Кровавый апельсин - Гарриет Тайс Страница 42

Я держу телефон перед собой, глядя на него так, словно он может рассказать мне больше самого Патрика о его мыслях. Что-то особенное? К щекам приливает тепло, и мгновение я чувствую пламя в груди, прежде чем на меня обрушивается реальность. Да, если бы не небольшое неудобство в виде моих мужа и ребенка. Патрик меняет правила наших отношений, предлагая будущее, которого мы никогда не планировали. Могу ли я верить его словам, не родились ли они из чувства вины за то, что он перегнул палку? Я снова замечаю фотографию Матильды, и сердце сжимается. Чувства Патрика не важны, нам с Карлом нужно со всем разобраться. Каким-то образом.

Я вспоминаю про изложение Джеймса.

«Меня зовут Джеймс Артур Смит, мне четырнадцать лет. Сейчас я в девятом классе в школе-интернате королевы в Кенте. Я начал учиться там чуть больше года назад. До этого ходил в школу рядом с домом в Клапеме. Прежде чем пойти в школу-интернат, я жил дома с мамой и папой, хотя мой отец часто ездил в командировки.

Теперь я провожу все каникулы дома, и, помимо одной недели посреди семестра, мы можем выбрать выходные, чтобы съездить домой во время учебы. Я вернулся в школу пятого сентября, и, хотя это было слишком близко к началу семестра, я решил приехать домой на выходные пятнадцатого сентября, потому что мой друг из подготовительной школы устраивал вечеринку. В пятницу вечером я пришел домой поздно. Мама приготовила ужин, и мы поели дома. Папа был на работе и вернулся поздно. Я уже пошел спать, но слышал, как они ссорились. Папа кричал, а мама плакала. В конце концов я заснул. Я не спускался посмотреть, что происходит, потому что папа не любит, когда я так делаю.

В субботу я проснулся достаточно поздно. Позавтракал я один, поскольку и мама, и папа уже ушли. На кухне лежало стекло, которое словно бы смели в сторону в кучку и оставили там лежать. Думаю, это была бутылка. Прошлой ночью я не слышал, как ее разбили, поэтому не знаю, что произошло. Я осмотрелся, пытаясь найти следы крови, но их не было. Я завернул осколки в газету и убрал в мусорную корзину, потому что решил, что родители порадуются, если по возвращении не увидят стекло. Я убрался после завтрака и пошел наверх, оделся и занялся домашними заданиями.

Мама и папа вернулись примерно в одиннадцать тем же утром. Не знаю, где они были, я их не спрашивал. Лучше не задавать вопросы после ссоры. Я пошел вниз и поговорил с ними обоими. Мама казалась немного нервной и, судя по всему, недавно плакала, а папа почти ничего не говорил. Мы пообедали, и все было хорошо. Мама приготовила тосты с сыром, потому что знает, как я их обожаю.

В субботу вечером мы пошли ужинать в стейк-хаус. Родители не разговаривали друг с другом, хотя и общались со мной. Я не знал, сердился ли папа, но пытался подбирать слова. Я взял себе колу, а они выпили две бутылки вина. Кажется, папа также заказал виски. Обычно он так и делает. После ужина я отправился к другу. Я поехал на метро, поскольку вечеринка проходила в Бэлхэме, а домой добрался на Uber. Мама установила приложение на мой телефон. Вечеринка прошла неплохо. Там был алкоголь, но я ничего не пил – мне не нравятся ощущения, которые у меня вызывает алкоголь, из-за него люди становятся злыми. Я вернулся домой до одиннадцати, то есть до моего комендантского часа. Мама и папа все еще не спали. Наверное, папа снова пил, потому что его шатало, когда он встал, а его лицо покраснело. Его глаза тоже были красными и слезились. Он был в по-настоящему плохом настроении, хотя я и не знаю почему. Как только я вошел в дверь, он побежал ко мне с криками, обвиняя в том, что я опоздал, хотя я и знал, что пришел до комендантского часа. Он толкнул меня в дверь, и та захлопнулась. Отец начал бить меня по голове и телу, а мама стояла позади него, кричала и тянула за руку. Я согнулся пополам и упал на пол, не потому, что он побил меня, а потому, что пытался защититься. Я накрыл голову руками.

Папа дважды ударил меня по ногам, а потом остановился. Скорее всего, он просто устал, а не сжалился надо мной, испугавшись, что делает мне больно. Теперь его лицо стало еще краснее, даже багровее, чем раньше. Он дышал с присвистом, его рот открывался и закрывался. Наконец он мне сказал: «Просто убирайся с глаз долой. Не хочу тебя видеть». Я побежал наверх и забаррикадировался в своей комнате, подсунув стул под ручку. Я завернулся в пуховое одеяло и сел на пол, прислушиваясь, пытаясь понять, не делает ли он больно маме, но я ничего не слышал и в результате заснул.

Я подумывал позвонить в полицию, но обычно от этого все становится только хуже. Они уже дважды приходили в дом, насколько я знаю, когда мама и папа ссорились, но они ни разу не арестовали папу, а позже он всегда находил способ сделать маме еще больнее. Не могу точно вспомнить, когда это было. Один раз три года назад, наверное, а еще один на прошлое Рождество, потому что папе не понравилось, что мама больше внимания уделила моим подаркам, чем его.

На следующее утро я проснулся очень рано, потому что мама постучала в дверь. Я заснул на полу. Открыв дверь, я увидел, что на ней та же одежда, что и прошлой ночью. Она вся помялась, словно мама в ней и спала, и пахла она немного странно. Мама ничего не говорила, просто прижала палец к губам, показывая, что нужно вести себя тихо, зашла в мою комнату и стала собирать мою одежду. Этим пришлось заняться мне, поскольку она не знала, что я хочу взять. Мама сидела на кровати. Я оделся, и мы пошли вниз. Проходя мимо их спальни, я слышал папин храп. Мама открыла парадную дверь, и мы вышли на улицу. Она дала мне пятьдесят фунтов и прошептала: „Я в порядке. Возвращайся в школу. Я позвоню тебе вечером“. Я поцеловал ее на прощание. Тогда я видел ее в последний раз. Она так и не позвонила мне,