Во всем виноваты кувшинки - Анна Васильевна Дубчак Страница 40

И тут Женя ответила, словно кто-то внутри дернул ее за язык:

– Я хотела бы это нарисовать.

Сказала и удивилась. Хотя разве не это же желание у нее возникло еще раньше, едва она вошла в сад и увидела россыпь нежнейших георгинов? А ведь она всегда считала, что георгины – цветы грубые и угловатые, со слишком острыми лепестками? Здесь же, в этом саду, они смотрелись необыкновенно нежно и гармонично, рядом с ними хотелось стоять, любоваться ими и восхищаться мощностью их толстых зеленых стеблей с непрекращающимся цветением – едва распустившийся один бутон, превратившись в розово-красный шар, заставляет завязываться рядом блестящие бутончики новых цветков.

– Вот! Вот что я и говорила! Петр, вы слышали? Она хочет рисовать! Маслом? Пастелью? Акварелью?

– Акварелью.

Вот она смиренно и озвучила свое желание. Теперь ей купят краски, кисти, бумагу. Она, едва поспевая за своими мыслями, чуть не озвучила марку акварельной бумаги и ее вес, плотность! Arches 300 г/м2!»

Что ж, значит, она будет рисовать. И, пока она будет занята, ей удастся хотя бы на время избегать встреч с этой странной Элизой. Хватит им с Петром уже промывать ей мозги и внушать, что она погружается в безумие.

Сговорились они, что ли?

И тут она снова вспомнила про Антонину. Почему она до сих пор не позвонила ей?

Она отошла на несколько шагов от этой сладкой парочки престарелых романтиков-фантазеров и набрала номер Тони.

– Тоня, Тонечка, дорогая, какое счастье, что ты взяла трубку! – и Женя разрыдалась, услышав родной голос подруги.

– Ну слава богу! Я не звоню, жду твоего звонка! Как ты, моя дорогая? Как себя чувствуешь? Вернее, как вы себя с малышом чувствуете? Тошнит?

Какое счастье, что на свете есть хотя бы один человек, который посвящен в ее тайну.

20. Вера – Жанна Табинель

«—Дорогая моя Вера, вы уж извините, что я к вам так обращаюсь. Но мы уже так долго общаемся с вами, то почему бы, подумала я, мне не воспользоваться случаем и просто не поговорить с вами по душам. Вы как, не против?

– Да, конечно.

– Тогда почему ваш голос звучит так грустно? Вы так тревожитесь о вашей подруге, боитесь, что с ней случилось несчастье?

– Да я уже и не знаю, что о ней думать. Понимаете, это самая моя близкая подруга. И с ней в последние пару лет происходят очень странные вещи. Она, словно ее кто-то гипнотизирует, чуть ли не каждый месяц, а то и чаще, летает в Париж к своей бабушке. Вот словно ее толкает кто-то в спину и приказывает: лети! И она летает. Занимает у всех подряд деньги, летит туда, возвращается какая-то странная, словно под какими-то веществами, с провалами в памяти, и все, что с ней происходило в Париже или где она там бывала, она практически не помнит. Она не может вспомнить разговоров, смутно помнит какие-то детали…

– Надо же! На самом деле все это очень странно. Я бы даже сказала, что здесь попахивает криминалом. И как вы думаете сами, зачем она летает в Париж? Что ей здесь надо?

– Да вот в том-то и дело, что мы ничего не знаем. Она возвращается совершенно финансово пустая, то есть богатая бабушка (да, я забыла сказать, что ее бабушка очень богата, эта женщина в свое время удачно вышла замуж за француза, который скончался и оставил ей ну просто огромное наследство!) даже не потрудилась скомпенсировать ей деньги на билеты, представляете! Но в чемодане могут оказаться какие-то новые вещи, полагаю, это бабушкины подарки. Но все скромное, какие-то кофточки, брючки…

– Хотите сказать, что ваша подруга ничего не помнит?

– Ну да!

– А в обычной жизни, там, где вы живете… Кстати, где вы проживаете с вашей подругой?

– В Москве.

– В Москве, в обычной своей жизни, у нее тоже есть проблемы с памятью?

– Да в том-то и дело, что нет! Она вполне здоровый, адекватный человек. Но очень напугана тем, что с ней происходит.

– А она может не летать в Париж? Вот просто не летать, и все?

– Она говорит, что не может.

– Позвольте, но это же бред какой-то, вы уж извините меня. Ну, взяли бы ее и заперли! Или вы чего-то не договариваете?

– Это не я не договариваю. Подозреваю, что каждый ее визит к бабке она расценивает, как… Не знаю даже, как и сказать…

– Кажется, я понимаю, о чем идет речь. Она, случайно, не единственная ее наследница?

– Кажется, да.