Медуза - Вера Михайловна Белоусова Страница 40

собачонка. Но я никогда не надеялась ни на что. Сны иногда снились… но сны — что? Сны сами по себе. Я на него молилась прямо. Но не надеялась, я же все понимаю… И всегда, все те годы, я знала: скоро придет и отберет насовсем. Смотрела: нет, это еще не та, и эта не та, и эта. Ну а потом… сама знаешь. Ты думаешь, я ее ненавидела? Не-а. Совсем нет. Я так его любила, что на нее тоже хватало. Я в нее тоже влюбилась, если хочешь знать, за ним следом. Дура ненормальная. Хотя переживала, конечно, тоже. Ревела. Непонятно говорю?

Катя сделала успокаивающий жест: понятно, мол, не беспокойся. Маша на нее почти и не смотрела.

— На меня никто никогда внимания не обращал. Мужики… никогда, никто. До Гарика… А потом Гарик… ну ты, наверное, сама тогда видела.

Кате стало сильно не по себе. Гарик развлекался, «будил женшину», а для нее все это, выходит, было всерьез? Кошмар какой-то. И они все тоже хороши, развлекались вместе с ним.

— Гарик-то сам мне не очень, — продолжала Маша. — Мне вообще никто, кроме Васи… Но все равно приятно. Я тогда тушь купила… для глаз… А потом Вася уехал. И Мирела. И я никого из вас больше не видела, до той самой ночи. — Она помолчала, как будто собираясь с духом. — А той ночью… я просто так вышла. Спать не могла совсем. Столько лет не виделись! Просто подышать вышла, знаешь, голову остудить… Шла мимо сарайчика, что-то мне послышалось. Заглянула, а зачем — сама не знаю. Из чистого любопытства, просто так. Ну и увидела. — Снова пауза и похрустывание пальцами. — И вот тут, Кать, со мной что-то подеялось. Передать тебе не могу. У нее Вася был, понимаешь? Вася! А она, сучка, шлюха… мало ей! И выбрала из всех как раз того, кто меня хоть как-то… Нет, не могу про это… Я в дом вернулась, тихонько. И вот, представляешь: сижу на топчанчике — и ненавижу, ненавижу изо всех сил. Мне бы, дуре, тогда сразу Васю разбудить, — она с горечью покачала головой. — А я чего-то растерялась. И тут слышу — дверь тихонько открылась и закрылась. Пришла, значит. То есть я подумала, что это она пришла, потому что — кому ж еще? И все — Васе уже не расскажешь. Потому что — кому он поверит? Ей или мне? Понятно кому. И тут, Кать, в меня как будто бес какой-то вселился. Веришь ли, я даже про Васю в тот момент забыла. Хочу знать, как это, причем сейчас, сию минуту, хоть ты тресни! Тридцать лет скоро, хватит уже! Раз он так, раз он ее… то пусть меня тоже. Не бревно же я, в конце-то концов, все, что нужно, у меня тоже имеется. Посидела-посидела, а потом пальто накинула и пошла…

Она умолчала о том, что под пальто ничего не было. Катя, разумеется, не стала уточнять. С ней самой творилось неладное. От Машиного рассказа потянуло чем-то таким сильным и первобытным, что… Катя с изумлением почувствовала тянущий зуд в низу живота. Очень кстати. Только этого не хватало. Она тряхнула головой, стараясь отогнать наваждение.

— А дальше что было? — спросила она, изо всех сил стараясь, чтобы голос ее не выдал.

— Ничего, — Маша как-то сникла, как будто из нее выпустили воздух. — Не было ни-че-го. Он не проснулся.

— Как — не проснулся?

— А вот так. Очень просто. Я вошла, вижу — он спит. Села на кровать — спит. Потрогала за плечо — глаз не открыл, что-то такое промычал, повернулся на бок — и все. И так это, я тебе скажу, глупо было — просто сил никаких нет. У меня сразу весь запал вышел. И все. Сразу слабость какая-то, сил совсем не стало. Сижу на кровати и встать не могу. А он лежит рядом, у меня под боком, и спит как убитый.

Катя невольно вздрогнула.

— А потом я встала и ушла, — не замечая, продолжала Маша. — Но меня хорошо шарахнуло. На следующий день еле встала. Голова чугунная. И блевала — как будто выблевывала из себя всю эту штуку, гадость эту. Как будто душа от чего-то избавлялась.

— Еле встала?

Вышло почему-то почти шепотом. Голос, что ли, пропал? Катя откашлялась.

— Душа? Избавлялась? Маша, ты, наверное, не понимаешь. Голова, тошнота… ведь это симптомы.

— Симптомы чего?

— Отравления. Угарным газом. Ты там была не очень долго, поэтому поблевала — и все. А он, наверное, к тому моменту уже надышался, потому и проснуться толком не мог.

— А-ах! — Маша прижала ладони к щекам и в первый раз за все время разговора взглянула на Катю. — То есть он уже… То есть я еще могла…

— Ну ты же не знала… Откуда ты могла знать?

— Ниоткуда. Все равно… жуть. Вот жуть какая…

Обе умолкли, переваривая информацию. Маша скорбно качала головой.

— От нее все зло, — вдруг сказала она, и в глазах у нее полыхнула неизжитая злоба. — Это из-за нее он соображать перестал и печку закрыл не тогда, когда надо. А ты ей веришь! Почему ты ей веришь, а мне — нет? И всегда так!..

— Маша, — Катя пыталась говорить спокойно и веско, — это же не о том, кто с кем больше дружит. Мы же не в детском саду. Ну вот скажи, Гарик и Мирела — тебе самой это не странно? Разве ты не знаешь, что для Мирелы Вася тоже — царь и бог, как для тебя, примерно?

Сказано было неосторожно. Катя испугалась, что сейчас последует взрыв возмущения. Однако Маша слушала с напряженным вниманием и молчала.

— Чтобы она изменила Васе — и где? Прямо у него под носом! И с кем? С Гариком, который никогда ее не интересовал, ни секунды, да ты сама знаешь!.. Ну как это может быть? Я ее спросила, да. Ты бы видела, как она обалдела от такого предположения!

— Не знаю… — угрюмо пробормотала Маша. — Может, ей от него что-то нужно было.

— Он бы и так для нее все сделал.

— Ну, я не знаю. Я что видела — то видела.

— А не могла ты ее с кем-нибудь спутать?

— С кем?