Галина Романова - Возвращаться – плохая примета Страница 41

А могло быть так, что Перцев, оставив ее у кладбищенских ворот, поехал сначала по делам, а потом прямиком к ней? Прибыл, а тут такие новости в оковах. Он его сцапал и повез в отдел. А почему телефон недоступен? Так это…

Мог ведь разрядиться? Мог! Так, скорее всего, и было. А как еще? Других вариантов нет. Нет, они есть, конечно, но ужас какие отвратительные. Они отвратительнее тумана, который влепил в огромное окно ее кухни свое бородатое рыло и дышит так мерзко, так громко, так ощутимо, что она физически чувствует на своей шее, щеке этот промозглый смрад.

Или это не туманное дуновение обдает ее сзади?! Или это…

– Стой тихо, малышка, – выпал нечеловечески неестественный шепот из чьего-то рта, снова обдав ее щеку горячо и смрадно. – Стой и не шевелись.

– А то что? – спросила Арина только лишь для того, чтобы услышать себя, чтобы знать, что она не умерла от ужаса, сковавшего каждый нерв, и что этот мерзкий шепот не из преисподней.

– А то будет больно, малышка, – все тот же шепот.

– Насколько больно?

Ей нужно было разговорить того, кто стоял сзади и нашептывал ей безлико и бесполо. Кто крепко ухватил ее только что за локоть и держал, не позволяя шевельнуться. Нужно было угадать – кто это?! Ветров?!

Разобрать было нельзя, нельзя, если только по смыслу. А какой смысл в шелестящем хрипом смехе? А чудовище сзади принялось смеяться. Она чувствовала колыхание его грудной клетки, острых коленок, упирающихся в нее.

– Насколько больно? – настырно повторила она.

Фонарик в ее руке прыгал, и луч от него прыгал тоже. Небольшой светящийся угол плясал по стенам, полу. Потом целенаправленно сдвинулся влево. В этом был особый смысл. Напротив и левее того места, где она теперь стояла, приплюснутая спиной к чужаку, у нее висел шкаф. Полированная поверхность могла отразить страшилище, тискающее ее локоть.

Могла, но не отразила. Она увидела мучнисто-бледное пятно собственного лица, темное облако волос и что-то большое и темное сзади. Просто силуэт, и не более. Она чуть не расплакалась от досады.

– Насколько больно, говоришь, маленькая?.. – страшный сип стал еще более зловещим. – Насколько было больно твоей соседке Аллочке. Этой глупой серой мышке, поверившей в человеческую добродетель. Курица!

– Аллочка? Митина? – ахнула Арина, все еще гадая – Ветров сзади или нет.

– Она, сердечная, она.

Мужчина, это точно был мужчина. Женщина не смогла бы с такой силой удерживать ее тренированное тело в одном положении.

– Вы убили ее?

– Догадливая маленькая девочка, – снова сиплый смех и содрогание сзади. – Какая же ты умница! Почему ушла из милиции? Платили мало? Но на домик, смотрю, хватило.

– Это подарок, – мяукнула Арина.

Ей стало очень страшно. Безнадежно страшно. Все, это конец, мелькало в голове. Совершенный, безнадежный, без длинного темного коридора с радужно и приятно светящимся тупиком райской жизни. Ей в рай не попасть. Она грешила! Поэтому конец ее жизни будет ужасным и болезненным. Он станет убивать ее медленно, сначала четыре раза по удару вокруг сердца, а потом в самый центр.

Это он – тот самый убийца, который отправил на тот свет целую семью. Потом Аллу Митину. Теперь…

– За что Аллу? – выдохнула Арина.

– А зачем тебе? – хмыкнуло неразборчиво чудовище.

– Я имею право знать! – повысила она чуть дрожащий голосок, сама поражаясь своей смелости. – Ведь я… Я умру?

– Мы все умрем, малышка. – Чужая заскорузлая ладонь вдруг легла ей на горло и осторожно сжала, дышать было и так трудно от ужаса, а тут стало и вовсе невозможно. – Но ты права. Я тебя убью.

– Почему? Я же не вижу тебя! Не знаю тебя! – кинула она пробный шар, тут же панически сообразив, что это чудовище запросто может оказаться Ветровым.

– Думаешь? – Хихиканье стало чуть громче и стало вдруг напоминать что-то, что-то весьма знакомое.

Точно Ветров, с тоской определила она.

Да он просто сумасшедший! Поэтому на его руках столько крови. Поэтому он и к ней в дом вперся, позволил себя приковать наручниками, позволил считать ей себя жертвой. Потом каким-то образом освободился и ждал ее возвращения.

Он развлекался подобным образом, забавлялся, оттягивая момент убийства. Смаковал, в общем.

– Я не знаю тебя, – настаивала Арина, задыхаясь от духоты и смрада чужого дыхания. – Отпусти меня… пожалуйста.

– Не могу, – шепнул он едва слышно. – Ты слишком близко.

– Я отойду! – выпалила она и тут же съежилась от странного чужого смеха, от которого ползли по спине мурашки.

