Юрий Енцов - Охота на единорога Страница 43

Подскочил охранник, стоявший до того в пяти шагах — дворец был весь напичкан ими — и король не успел разобраться в своих ощущениях.

— Сикх, — сказал Асман, — отведи вот этого… только не в подземелье, конечно, отведи его… на кухню. То есть, отведи его… к начальнику черной стражи. И пусть его поместят где-нибудь, хоть на кухне, то есть, пусть его поместят где угодно… кроме подземелья… и не спускают глаз до вечера, вечером он мне будет нужен.

Сикх, яростно вцепившись в дервишев рукав, поволок его, подталкивая и таща, а тот, с безумным лицом, втягивая голову в плечи, только прижимал к груди свою книгу.

Воин с трепыхающимся в его могучей длани, словно попавшийся охотнику заяц, с трепещущим человечком проследовал в ту сторону, где за мгновение до того скрылись одетые в черное.

Оставшегося одного Асмана буквально выворачивало наизнанку, заставляя его лицо в полутьме внутренней галереи то бледнеть в чувственном помертвении, то загораться краской — самое неведомое ему чувство, которое спервоначала он и назвать-то не мог, а потом, чуть остыв, вспомнил, что оно, кажется, называется людьми — стыдом. Но, так ли важны эти названия слов — главное, когда в душе есть хоть что-нибудь, что чувствует.

Однако, это не просто стыд. Слова даны людям для обыденных надобностей, а частые отклонения от нормы не попадают под действие слов (не имеют точно характеризующих их названий). Особенно, если один из собеседников — наместник Всевышнего на земле. Как понять нам, что происходит в душе Избранника? Если же для понимания этого опуститься по иерархической лестнице ступенью ниже, то можно сказать (утверждать), что особое волнение у верных вассалов короля вызывало покушение — даже в мыслях — на честь своего господина…

Сам не вполне отдавая себе отчет — почему, расстроенный встречей, Асман едва не забыл про выезд, хотя все время думал про это, но слуги опять напомнили ему о сегодняшнем распорядке дня. Он сменил халат и чалму на более простое одеяние, спустился по лестнице в конюшню и очень скоро уже выезжал из двора торговца кожами.

Двое всадников пронеслись привычной дорогой по улицам, достигли ворот, миновали их, но Асман, забыв опять на мгновение о цели сегодняшней вылазки, опомнился вдруг и, круто повернув, пустил коня не привычным маршрутом, а вдоль городской стены, к другим — северным воротам, от которых — Асман знал — близко до того места, где ночевал неведомый ему заговорщик.

Они вновь въехали в город, покидаемый уже торговцами и крестьянами, привозившими товары повседневного спроса на продажу. Асман повернул коня в ту сторону, где — он чувствовал — его ждет встреча.

На этом участке городской территории не было строений, и пустырь зарос вплотную подступившим к городской стене кустарником. Телохранитель, сопровождавший короля, опередил его, дабы предупредить:

— Ваше Величество, здесь опасно — можно наткнуться на бродяг.

— Одного их них я и ищу, — проговорил король. Он понимал, что лучше бы приказать городской страже прочесать кусты и найти того, кто ему нужен, или хоть каких-нибудь людей, и всех казнить, уповая на то, что среди казненных будет и тот, который нужен. Но войско так неповоротливо и, особенно, городская стража. «Видимо, теперь, — решил Асман, — наступил момент, когда можно позволить роскошь защищаться собственноручно».

Кусты становились чаще, и всадники перешли на шаг, пригибаясь под ветками. Потом заросли неожиданно опять поредели, и король выехал на большую поляну под башней городской стены с одной стороны и видом на далекий королевский дворец — с другой.

И тут прямо навстречу королю из противоположной куртины зарослей сам выскочил заросший бородой до глаз нищий — здоровенный оборванец в расползающемся по ниткам халате и островерхой! шапке дервиша.

Его появление из кустов было быстрым и внезапным, но и для него появление всадника явилось не меньшей неожиданностью. Ибо, увидев Асмана (телохранитель следовал за ним и еще был скрыт в зарослях), он резко изменил направление и побежал под углом 90 градусов от наездника, намереваясь броситься в колючий кустарник. Там его бы не достали.

Но Асман, стегнув коня, и на ходу обнажая меч, пустился наперерез бегущему. В несколько мгновений настиг его, оборванец с чудовищной изворотливостью, странной при его плотном сложении, нырнул, отскочил в сторону, но великолепный наездник Асман вновь оказался над ним, развернув коня на месте, бродяга заслонился ладонями… и они, в один взмах, были обе отсечены от запястий как и краснолицая голова от шеи. Тело, суча ногами, растянулось в траве, орошая ее двухцветной кровью, пузырящимся фонтаном хлынувшей из толстой шеи.

