Олег Рой - Галерея «Максим» Страница 42

– Слушай, у тебя, кажется, беременные психи. Только не обижайся и не плачь, ради бога. Ф-фух, как ты меня своим звонком перепугала! Эта комендантша же еще толком ничего не объяснит, сказала: «Срочно беги!» Я уж и подумала, что беда какая-то. Звоню – ты недоступна, номера городского я не знаю… Пришлось подрываться и бежать.

– Да никакие не психи, Кать! – чуть повысила голос Лена. – Понимаешь, я жила тут, ни о чем не думая, готовила, убиралась… А сегодня поняла, что он мной тяготится. Мне позвонила одна женщина, Марина, помнишь, я тебе говорила, его директор?

– Эта стерва, которая над тобой все время издевается? Помню, конечно.

– Так вот, она позвонила и говорит таким елейным тоном: «Девочка, а ты никогда не думала, что ты Илье мешаешь? Ты прислуга – вот и знай свое место. Хочешь перед ним или под ним задом вертеть – дело твое, но на большее не рассчитывай. А то слишком много воли взяла, он из-за тебя даже женщину пригласить в дом не может!»

Услышав такое, Илья чуть не свалился с лестницы, но вовремя успел схватиться за перила. Ну Маринка, ну дает!

– Слушай, да она просто ревнует, – возразила Катя. – А значит, есть с чего. Мне вообще давно кажется, он к тебе неравнодушен. Так смотрит на тебя…

– Нет, Кать, нет! Она мне еще сказала, что он у нее останется ночевать и особенно подчеркнула, что он мужчина взрослый и не должен отчитываться, где ночует, но она сама пожалела мои беременные нервы и решила позвонить. Вот я и решила уехать, пока он не вернулся. Забери меня к себе, а? На одну ночь, а завтра я что-нибудь придумаю.

– Лен, ну ты глупо себя ведешь, ты не понимаешь разве? Как я тебя заберу? Ты ж из общаги уже выписалась. Сегодня Кабаниха дежурит, хрен пропустит, она тебя за километр узнает, с твоим-то пузом. Да даже если и проведу, что будет завтра? К маме поедешь или на вокзале будешь жить? Не глупи! Дождись Илью, поговори с ним…

– Не хочу, не могу!.. Я не знаю, как ему говорить, как в глаза смотреть!

– Слушай, а ты не того… не влюбилась ли? – спросила Катя, и сердце Ильи застучало так громко, что он испугался, как бы его не услышали. – Что, правда? – возглас Лениной подруги ответил на все. – Да не красней, я давно стала замечать, что тут что-то не так. Ну, ты даешь, мать! От сына беременна, в отца втюрилась…

– Не издевайся! – оборвала ее Лена. – Без тебя фигово. И стыдно…

Илья на ватных ногах спустился по лестнице и вышел из дома, тихонько прикрыв за собой дверь. Сегодняшний вечер потряс его двумя признаниями. Удивительный вечер! Он запрокинул голову и взглянул на небо – оно смотрело на него первыми слегка сияющими звездами. Казалось, они подмигивают ему. Он улыбнулся самому себе – как резко жизнь окрасилась в новые, неведомые до этого цвета, никогда еще он не был так счастлив, как сейчас. Хотелось крикнуть на весь мир, что он любит и любим! И плевать на все предрассудки! На все, что скажут, – они будут счастливы!

Он перевел дыхание, вернулся в особняк и снова поднялся на второй этаж. Он не знал точно, что скажет сейчас Лене, но уже твердо был уверен, что никуда теперь ее не отпустит…

С Мариной они с тех пор не то чтобы больше не общались, это было бы невозможно, но напрочь прекратили личные контакты. В арт-салонах, на выставках и прочих мероприятиях, конечно, встречались, здоровались. А звонить друг другу перестали.

Но и сейчас, когда после той истории уже минуло десять лет, Илья все еще часто вспоминал о Марине. Обида на нее давно прошла – ну что взять с отвергнутой женщины? А вот ее делового подхода и практической хватки ему очень не хватало. Теперь, когда срок договора с Белозерским истек, Илья надеялся, что их с Мариной тандем снова восстановится. Она не упустит такой возможности, ведь теперь он уже не тот способный, но малоизвестный художник, каким был десять лет назад. Благодаря Белозерскому, давно ушедшему с поста министра и вплотную занявшемуся бизнесом, он, Илья Емельянов, стал одним из самых известных и модных отечественных живописцев. Его картины стоят очень дорого, и самые известные ценители искусства в России и за рубежом считают за честь их приобрести.

