Александр Горохов - Приговоренный к власти Страница 42

— Электрическая для лодырей. Иди в ванну.

Журавлев двинулся в ванну с таким видом, словно там его расстреляют. Лешка с чашкой кофе пошел за ним — могло статься, что Журавлев постоит перед зеркалом и вернется, не побрившись.

— Так что сказал Алик?

— Собирается заработать в праздники кучу деньжищ и купить автомобиль.

— А у него есть права? — засомневался Лешка. — Ведь после того, как его избили, у него с головушкой что-то не совсем в порядке.

— У него все в порядке с головушкой. Деформации личности нету. Иногда что-то забывает, иногда неадекватен в реакции на окружающее, но в целом он нормален, во всяком случае, с моей точки зрения.

— А кто его все-таки избил тогда? Так и не известно?

— Ну, вы оба были большими героями защиты демократии. Ты сел в тюрьму, а он лег на больничную койку. Когда ты выбыл из игры, он остался вовсе без контроля и со своими лабухами пел всякие частушки про людоеда Сталина да сифилитика Ленина, а для многих и еще очень многих россиян, Леша, имена эти остаются святыми и непорочными. И более того, я тебе скажу — сколько бы мы ни узнали сегодня грязи про наших вождей революции, какими бы они ни казались нам мерзопакостными, а такие они и есть, — в историю они уйдут в белых одеждах и золотых венках благодетелей и победителей. Через жалких пятьдесят-сто лет их окончательно отмоют от крови. Кого мы имеем в истории? — Великий Александр Македонский, Наполеон и прочая сволочь… Так вот насчет Алика. В живых он остался чудом. Но все равно скоро подохнет.

— Это еще почему?

— Э-э, — Журавлев наконец намылил лицо. — Он, видишь ли, пристрастился, по-моему, к наркотикам.

— На иглу сел? — дернулся Лешка.

— Не-ет. До этого пока не дошло. Покуривает «травку».

— Я ему морду набью. Наркота — всему конец.

— Набей, — согласился Журавлев, взял бритву, вздохнул обреченно и принялся бриться.

Лешка ушел на кухню, поставил чайник для второй порции кофе, уселся к столу и разобрал пистолет.

Оружие оказалось новым, в прекрасном состоянии, Лешке даже показалось, что сохранена заводская смазка. В обойме не хватало трех патронов, но сколько Лешка ни принюхивался, пороховой гарью ствол не отдавал.

Журавлев вышел из ванны, подтянул галстук и, слегка смущаясь, спросил:

— Мне, конечно, на такие вещи наплевать, но я действительно выгляжу грязнулей и неряшливым со стороны?

— Грязнулей ты не выглядишь. Но ты все время «мятый».

— Может… э-э… действительно новый костюм купить?

— В новом костюме ты через день будешь выглядеть, как в старом. Такой уж у тебя тип. Купи хорошие, дорогие немнущиеся брюки и дорогую кожаную куртку. Не бойся, на крутую шпану походить не будешь. У меня есть старенький тонкий свитер, наденешь еще кепочку и в таком виде будешь всегда аккуратен и благороден — а при своем стиле.

— Ты еще скажешь, чтоб я ботинки каждый день чистил?!

— Это я скажу, но не тебе, а Зинаиде. Она меня, один черт, всю жизнь ненавидит.

— Наверное, ты прав, — уныло сказал Журавлев. — Я часто наблюдаю сомнение и недоверие в глазах незнакомых людей, когда начинаю с ними работать. Все лицемеры, по внешнему виду судят. Ты это… M-м… Попробуй пристроиться к банку. Таким, как ты, опасно долго таскаться без дела.

— Не хочу я никуда пристраиваться!

— Ага. Комплекс вождя. Нежелание учитывать реальность, полное стремление подчинить ее себе. Коль скоро, Алексей Дмитриевич, вы на этом мало пообжигались, то действуйте и дальше в том же направлении.

Он выпил свою чашку кофе, пожаловался на работу, на жену, на крикливого ребенка, оплевал всю жизнь в целом и пошел к своей съемочной группе, которая ждала его у входа в Измайловский парк.

Лешка вытащил из шкафа парадный костюм (отец навязал ему этот подарок, едва он вернулся из заключения), почистил его и погладил и, хотя было еще рановато, позвонил по служебному телефону, указанному на визитке Феоктистова.

Трубку взяла секретарша, спросила Лешкину фамилию и через секунду соединила.

— Это ты? — бегло просил Феоктистов. — Без четверти четыре с паспортом приезжай ко мне.

Он назвал адрес и больше ничего объяснять не стал, но голос у него был уверенный, так что возражать смысла не имело. Лешка подумал, что под словом «паспорт» Феоктистов разумеет свое оружие, но, чтобы по-глупому не промахнуться, решил взять и документы.

