Игорь Христофоров - Страх Страница 41

- Там - мост, - показал вправо "альфовец".

- С чего ты взял? - ничего не увидел в направлении его узловатого пальца Тулаев.

- Я чуть севернее, в поселке, дачу тем летом снимал. За лесом - река. А мост один. Вон там... Может, поднять всю группу по тревоге?

- Некогда! - крикнул Тулаев и бросился туда, куда недавно показывал пальцем "альфовец".

Тулаев не любил группы. Он привык быть один. Но раз уж "альфовец" приклеился сзади - пусть бежит. Даже рядом с ним одиночество все равно не исчезнет...

Через несколько минут они выбежали к кромке леса. Впереди сабельным клинком блеснула река.

- Мо-ост! - налетел сзади "альфовец".

- Вижу.

Еще один такой удар в спину - и Тулаеву придется делать второй противошоковый укол. "Альфовец" явно был из "ломовиков" - тех, кого готовили к высаживанию дверей. Возможно, он только это и научился делать. Но Тулаеву больше не хотелось второй раз изображать из себя дверь.

- Держись правее. Метрах в пяти, - показал он рукой "альфовцу".

Тот послушно, как солдат в компьютерной игре, отошел на пять

метров. А рука Тулаева все висела и висела в воздухе и

делала его хозяина похожим на уличного регулировщика.

Онемение длилось несколько секунд, пока что-то

светло-оранжевое, мелькающее в просветах ограждения моста,

не свернуло влево.

- Наждак! - не сдержался Тулаев.

- У меня нет с собой наждака, - с ужасом компьютерного солдата, не способного выполнить приказ игрока-плейера, ответил "альфовец".

Наждак побежал по берегу реки, упрямо прижимая левое ухо ладонью. До него было не меньше ста пятидесяти метров. Еще немного - и он выскочит на шоссейку, по которой пыхтели обшарпанные грузовики. Любой водила мог подсадить "беднягу", которого "обокрали" в лесу.

- У тебя... - хотел спросить об оружии у "альфовца" Тулаев

и сразу осекся.

Все, что было у его напарника, это - кулаки. И еще ноги. Да только вряд ли даже "альфовец" догнал бы грузовик...

- Стой! - бросил через реку окрик Тулаев. - Сто-о-ой,

Наждак!

Светло-оранжевая фигурка оторвала на бегу ладонь от уха, повернула голову в их сторону и, все поняв, стала карабкаться вверх по обрывистому берегу.

Зло и грубо Тулаев вырвал из кобуры "макаров", перещелкнул предохранитель, щелчком взвел затвор и боком стал к противоположному берегу реки. Даже на ровных, как стол, стрельбищах он никогда не попадал из "макарова" с такого расстояния больше одного раза из пяти в поясную мишень. Да и упражнений таких не существовало. Стреляли ради баловства. Зачем мучать себя и "макаров", если для таких расстояний есть снайперская винтовка? А если нет?

- Далеко же, - как назло, под руку пробубнил "альфовец".

- Заткнись! - крикнул на него Тулаев и почувствовал, что пяти выстрелов ему Наждак не даст.

Рукоять "макарова", подогнанная напильниками и изолентой точно под пальцы, вросла в кисть, стала частью руки. Мушка замерла на самой большой части светло-оранжевого пятна - на спине, мушка ползла вместе с ним по обрыву. "Сто пятьдесят метров!" - напомнил снайпер внутри Тулаева, и мушка поднялась выше пятна, к самому срезу обрыва. При таком расстоянии пуля будет уже на излете, уже в нырке к земле. "Река!" - повторно крикнул тот же снайпер внутри Тулаева, и мушка опустилась чуть ниже среза обрыва. Река тащила на себе, несла мимо них невидимую кишку воздушного потока. Пуля для него - песчинка, которую, как ни упряма пуля, он все равно поднимет выше.

Ноздри насосом втянули в себя горький, пропитанный запахом

хвои воздух. Левой рукой Тулаев подпер локоть правой, вытянутой в

направлении Наждака. Он всегда стрелял не так, как учили, а как

удобно. Стоя он привык стрелять именно так. Тулаев окаменел и, не

дыша, вбил в воздух тройную серию: пуля - две секунды паузы - пуля две секунды - пуля.

Светло-оранжевое, еле видимое на фоне песчаного обрыва, пятно добралось до зеленого среза и вдруг поплыло вниз. Наждак почему-то передумал лезть наверх.

- Наповал! - оглушил "альфовец".

Тулаев посмотрел на замершее на том берегу тело, и муть вернулась в голову. Дым огромного, заполнившего все вокруг костра втекал через уши в голову, смешивал в ней все - мысли, слова, желания, чувства. Тулаева не осталось в Тулаеве. Жил только дым. Нет, одно слово все-таки уцелело в этом дыму. Оно пульсировало развороченной раной: "Убил! Убил! Убил!" Оно заставило Тулаева упасть на колени и скорчиться над просохшей травой.

