть. — Простите, Ирина, а то остынет.

— Ничего… Самсон Иваныч, а что ей ещё кажется? — шёпотом спросила Ирина.

— Что тут кружит Жилянский… Каково, а? — прожевав, ответил старик. — Мы должны были уехать через три дня, у Лили, к счастью, ещё не закончилась открытая виза во Францию. А в Париже мы бы что-нибудь придумали, — Самсон Иваныч отодвинул пустую тарелку и долго тёр лоб. — Ира, простите, но я третьи сутки почти не сплю… Вы посидите с Лилей? А я посплю хоть часок в соседней комнате, хорошо?..

Ирина отрицательно покачала головой, потому что проводить всю ночь рядом с больной не намеревалась, но Прищепский уже укладывался в другой комнате. «Хорошо хоть трезвый», — отметила Ирина. Тут простыня зашевелилась и из-под неё высунулась голова.

— Вы кто, а? — хрипло спросила Лиля Юльевна, загородив рукой глаза от света. — Самсон, кого ты опять к нам привёл?..

— Здравствуйте, Лиля Юльевна, а вы хорошо выглядите, — бодро выговорила Ирина, изумлённо разглядывала уже ставшее знакомым лицо. За два месяца с той первой встречи на даче в Бору Лиля Юльевна Хюбшман-Калюновски сдулась, как шарик, и превратилась из гранд-дамы с орлиным носом в изящную носатенькую старушку с выпирающими ключицами и суетливыми движениями маленькой птички.

Сфокусировав глаза на Ирине, старушка невесело хмыкнула:

— Здравствуйте, Ира, а могу я узнать, что принесло вас сюда — на ночь глядя?..

— Мне позвонил Самсон Иваныч.

— Зачем? — абсолютно здоровым голосом возмутилась Лиля и села на кровати, свесив ноги. — С чего он взял, что я умираю? Да, похудела, но это ничего! Ира, мне сегодня вкололи такой больной укол, ой… — Лиля Юльевна села на один бок и, потирая другой, жалобно застонала.

— А хотите, я сделаю вам компресс? Вон, на шкафу, как раз, бутылка виски, — вскочила Ирина.

— Делайте, что хотите, — Лиля Юльевна, вытянув шею, с неодобрением посмотрела на бутылку. — Надеюсь, вы ещё никому не сказали обо мне? — грозно проворчала она, когда компресс был готов.

— Вам помочь перевернуться? — предложила Ирина. — И не беспокойтесь, у меня никто не спрашивал про вас.

— Не надо, я сама перевернусь, — Лиля Юльевна, кряхтя, перевернулась на спину. — Уже поздно, вам не пора домой?..

— Я вызову такси, — Ирина достала мобильный телефон и подошла к окну. Назвав адрес, она долго смотрела в окно на медленно падающий снег. — Лиля, простите, а Жилянская вам угрожала? — убрав телефон, спросила Ирина. — Если не хотите, можете не отвечать.

— Почему, я отвечу, — проворчала Лиля Юльевна. — Она меня на дух не переносит, а по-другому и быть не могло, — охнула Лиля, снова повернувшись на больной бок. — Ох, как я страдаю… Понимаете, Ира, мы с ней настолько ненавидим друг друга, что готовы на любые действия! А причина ненависти — ревность и горе! Я не могу простить Киму, что у девочек так быстро появилась мачеха, а он, безумец, не может мне простить, что моя дочь умерла, как будто я в этом виновата?! К тому же, он и слышать не хочет, чтобы внучки, хотя бы изредка жили у меня, я-то не могу появляться в их доме, потому что, когда вижу Жилянскую — меня душит жгучая ненависть! — Лиля закашлялась и сжала кулаки. — Ты понимаешь меня?..

— Понимаю и очень вам сочувствую, Лиля Юльевна, — Ирина погладила бабусю по руке.

— Правда?.. Спасибо вам, Ира, — Лиля обвела воспалённым взглядом комнату. — Если б я знала, что наша жизнь начнёт рушиться в тот злосчастный день, когда Самсон принесёт мне чемодан с документами и какими-то старыми пожитками… Сначала-то я не приняла их всерьёз… Много копий документов, при этом они абсолютно не имели юридической силы, хотя очень подробно рассказывали о наследстве графа, — голос бабуси дрогнул. — Там, кстати, были и его мощи в виде двух крестов, вырезанных из берцовых костей.

— А вы уверены, что это не подделка, Лиля Юльевна?

— Я же на зуб их, прости господи, не пробовала! — отмахнулась бабуся. — В этом проклятом чемодане была ещё плащаница с отпечатком горба, а также серебряная трость и перчатки, которыми граф пользовался во время какой-то дуэли, хотя… В общем, если не знать, что это за сокровища, то на первый взгляд — старая рухлядь на выброс и всё.

— Лиля, а что за кресты? — перебила Ирина.

— Если сложить вместе две кости в форме букв Т, именно такой вид они имели, то получится обычный крест и, согласно завещанию графа Калю, предъявив этот крест, даже не имея остальных доказательств родства с графом, можно попытаться получить всё до цента его миллиардное наследство — в Триедином банке в Цюрихе, — Лиля Юльевна поперхнулась. — Ну, ты ведь в курсе, что Триединый банк — это сокровищница всех полузабытых наследств, которые выдаются при соблюдении множества условий, порой настолько диковинных, что получить деньги почти не представляется возможным?.. Кстати, фальшивых крестов Калю на самом деле тысячи, а настоящих — всего два. Так вот, самое главное — эти два креста, остальные физические и материальные доказательства, лишь приложение к ним, а без крестов графа Калю в Триедином банке с претендентом на наследство даже не будут разговаривать.

Люстра над столом звякнула, и Ирина вдруг обратила внимание, что бабуся дышит широко раскрытым ртом, как рыба, выпавшая из клюва альбатроса.

— Хотя, кроме крестов, по условиям завещания, нужно предоставить ещё десять доказательств, а именно — пять физических признаков родства с графом и пять материальных, — едва слышно пробормотала Лиля Юльевна, и вытерла ладонью выступивший на лице пот.

— Вам плохо? — с тревогой спросила Ирина.

— У меня превосходное здоровье для женщины моего возраста, — ворчливо ответила Лиля Юльевна, хотя голова её тряслась. — Я же пока ещё жива, значит со мной всё в порядке!

Из соседней комнаты, словно в подтверждение, донёсся уютный храп Самсона Иваныча.

— Лиля Юльевна, скажите, вы действительно боитесь профессора Жилянского?

Бабуся сморщилась так, словно в куске хлеба обнаружила волос.

— Боюсь ли я Виктора Готфридовича? — переспросила она. — Не скрою, я опасаюсь его, ведь Жилянский также считает себя родственником графа Калю! По легенде, у графа Калю была связь с супругой Жиля, к тому же физические признаки его родства с графом налицо, как не крути, — и Лиля Юльевна, загибая пальцы, стала перечислять: — Он горбат, как граф, а у его дочери Тамары грушевидная мочка уха и вросший ноготь на двух пальцах ног, один в один, как у графа, в копиях документов есть рисунок ногтей графских ног. Открою страшную тайну — Тамара много раз оперировала пальцы на ногах, а толку никакого! Поэтому чемодан с документами и мощами, купленный Прищепским случайно среди прочего антиквариата для НИИ мифологии и древностей, Жилянский безоговорочно посчитал своим, а влюбленный Самсон каким-то чудом сумел передать его мне, — Лиля Юльевна криво улыбнулась. — Ах, Самсон, Самсон…