Под указанным адресом оказался трехэтажный особняк в глубине двора неподалеку от Курского вокзала. Входная дверь была стальная, выкрашенная в черную краску. Около дверей, на тротуаре, стояло несколько машин и среди них специализированный автобус — в Москве считалось, что это броневики для перевозок ценностей.

Двери были открыты, но в небольшом холле топтался коренастый парень в камуфляжном костюме и с помповым ружьем в руках. Днем служба охраны не очень боялась нападения, и небрежный страж глянул на Лешку без настороженности. Лешка назвал себя, и страж сказал с уважением:

— Кабинет номер один.

До кабинета Лешка не дошел. Феоктистов быстро двигался к нему навстречу, был порывист и хмур, кивнул на ходу, приглашая за собой, и они зашли в пустой банкетный зал, где Феоктистов заговорил:

— За пять минут — все сведения о себе. Быстро. Когда родился, где учился, где служил, где сидел. Быстро, времени нет, а мне надо черт знает сколько решений принимать. Давай.

Лешка вытащил из-за брючного ремня пистолет, положил его на полированный стол, а затем в предложенном темпе выложил все, о чем спрашивали, и ответ получил неожиданный:

— Так. Все правильно, все совпадает с проверкой моего бюро информации. Ни в чем не соврал. Моя стерва постельная наблюдала из окошка, когда я шел к машине. Она все видела и считает, что ты мне спас жизнь. Косвенно, так сказать, когда вернул меня за зажигалкой. Я по этому поводу слюней распускать не намерен. Я сам людям жизнь спасал, и мне другие десять раз спасали. Но я фаталист. Нас снова столкнула судьба. Хочешь сейчас за два-три часа работы заработать пятьдесят баксов?

— Хочу, — ответил Лешка. — Пока меня не было в Москве, кажется, совсем про родные рубли забыли. Только на доллары все и мерят.

— Условия жизни создаем не мы и, к сожалению, как видишь, не Московский Кремль. Пистолет засунь обратно. Он тебе понадобится.

— Стоп, — негромко остановил его Лешка. — В каком смысле понадобится? Убивать я не буду ни за пятьдесят баксов, ни за пятьсот.

— В цене за убийство сговоримся, когда о том пойдет речь. Сейчас попросту будешь сопровождать нашего бухгалтера для передачи ценностей. У нас после этого взрыва напряженка с охраной. Честно сказать, сволочье струсило и разбежалось. Я еще с ними разберусь! Такие башли получали целый год, а как дернуло, так в кусты! Короче — бухгалтер с чемоданом, ты при нем, оба в броневик, едете в Свиблово, сдаете чемодан, получаете другой и возвращаетесь. Никакого риска, если б не сегодняшнее утреннее приключение, что слегка настораживает. Свел же черт работать с трусами! Шофер броневика — при руле без оружия. Бухгалтер при чемодане, ты при пистолете.

— Шофер охраны не несет? — в том же повышенном темпе спросил Лешка.

— Нет. Тоже трус.

— Тогда — отбой предлагаемой схеме!

— Тоже в штаны наклал?! Да я же пятьдесят, сто баксов плачу! Три часа трудов! Пошел в зад отсюда!

— Я сказал «отбой схеме»! — в полный голос заорал Лешка. — Если на твою контору пошла охота, то и броневик, и бухгалтер примелькались! Если перевозить что-то на броневике, то к нему нужна настоящая охрана, человека три с автоматами. Броневик есть броневик, и на него нападают организованной группой. Я поеду с твоим бухгалтером просто на такси, на любом извозчике, понял?

Феоктистов слегка опешил.

— Не ори на босса. Ты знаешь, что в чемодане и сколько?

— Знать не хочу! Сто баксов для меня капитал. Простая отечественная машина, водитель, бухгалтер с чемоданом и я. Только набей магазин пистолета до упора, там патронов не хватает.

И жил, и думал бывший Араб, а ныне президент банка Феоктистов, быстро. Он взял пистолет со стола, коротко бросил: «Жди здесь» — и вышел. Лешка сел в кресло, взял со столика рекламную газету. Бешеный разговор с Феоктистовым, внезапность событий немного взвинтили его, и он чувствовал лихорадочную злость, отдающую сильными толчками сердца. Он заставил себя вчитаться в газету. Она была раскрыта на странице всяких банковских услуг и предложений, и лишь через минуту смысл объявлений стал до него доходить. Еще через минуту он был спокоен. Еще через три минуты вернулся Феоктистов и подал ему пистолет, вложенный в наплечную кобуру.

— Надень под пиджак. Твоя схема принята. Рискнем. В твоем предложении есть смысл, а что касается того, чтоб ты меня нагрел…

— Сомнения в моей порядочности будут стоить тебе еще пяти-десяти баксов, — поражаясь собственному нахальству, прервал его Лешка.