Марина Серова - Карма темных ночей (сборник) Страница 43

– Уж тут-то мы ни при чем, что бюджет увеличится, тут обстоятельства так сложились, – сказал он в трубку пожелавшему узнать из первых уст об эпизоде банкиру Эмиру.

Я намеренно держалась в стороне, хотя и не теряла из вида режиссера, так как имела личное знакомство со многим работниками нашей городской полиции, а они легко могли рассекретить мою истинную причину пребывания в павильоне.

Место происшествия было тщательно осмотрено, прежде чем опросить очевидцев, майор, судя по его манере поведения – главный среди служителей закона, – вызвал для личной беседы Остроликого. Я сразу догадалась, что моя очередь – следующая, так как, несомненно, полицейского заинтересует, что это за прыткая девица так вовремя отвела руку режиссера от его тела, предотвратив смертельное ранение. Не предполагая, как именно Остроликий меня представит, я поспешила в кабинет следом за ними, чтобы майор ненароком не выдал меня, точнее, мою истинную специальность остальным.

– Можно, Василий Авдеевич? – просунула я голову в дверь.

– А… – кажется, совсем не удивился он и, после короткой паузы, окинув меня малодружелюбным взглядом, кивнул на стул. – Ишь, какая культурная, только вот отчего это там, где вы, Евгения Владимировна, там сплошные неприятности? – Задал он почти риторический вопрос, на который у меня все же был ставший уже типичным для наших невеселых встреч ответ.

– Наоборот, сначала появляются неприятности, а потом уже я. Это не я их, а они меня притягивают, – миролюбиво произнесла я, и даже с некоторым облегчением, так как Василий Авдеевич Авдеев был хорошим опером. Ведь в отличие от других его коллег, с кем мне приходилось сталкиваться в процессе осуществления своих профессиональных обязанностей, он прислушивался и к моему мнению, и даже мог в чем-то помочь, если, конечно, считал, что мои просьбы могут поспособствовать ходу расследования.

– Ну, рассказывай, – благосклонно разрешил он.

– Наверное, пусть лучше господин Остроликий, как потерпевший, излагает, тем более что я и не была свидетельницей прошлых, скажем так, малоприятных инцидентов, что случались на съемочной площадке.

– Что ж, и то верно, – майор снял очки, устало потер глаза и обратился к режиссеру. – Ну-с, Всеволод Александрович, когда у вас зародились сомнения, что вас хотят убить? – спросил он так невозмутимо, словно интересовался, сколько ложек сахара следует положить в чай.

– Кого убить? Меня? – выпучил глаза Остроликий и обернулся на меня с таким беспомощным выражением на лице, словно дитя малое, я догадалась, что он никогда не рассматривал происходящего под этим углом, и, наконец, опасения банкира и мои стали для него очевидны.

– Ну, а кого еще, вы же сами начали с того, что вокруг вас то и дело происходят сейчас… – Майор сощурил глаза и внимательно всмотрелся в протокол, который уже начал заполнять до моего появления. – Вот: «странные события с элементами фатальности». Я ничего не перепутал? – уточнил он.

– Нет, вокруг картины, и это все означает будущее признание, все эти странности идут на пользу делу! – воодушевился режиссер, и глаза его заблестели так же, как после выстрела.

– И пистолет сработал, по-вашему, сам? – осторожно уточнил Василий Авдеевич, а я догадалась по его вкрадчивому тону, что он раздумывает о психиатрической экспертизе на предмет вменяемости Всеволода.

– Ну, конечно, а как же еще, ведь я и не должен был нажимать на спуск, я же не актер, выстрелить, точнее, застрелиться должен был Бористр…

– Кто такой? – перебил его майор, приготовившись записать.

– Бористр это влюбленный в Благомилу воин с черной душой, но ее сердце принадлежит Святогору, вот она и разрывается между любовью и чувством вины и долга, и в этом большая психологическая драма, – самозабвенно пустился рассказывать Остроликий.

– Погодите, Благомила, как ее фамилия? – нахмурился майор.

– Благомила из древнейшего княжеского рода… – он не успел закончить, так как майор хлопнул рукой об стол, уронив ручку.

– Вы издеваетесь, что ли? – он свирепо посмотрел на Всеволода, который часто и обиженно заморгал, прерванный на полуслове.

– А что?

– Какой Бористр, что вы несете, мне нужны списки всех членов съемочной группы и кто должен был стрелять?! – терпеливо, взяв себя в руки, сформулировал Василий Авдеевич.

– Хорошо, моя помощница все принесет, а играет Бористра Игнат Трофимов, но у него роль не выходила, и лишь поэтому пистолет, точнее, акре… как ее там? – недовольно защелкал пальцами в мою сторону режиссер.

– Аркебуза, – терпеливо поправила я.

– Она самая, оказалась в моих руках.