- Что с вами, та-ащ майор?.. Что с вами? - склонился над ним "альфовец", боящийся даже тронуть за плечо старшего по званию.

- Уйди на-а-а хрен! - заорал в землю Тулаев.

Дым разорвал голову, хлынул по горлу в желудок, вывернул

его. Изо рта пеной вывалилась рвота. Она должна была быть

коричневой, под цвет кофе, но оказалась черной. Слезы

ослепили глаза. Тулаев рвал впервые в жизни. Он не рвал даже

после морга, куда их водили на учебных занятиях, чтобы они привыкали к виду трупов. Но те мертвецы казались пластиковыми и ненастоящими, а на том берегу реки лежал на песке впервые в жизни убитый им человек. И он знал его. Он был не пластиковым. Он был настоящим.

В "горячих точках", по которым их гоняли в последнее время, снайперов приучали работать по камуфляжным пятнам. И с расстояния не меньше километра. Тулаев "цеплял" оптикой такое пятно, срезал его выстрелом, и пятно замирало. Но он так ни разу и не узнал, убил ли он хоть раз какого-нибудь боевика. Замирали пятна, а не люди. И вот теперь, кажется, впервые в жизни так близко он увидел убитого человека. Убитого им человека.

- И... и... иди к ко...командиру группы, - стерев пальцем блевотину с губ, все-таки прохрипел Тулаев. - Пу... пусть заберут его...

- Есть, - тихо ответил "альфовец", посмотрел на тот берег

реки и вскрикнул: - Он ползет! Он ранен!..

44

Ствол "макарова" уже давно остыл, но Тулаев упрямо не засовывал пистолет в кобуру, как будто если бы он засунул его, то стал бы соучастником чуть было не совершенного убийства. А так оно вроде бы лежало пятном на одном лишь пистолете.

Рядом с Тулаевым два огромных "альфовца", тот, которого он уже считал своим, и новый, прибежавший с группой на берег реки, несли Наждака на парусиновых носилках. Сквозь бинт, плотно обмотавший грудь, темным пятном проступала кровь, и чем сильнее она проступала, тем бледнее становился Наждак.

- Зря ты, мент, - в небо простонал он. - Мы б тебя не убили...

Тулаев меньше всего хотел разговаривать. Старый стыд за потерю сознания сменился стыдом за рвоту, и, глядя на спину-стену своего "альфовца", он мысленно просил эту стену, чтобы его рвота осталась тайной.

- Сукой буду, не убили бы...

Тулаев никогда не думал, что террористы бывают такими нудными. Что значит, не убили бы? Накормили бы и отвезли на машине в Москву? Или "не убили" означает "сам бы от голода помер"?

- С какого "ствола" ты в меня попал? - не унимался Наждак. - С "макарова" не попадешь, - заметил он пистолет в руке Тулаева.

- Мистэры полицейские, это - он! Он! - закричала на весь двор американка, как только носилки поравнялись с распахнутыми воротами.

- У-у, крыса! - простонал Наждак и закрыл глаза.

Золотая цепь на его груди смотрелась петлей.

- Это - терьорист!.. Он привьязал мэнэджэра мебелний фабрика! Он привьязал рабочий! Он! Он! Он переговори вель с полициа! Йес, йес!.. - и забормотала что-то на рыкающем английском.

- Успокойте ее! - потребовал от американцев Межинский. - Это же истерика!

Мистеры в элегантных костюмах взяли Селлестину под руки и

молча, как арестованную, повели к машине. А из нее выбрался

парень в многокарманном жилете, вскинул к лицу черный кирпич

фотокамеры, и все другие звуки во дворе тут же были

оттеснены жужжанием моторчика, переводящего пленку после каждого щелчка.

- Идиот, - прошипел Межинский, резко отвернулся и вышел из поля зрения камеры. - Прекратите съемку! Это запрещено!

Один из "альфовцев" шагнул к жилету, и фотоаппарат послушно нырнул в кофр, висящий на боку журналиста.

- Терьористов било ишчо двойе! - обернувшись, крикнула Селлестина. Один есть тожже мушщина... Только он "блю"... По-вашьему - "холубой"! У ньего длинни нос и мягки голос...

- Вы успокойтесь, - издалека ответил Межинский и отер пот

со лба. - Мы еще предоставим вам время для дачи показаний.

Худенькая Селлестина вырвала свою левую руку из цепких

пальцев одного из сопровождающих, повернулась уже в сторону

Межинского, которого она восприняла как единственного заинтересованного слушателя своей речи, и ему же прокричала:

- Третия в группе - дэфушка!.. Отшень красиви дэфушка! Она есть йестеди приесжал сьюда, потом уехал!

- Да успокойте вы ее! - повторно приказал Межинский.

Мистеры бесцеремонно согнули Селлестину в поклоне и воткнули на заднее сиденье машины, где на ней тут же повис жилетный парень. Хлопнула дверца, и стало так тихо, будто американка утащила с собой внутрь автомобиля все звуки двора.