– Ты подобралась слишком близко, малышка. Слишком близко. Сидела бы и наслаждалась покоем. Дом какой у тебя хороший… А тебе много надо. Тебе нужна была правда. А правда горька!

– Пусть так, – выпалила она и взмолилась, чувствуя, как слабеют колени и что сил осталось совсем немного: – Почему Алла? Я – подобралась к правде близко, а она? Она что?!

– А она тоже… Она тоже оказалась очень догадливой и начала задавать вопросы. Много вопросов! Слишком много вопросов. Нельзя быть такой умной и догадливой. От этого умирают. Так бывает…

Ответ поражал равнодушием, оно отчетливо сквозило даже в неразборчивом шепоте. Пустое безжалостное равнодушие. Оно не могло принадлежать Ветрову, вдруг поняла она. Он не такой! Он другой! Он…

Он вспыльчивый, взбалмошный, невоспитанный, может, и хитрый, но никак не равнодушный. Нет! Это не Ветров. Тогда кто?! Кому она сегодня наступала на пятки? Соне? Так тот, кто сейчас сзади, не женщина! И тут же одернула себя – некогда задаваться вопросом: кто есть кто? Сейчас важно узнать – за что? Хотя бы это успеть… перед смертью.

– О чем догадалась Алла? Чем она стала интересоваться? – спросила Арина и дернула ногой, пытаясь дотянуться до чужого колена.

– Погибли четыре человека, – задумчиво прошептал убийца, и жесткая ладонь сдавила ее горло сильнее. – Не просто так погибли.

– А как?!

Она похолодела, сразу поняв, о ком он говорит.

Семья Оленевых!

Убили мужчину – главу семейства, женщину – его жену, и двух ее дочерей. Убили жестоко, с ритуальным изуверством, истыкав острым предметом, предположительно ножом, область сердца в форме ромба. Пятый удар приходился в центр ромба, то есть в самое сердце.

За это убийство Вася Ветров получил срок в два с половиной десятилетия. От этого срока бежал из тюрьмы в поисках правды. Вон она – правда, топчется позади Арины и шепчет, шепчет откровения с поразительным равнодушием и спокойствием.

А может, это все же он – Ветров?! Господи, дай силы дотерпеть этот ужас до конца! Помоги!!!

– А как они погибли? Со смыслом, что ли?! Убийство не может быть… – кое-как протолкнула сквозь стиснутое чужой лапой горло Арина. И еле смогла закончить: – Со смысло-аам.

– Заткнись! – фыркнул все так же шепотом мучитель, впившись в ее локоть с такой силой, что она застонала от боли. – Много ты знаешь, малышка! Смысл есть во всем. Даже в том, как и за что ты убиваешь комара. Он ведь что? Правильно! Он сосет кровь, и за это ты его убиваешь. Просто шлепнула, и нет кровопивца! Так и с мерзостью людской… Когда люди перестают сознавать, где грань… Когда переступают ее и начинают делать кому-то больно, ты…

– Кому?! Кому сделала больно та семья?!

Она уже еле говорила. Горло болело, колени тряслись, а перед глазами плыли радужные круги. Даже шепот, казалось, стал раздваиваться. Обрел какое-то странное многоликое эхо, которое она, как ни силилась, все никак не могла узнать.

– Семья? – удивленно шепнул убийца и вдруг замотал головой, больно ударяя ее подбородком по затылку. – Семья попалась под руку. Виновата была Людочка. Она, мерзкая, она все изгадила… Как! Как все шло прекрасно! Она… Она мерзкая!

Чудовище вдруг задрожало. Шепот стал нервным, отрывистым, дыхание тяжелым. Арина поняла, что воспоминания о погибшей Людмиле для него до сих пор мучительны. Они связаны с какими-то сильными чувствами. Любовь? Но ведь Ветров тоже любил свою девушку, которая ждала его из тюрьмы. Неужели это все-таки он?!

– Василий? Это… Это ведь ты?! Это ты убил всех их, да?! Ты???

Прежде чем сознание ее покинуло, выдавленное чужой сильной рукой, она услыхала громкий хохот, прорвавшийся сквозь гримирующий обличье шепот. Громкий чужой зловещий хохот. И уже падая, последнее, о чем она подумала – это не он, это не Ветров…

Глава 9

Перцеву пришлось ехать на такси на работу, хватать в охапку Валечку и тащить ее домой. Без нее Сячинов не желал открывать глаза, не желал говорить и уж тем более не желал никого слушать.

– Отвали, Саня, – орал он, жмурясь на яркий свет люстры. Перцев готов был костер запалить, лишь бы поднять с дивана начальника. – Отвали, не встану!

– Сергей Иванович! – вежливо тормошил тот начальника за плечо, хотя стащить бы того за ноги да в ванну окунуть, в ледяную воду да с головой. – Ну, прошу вас, проснитесь! Надо ехать в отдел, подключать ребят. Ирка навела меня на такую мысль… Это очень важно!