Все случилось так быстро: вот только король продирался сквозь колючие заросли в шелесте листвы и стрекоте цикад — неожиданное появление бегущего и смерть его — необдуманная и непрочувствованная, как бы необязательная смерть из-за шапки, и из-за того, что бежал. Сработал инстинкт преследователя, и вот у ног косящего глазами коня валяется тело, из которого уходит жизнь. И наступает вечерняя предзакатная тишь, подчеркиваемая конским фырканьем.

В этой тишине Асман, еще не засунувший в ножны меч, услышал доносившийся из кустов слабый стон.

— Поди, проверь, что там, — приказал он телохранителю, и тот, спешившись и тоже с опозданием обнажив меч, полез в кусты, из которых все явственней доносились стоны, они перешли в лепет, и через некоторое время оттуда появились двое: телохранитель и неизвестный, одетый бедно, но опрятно, его бритая голова была окровавлена.

Увидев четвертованное ударом Асмана тело, он слабым голосом разразился проклятиями на языке пуштунов.

— Этот человек обидел тебя? — спросил Асман на этом же наречии.

— Ах, господин, — простонал незнакомец, — нет, наверное, обиды, которой я не перенес бы в жизни…

Он, не в силах стоять, опустился на землю, телохранитель встал рядом с ним, то, посматривая на хозяина, то, озираясь по сторонам. Асман спрыгнул с коня и обошел распластанное тело. Из разверстой страшной раны которого все еще сочилась слабыми толчками стынущая кровь.

— Расскажи мне, может я помогу тебе в чем-то, — сказал король.

— Меня лишили всего. Остались дети… — произнес, собираясь с силами, незнакомец, — но и они умерли в нищете и бедствиях. Мой главный обидчик был далеко, а я вознамерился отомстить! Но, чем ближе я к нему подбирался, тем сильнее против меня восставали… обстоятельства. Последние друзья отвернулись от меня и вот, в довершение всего, украли в духане чалму, когда я брил голову!

— Но и этого было мало, — продолжал он после паузы, — мой господин, вчера, когда я шел по городу с непокрытой головой… я хотел продать сапоги, чтобы купить головной убор, но сапоги стоптаны — их никто не покупал. И вот, сумасшедший дервиш, которого вели зачем-то солдаты, бросил мне свою шапку, он еще крикнул, что она ему не пригодится больше, а мне нужна. Те, кто слышал — смеялись надо мной! И надо же такому случиться, этот босяк, видимо, решил, что шапка дервиша представляет ценность! Может, он думал, что в нее зашиты червонцы, кто теперь узнает, что думала эта отсеченная голова. Он выследил меня, стукнул палкой сзади и еще раз унизил: снял с головы и эту шапку.

Слушая несчастного и понемногу понимая, что, по-видимому, казнил не того, кого хотел, Асман успокоил человека:

— Да, судьба к тебе на редкость неблагосклонна. Но большее несчастье, как утверждают в народе, тебя, наверное, уже не ждет — ведь трудно представить что-то худшее. Очевидно, полоса твоих злоключений уже прошла, и далее будет если не хорошее, то не худшее в сравнении с тем, что ты пережил. Давно ты здесь?

— Уже три месяца, мой господин.

— Зачем приехал? По торговым или иным делам? На купца ты не похож…

Незнакомец опустил глаза, видимо, ему не хотелось рассказывать о цели своего приезда в столицу Калистана первому встречному, но этот первый встречный убил его обидчика…

Его колебания укрепили подозрения Асмана. Но убить еще и этого человека он уже был не в силах: самое большее, что его ждало — это темница, а затем дежурное помилование и подневольный труд на алмазных рудниках, где, правда, хватало рабочих, но еще для одного нашлось бы место.

Глава 9

Примерно за сотню шагов от особняка — того, что от него осталось — было выставлено оцепление. Серж решительно направился к дымящимся грудам камней и щебня.

— Осторожно, там опасно, — предупредил один из солдат.

Обломки, в самом деле, были еще горячими, в некоторых местах шел дым, густое облако пыли еще не осело. Серж прикинул, где была библиотека, и стал расталкивать руками и ногами обжигающие камни, вполголоса приговаривая:

— Наша любовь к самим себе помогает любви к другим. Бог мог бы создать нас, своих тварей — внимательными только к благу других. Тогда каменщики дробили бы камни, чтобы доставить удовольствие своему ближнему. Но Аллах устроил вещи иначе.