– Понятно, – туманно протянул майор. – А кто отвечает за оружие на площадке? – задал он самый правильный, на мой взгляд, вопрос в данной ситуации.

– Какое оружие? – не понял режиссер, но тут же додумался: – А, вы, вероятно, о реквизите, так формально никто, мы заказываем в специальных мастерских, а по бумагам, ну как ее, инвентаризацию проводит наш администратор.

– То есть состояние оружия после мастерской вы не смотрите? – уточнил майор.

– Нет, точнее, раньше так было, а теперь вот у нас есть консультант по Средневековью, она и будет проверять! – нашелся Остроликий, кивнув на меня. Я еле удержалась от возмущения, похоже, пора мне напомнить Всеволоду о реальной цели моего пребывания рядом с ним, что-то он уж больно часто вспоминает обо мне в связи со съемками фильма, наверно, всерьез воспринимая меня исключительно как специалиста по средневековому оружию.

– Так, так, это что-то новенькое, – оживился Василий Авдеевич. – Так вы сменили специальность, Евгения Владимировна? – В его глазах заплясали ехидные чертики.

– Пришлось подстраиваться под обстоятельства, и моя истинная специальность, равно как и тот факт, что господин Остроликий – мой клиент, как вы, я думаю уже догадались, Василий Авдеевич, большая тайна для остальных, – внесла я положенную ясность. Майор коротко кивнул. – А функции здесь я исполняю все те же и думаю, что наше обоюдное сотрудничество могло бы принести нам с вами неоценимую помощь, – слегка забегая вперед, решила я расставить все точки над «i».

– Посмотрим, – майор опять переключил внимание на Остроликого. – Давайте сначала. Вы, как я понимаю, наняли госпожу Охотникову, опасаясь за свою жизнь, и сделали это до выстрела, значит, были предпосылки для того, чтобы предпринять такой решительный факт. Насколько я знаю, Евгения берется исключительно за серьезные дела, – блеснул он осведомленностью о моих профессиональных привычках, а я кивнула ему с признательностью во взоре, так как мнение о моей компетенции, озвученное весьма опытным в своей области полицейским, можно было расценить как наивысшую похвалу.

– Были, – со вздохом согласился Всеволод, – и, наверное, здесь действительно задействованы не только высшие силы. – И, понурив голову, он поэтапно поведал обо всех злоключениях последних дней. Должна отметить, что на этот раз Остроликий посчитал нужным опустить все слова о знаках судьбы и таинственном фатализме, идущем от высших сил во имя пользы дела и во славу киноискусства, за что я была ему признательна, да и майор, похоже, тоже. Свою унылую речь Остроликий окончил неожиданно:

– Так что же это, я кому-то мешаю? – часто моргая, уставился он на меня.

– Судя по всему, – не стала я вселять в него ложных иллюзий.

– А почему? – совсем уж по-детски спросил он.

«По кочану!» – захотелось ответить мне, но я сдержалась, а вместо этого вслух произнесла:

– Надо искать мотив.

– Точно в цель! – похвалил меня Василий Авдеевич.

– А… Знаю! – обрадовался Всеволод. – Это же как в детективах: «Ищи кому выгодно!» – блеснул он эрудицией.

– Ну да, примерно так, – с гораздо меньшим энтузиазмом подтвердил майор. – Ладно, начнем опрос свидетелей, кто там у нас на очереди? – придвинул он к себе список членов съемочной группы.

– А я?

– А вы, господин Остроликий, свободны, по крайней мере, пока, – на секунду замер на его лице проницательным взглядом полицейский.

– Но, как же?.. – растерянно пробормотал режиссер.

– Как обычно, вы в надежных руках, Евгения Владимировна у нас мастер, практически виртуоз своего дела, вам повезло, что попали под ее защиту, – еще одна похвала из его уст застала меня врасплох.

– А если что-то случится… опять. – Губы Всеволода заметно дрожали.

– А вот чтобы этого не произошло, я бы рекомендовал вам держать ухо востро, никому, разумеется, о нашей беседе ничего не говорить и не рисковать лишний раз, вообще, хорошо бы вам где-то пересидеть это время, но мы не знаем, кто и почему проявляет к вам такой повышенный интерес, поэтому и прерывать ваши съемки не имеем права. Так что начнем расследование, а там видно будет…

До конца дня полицейские успели опросить, кажется, всех. Елизавета Ричардовна вышла из кабинета охая и хватаясь за сердце. Сославшись на недомогание, она на машине режиссера отправилась в гостиницу. Остроликий сопровождать ее не стал. Понимая, что продолжить съемки не получится, он уединился в одном из углов павильона с ноутбуком, пробормотав: «Покумекаю над концовкой», – погрузился в мир своей средневековой саги. Я пристроилась рядом с ним, но постаралась держаться в тени, чтобы не попадать в поле зрения блуждающего взгляда режиссера и не спугнуть музу вдохновения, которую, судя по всему, безуспешно искал его рассеянный взор.