Наталья Солнцева - Танец семи вуалей Страница 42

– Это вы для следующей жертвы приготовили? Для Айгюль?

– Не говорите ерунды… я ношу баллончик как средство защиты. Если бы я вовремя о нем вспомнил, то вы бы лежали сейчас на грязном полу.

– Значит, средство защиты, – хмыкнул начальник охраны. – От кого вы собрались защищаться?

– Меня избили… недавно. Напали в подъезде моего дома. Случайно не ваших рук дело?

– Вы не видели, кто вас бил?

– Было темно…

– Вы надеялись заманить пациентку сюда, чтобы прикончить без помех? Сначала брызнуть ей в лицо газом, а потом придушить?

– Я просто хотел догнать ее и спросить, чего она добивается.

– В каком смысле?

– Она перестала посещать сеансы… но время от времени появляется возле офиса, бродит под окнами. У нее серьезные проблемы. Она может причинить вред себе или другим.

– Поэтому вы решили расправиться с ней?

– Я врач, а не убийца.

Лавров умышленно не заикался о «Танце семи вуалей», не желая выдавать Симу. Молчал об этом и доктор.

– Вы признаете, что преследовали Айгюль?

– Нет! – воскликнул Оленин. – То есть да… Она не отдает отчета в своих поступках. У нее навязчивые галлюцинации. От нее можно ожидать чего угодно! Вы понимаете?

– На сей раз ей удалось сбежать от вас.

– К сожалению. Она то пряталась, то снова показывалась… как будто манила меня за собой. Потом юркнула в подвальное окно, а клочок ее шали зацепился за гвоздь. Иначе я бы прошел мимо. Что мне оставалось делать, по-вашему? Я полез следом за ней. Для меня дырка оказалась узковата, пришлось отрывать вторую доску.

– Где же Айгюль?

– Скрылась. Вероятно, тут есть выход… я не успел проверить. Вы мне помешали.

– Зачем вы рылись в куче мусора?

– Думал, она там прячется, под старым хламом. Потянул за край брезента, все и посыпалось…

– Врете, Оленин! Врете!

На протяжении этого напряженного отрывистого диалога Лавров не переставал шарить глазами по углам – откуда несет сладковатым душком разложения? Вот будет хохма, если доктор прав и запах издает дохлая кошка или дворняга.

– Вы не случайно пришли сюда, – твердил он, несмотря на закравшиеся сомнения. – Она где-то рядом…

– Кто? Айгюль? Ее и след простыл, уверяю.

– Допустим. Но мертвые не умеют бегать. Лариса Серкова здесь, не так ли?

– Вы больны. Вам нужна помощь…

– И вы готовы мне ее оказать? Скажите еще, чтобы я снял наручники и отпустил вас.

– Отпустите меня, – взмолился доктор. – Я ни в чем не виноват перед вами! Я закричу! Меня услышат, и вам придется отвечать…

– Боюсь, к ответу призовут вас, господин Оленин. На сей раз вам не выкрутиться. Я мог бы заткнуть вам рот, но не стану. Давайте зовите полицию! Они обыщут подвал, обнаружат труп, и вам крышка.

Наверное, его слова испугали доктора, потому что тот замолчал и привалился спиной к штабелю ящиков.

– Что вы делаете? – осведомился он, когда Лавров принялся разбирать мусор в углу.

– Ищу пропавшую девушку… вернее, то, что от нее осталось спустя два года. Будь строители попроворнее, тело нашли бы гораздо раньше. Кого интересует этот заброшенный подвал? Он пользуется дурной славой. Даже бомжи не заглядывают сюда. Говорят, здесь водятся призраки… неприкаянные души убиенных…

Доктор не возражал и не оправдывался. Он сжал губы и угрюмо наблюдал за действиями своего врага. Он не пытался бежать, хотя его ноги не были связаны. Вероятно, понимал, что выбраться из подвала в наручниках будет не просто. Или сдался, решил положиться на судьбу.

Лавров с отвращением отбрасывал в сторону грязные тряпки, куски картона и трухлявые доски, проклиная собственную инициативу. Он был слишком ответственным для оперативника, поэтому ему пришлось уволиться с государственной службы. А вдруг никакого трупа в подвале не окажется? Как тогда быть с пленником? Извиниться и отпустить?

Запах тления усиливался, заставляя Лаврова брезгливо морщиться. Доктор, похоже, почуял недоброе и беспокойно спросил:

– Нашли что-нибудь?

– Вот она…

– Кто?

Из-под мусора показалась рука… вернее, кости с остатками темной кожи. Лавров не поверил глазам. До этого момента происходящее казалось ему игрой – зловещей, но все же фантазией. Плодом коллективного воображения, где домыслы отдельных лиц – Симы, Глории, Карташина, Мохова и самого Лаврова – сложились в причудливую мрачную картину. Теперь же эта картина оживала, словно ночной кошмар.