Так что, конечно, Маринка вернется и снова станет его импресарио, никуда она не денется, думалось Илье. Но пока из старых друзей у него остался только Славка Буковский. Тот тоже сделал карьеру, работает теперь в министерстве на крупной должности, но по-прежнему привязан к своему младшему товарищу…

Увлеченный своими мыслями, Илья даже не заметил, как добрался до Калитниковского кладбища, где была похоронена вся его родня – дедушка, бабушка, мама и сын. Найдя место для парковки, поставил машину и купил в цветочном магазинчике-стекляшке у ворот свечку, три небольших букета чайных роз для старшего поколения своей семьи и дюжину гвоздик – одиннадцать белоснежных и одну ярко-красную – для младшего. Так уж повелось, что он всегда клал на могилу сына цветы именно в таком сочетании.

Был всего лишь пятый час, но затянутое тучами небо и деревья, густо растущие по всей территории, создавали впечатление, что уже вот-вот начнет смеркаться. Свернув с центральной аллеи на утоптанную боковую тропинку, Илья спокойно, не торопясь, шагал по заснеженному кладбищу. Он был совершенно один, вокруг ни души. Впрочем, что тут удивительного? Очень немногие приезжают на погост зимой, когда вокруг по колено снегу, а на могилах огромные сугробы. Это потом уже, весной, ближе к Пасхе, сюда потянутся толпы…

Илья часто бывал здесь и знал дорогу наизусть. Ему предстояло свернуть вправо у внушительного серого надгробия над могилой братишек-близнецов, умерших в один день, в начале пятидесятых, будучи всего-то трех лет от роду. Татьяна, работница кладбища, которую Емельяновы наняли ухаживать за могилами, рассказывала, что детки закрылись в сундуке, играя в прятки, да там и задохнулись. Илье до сих пор становилось не по себе, когда он думал об этих малышах. Бедные их родители, как они, должно быть, горевали, как проклинали себя за то, что не уследили… По сравнению с их горем даже собственное казалось меньше и не столь ужасным.

Как же тут спокойно, как тихо! Редко-редко раздастся какой-то шум, каркнет ворона, или упадет с ветки ком снега – и снова тишина…

Внезапно впереди, как раз там, где были могилы его родных, скрипнул снег. Илья машинально посмотрел в ту сторону, но никого не увидел. Прошел немного вперед, и тут ему снова почудились шаги, на этот раз за спиной. Он обернулся – никого. Аллея пуста. Что за чертовщина?

Илья немного постоял на дорожке, внимательно прислушиваясь и глядя по сторонам, но ничего не увидел и не услышал. Он двинулся дальше и вскоре уже был на месте, у хорошо знакомой ограды. Вокруг виднелись свежие следы – видно, Татьяна побывала здесь совсем недавно. Нельзя было не отметить, что она хорошо справлялась со своими обязанностями – даже зимой захоронение выглядело ухоженным, снег с могил расчищен – никаких сугробов, на памятниках ни капли грязи, новенькие искусственные цветы – лилии и незабудки, а в прошлый раз, кажется, были пионы – еще не успели полинять.

Аккуратно отодвинув их в сторону, Илья положил к каждому памятнику свой букет. У гвоздик он предварительно сломал стебли по старой, еще с советских времен, привычке – тогда почему-то считалось, что цветы, которые продают у ворот кладбищ, собирают тут же, на могилах, и используют их так несколько раз в день. Хотя, может, так оно и есть, кто знает? Во всяком случае, бабушка научила его так делать, и он делал. Илья попытался сломать стебли и у роз, но те были слишком толстыми и не поддавались. Уколов шипом палец до крови, он рассердился, мысленно плюнул и положил все три букета так, целиком. В конце концов, ну украдут и украдут, Бог им судья.

Он долго вглядывался в родные лица на фотографиях. Дедушка на фото выглядит совсем молодым… Впервые подумалось, что, когда сделали этот снимок, дед, скорее всего, был моложе, чем он, Илья, сейчас. Умер дедушка рано, в шестьдесят один год, но того деда, постаревшего, внук уже не помнил, в его памяти он навсегда остался таким, как на этом кладбищенском снимке. Бабушка смотрит с фотографии строго, но ему ли, ее внуку, не знать, что строгость эта напускная, и в уголках губ всегда, как бы баба ни сердилась, прячется добрая улыбка. А мама и Макс на снимках кажутся не бабушкой с внуком, а братом и сестрой, так они похожи. Оба юные, веселые, смеющиеся во весь рот, оба полны жизни и радости и совершенно не думают о том, что ждет их впереди. Лена совершенно права – Машка с возрастом все больше и больше становится похожа на бабушку. А Максимка-младший пошел скорее в Ленину родню, от Емельяновых у него только глаза – карие, выразительные, блестящие…

– Здравствуйте, мои дорогие, – тихо сказал он вслух, зажигая свечку. Вокруг по-прежнему не было ни души, и можно было разговаривать с родными в полный голос, не опасаясь, что его примут за ненормального. – Здравствуй, сынок! Ты мне снился сегодня… Что ты хотел мне сказать?