Лавров уставился на мертвую руку, не зная, радоваться ему или огорчаться. Это не обязательно труп Ларисы Серковой – однако судя по размерам, кисть принадлежала женщине. На пальце блеснуло золотое колечко, рядом торчал ремешок женской сумочки. Если там находятся документы, все прояснится в считаные минуты.

Лавров быстрее принялся расчищать мусор и совсем скоро наткнулся на череп с прилипшими волосами, запавшими глазницами и двумя рядами молодых зубов. Ниже располагались ребра и кости позвоночника, прикрытые полуистлевшей блузкой.

Доктор, так и не получивший ответа на свой вопрос, вытягивал шею, пытаясь разглядеть погруженную во мрак находку Лаврова.

– Это Лариса, – поражаясь своей уверенности, заявил тот. – Ваша пропавшая ассистентка. Вернее, ее скелет и лохмотья одежды.

– Чушь…

– Тут ее сумочка! – Лавров обернулся к пленнику с торжествующим видом. – Вы попались, господин маньяк! Я сразу понял, что вас неспроста потянуло сюда.

Оленин молчал, тяжело дыша.

Замок сумочки не поддавался, зато нитки перегнили, и швы легко разошлись, явив взгляду содержимое. Кошелек, косметичка, ключи… мобильный телефон, паспорт…

– Документы хорошо сохранились, – доложил доктору Лавров. – Ну-ка…

Глава 23

Самойлович продолжал на новом месте старые забавы. Ему стоило некоторого труда возобновить связь с графиней Олениной. Однако он никогда не жалел усилий для собственного развлечения. Эмма опять отдалась ему – с прежним пылом, с жаждой досадить мужу, демонстрирующему холодность и равнодушие.

Самойлович наслаждался этой партией. Карты не доставляли ему всей полноты ощущений. Играть людьми куда увлекательнее.

– Как у тебя с Эммой? – спрашивал он графа при встрече. – Заслужил прощение?

– Я думаю только об Иде, – признавался Оленин. – Хочу к ней, в Париж. Не видеть ее – настоящая пытка!

– За чем же дело стало?

– За деньгами, брат… за деньгами. Тесть на поездку не даст, а имение закладывать боязно. Во второй раз я его не выкуплю.

Как-то они сидели в ресторане, где отставной офицер обмывал крупный карточный выигрыш. В ведерке со льдом охлаждалось шампанское, официант принес целое блюдо устриц и лимоны.

– Везучий ты, – качал головой Оленин, раскрывая раковину с моллюском.

– Кому любовь не дается, тому масть идет, – посмеивался Самойлович.

– Возьми меня с собой играть!

– Тебе нельзя. Без гроша останешься.

– А вдруг наоборот? Выиграю и махну в Париж… к Иде! – мечтательно произнес Оленин.

– С женой?

– К черту жену! Угораздило же меня связаться с этакой жабой! – посетовал граф. – Как я раньше не разглядел в ней сего сходства? Усядется напротив, вылупит пустые глаза и вздыхает, раздувая свои пышные телеса, точно лягушка. Любовь слепа, брат.

– Разве ты любил Эмму?

– Самую чуточку… но любил. Она даже казалась мне прехорошенькой. А нынче взгляну – с души воротит. Зато она так и льнет ко мне, так и ластится. – Ластится, – кивнул Самойлович. – Льнет. Да только к тебе ли, дружище? Про ребеночка-то не запамятовал?

– Бог с ним, с ребеночком…

– Ежели ты женку с любовником застанешь, тебе карты в руки. Козыри! Сможешь веревки из нее вить. Она для тебя и денег выпросит у отца.

– Думаешь, выпросит? – оживился Оленин.

– Непременно. Надо же ей заглаживать провинность?

– Вздор! Эмма согрешила по глупости, случайно. Более не посмеет…

– Экий ты доверчивый, граф. Женщины – создания ветреные, легкомысленные и падкие на удовольствия. Они все порочны от рождения.

Самойлович со свойственным ему азартом предложил графу план.

– Скажешь Эмме, что едешь в Английский клуб на всю ночь, а сам нагрянешь через часика два-три, в разгар любовной потехи – и застанешь изменщицу врасплох.

Оленин выслушал его со скептической гримасой, но согласился. Откуда ему было знать, что Самойлович собирается сыграть в сем водевиле главную роль и повеселиться от души?..

Окна супружеской спальни Олениных выходили во двор. У самого дома росла цветущая липа, ее аромат лился в комнаты через распахнутые окна, кружил головы и будил плотские желания.