Андрис Колбергс - Ничего не случилось… Страница 43

— Хорошая?

Алексис пожал плечами — знал только, что дешевая…

— Алло! Алло! — взял трубку Алексис и сразу узнал голос сестры. Он не ожидал, что позвонит Ималда. — Что случилось, сестренка?

— Я нашла того человека.

— Какого человека?

— Того, который виноват в смерти мамы.

— Малыш…

— Нет, Алексис, не беспокойся — со мной все в порядке… Я с ним не только виделась, но и говорила.

— Да не могла ты с ним говорить, малыш! Не мог-ла! Это физически невозможно! За какую-то аферу он осужден на восемь лет и отбывает свой срок в той же колонии, где и отец. Уважаемый в прошлом товарищ Арон Розинг… Я даже помню, как он выглядел, — полный, кудрявый, ходил в бриджах и высоких хромовых сапогах. Извини, что не рассказал о нем тебе раньше, но я думал, что так лучше для тебя же.

— Неправда!

— Правда. Просто ты еще многого не знаешь.

— Но этот человек почти во всем мне признался… Сказал даже, что вызвал для меня «скорую». Помнишь, ведь это так и осталось невыясненным, кто именно звонил… Зовут его Константин Курдаш.

— Швейцар «Ореанды?»

— Да.

До сих пор Алексис пребывал в уверенности, что знал о причине гибели матери все, что можно было разузнать. Ему в этом помогли несколько уважаемых людей. Выяснились не только мотивы, но и те приемы, с помощью которых многие благодаря «Илге» неплохо заработали. Алексис в какой-то степени даже гордился, что уважаемые люди ему доверились, при этом подвергая себя известному риску.

И хотя имя Константина Курдаша в тех доверительных разговорах никогда, не упоминалось, Алексис знал, какие функции возложены на Курдаша кроме охраны входа в «Ореанду».

— Что ты решила предпринять?

— Тебе срочно надо приехать — мы должны поговорить и действовать сообща.

— Завтра никак не смогу… Жди послезавтра — с вечерним самолетом. А как у тебя дела?

— Уже готовлю второй номер.

— Поздравляю! Есть сокровенные желания в этой связи?

— Чтобы ты поскорее приехал!

— Спасибо, что не просишь арбуз!.. Как публика?

— Публика принимает нормально, а Рейнальди просто в восторге!

— Чао, малыш!

— Чао!

Значит, в квартире тогда все же находился человек… А если им был Константин Курдаш, то это многое меняет… Алексис достаточно долго общался с центровиками и хоть не точно, но знал, кто каким способом добывает деньги.

— На каком языке вы говорили? — спросил старый вахтер.

— На латышском.

— Интересный язык. Я внимательно слушал — он даже отдаленно не похож ни на какой другой язык.

Алексис положил старику на стол две пачки сигарет «Assos»: отношения следует поддерживать, если хочешь, чтобы тебя всегда звали к телефону.

— Крепкие?

— Так, средние. Греческие, но табак из Вирджинии. Спасибо и до свидания!

— Вам спасибо! Разве трудно мальчишке сбегать!

Темнота еще больше сгустилась.

Константин Курдаш, черт побери! Это меняет дело — значит, и последовательность в цепи событий была другая. Не включили ли для матери «счетчик»? Кто познакомил ее с Ароном Розингом?

Этот моложавый и внешне застенчивый мужчина появился в Риге в середине шестидесятых годов. Его временно прописал у себя дальний родственник с условием, что летом будет жить в городской квартире и присматривать за добром родственника, высокие идейные убеждения которого не являлись препятствием для стяжательства. Зимой наоборот — будет жить на даче, там две комнаты и их не так уж трудно натопить. На даче красть, правда, было нечего, но родственник опасался — вдруг взломают замок, начнут копаться или что-нибудь уволокут — радио, телевизор, шашлычный мангал или банки с вареньем.

Арон Розинг был обладателем не только обшарпанного костюма, который никакой глажкой не приведешь в божеский вид, но и диплома об окончании юридического факультета в провинциальном университете; особый вес диплому придавали воспоминания родственника о детстве в родном городе, где в реке с мостков женщины полоскали белье. Наличие Диплома помогло родственнику устроить Розинга юрисконсультом, но в арбитражных сражениях он неизменно проигрывал юристам противников — те оплетали его сетью инструкций, постановлений и правил, а если это не удавалось, то обводили вокруг пальца, срывая сроки договоров. С этим следовало покончить, ибо проигрыши Арона родственник воспринимал как оскорбление родного города и университета, он не хотел, чтобы другие над ними смеялись… Если уж юрист Розинг не в состоянии сладить с юристами, то наверняка сможет справиться с людьми, не сведущими в области права. И Арон Розинг стал следователем прокуратуры. Он развернул активную общественную деятельность — выступал на заводах, в больницах, давал интервью газетчикам. Его избрали судьей — в городе, где прошло детство родственника Арона, успешно прошли выборы: за кандидатуру Розинга было отдано девяносто девять целых и девяносто девять сотых процента голосов избирателей.

Приговоры Розинга отличались суровостью. Он вел неослабевающую борьбу с проявлениями буржуазного национализма, который усматривал в каждой букве латинского алфавита; в частных беседах довольно своеобразно трактовал интернационализм, по образцу национал-социалистов вознося одну нацию над другими, клеймил культ вещей — причиной его возникновения считал растлевающую деятельность средств западной пропаганды. Но однажды, как на беду, возник шум из-за пропажи нескольких вещественных доказательств из здания суда. Они — серебряный поднос и бронзовые каминные часы восемнадцатого века — были обнаружены в квартире судьи Розинга. Однако выяснить, каким образом они там оказались, какими путями Розинг получил квартиру, а также приобрел дорогую мебель, не удалось. Правда, ходили слухи, что среди очень суровых приговоров, вынесенных Розингом, некоторые были чересчур мягкими.

Чтобы на реку, родной город и его прачек не пала тень, родственник добился, что такие разговоры стали считаться аполитичными, угрожал, что соответствие распространителя слухов занимаемой должности тоже пересмотрят. А Арона Розинга назначили районным прокурором. Но после его попытки в своем кабинете изнасиловать малолетнюю девочку — отец девочки, не надеясь найти правду на месте, отправился с жалобой в Москву, — и Розинга в конце концов наказали — дали выговор с занесением в учетную карточку. Может, он и продержался бы на поверхности, если бы вдруг не всплыло дело о взятке, после чего родственник захлопнул двери своего дома перед носом Арона. Потом он делал вид, что вообще не знаком с Розингом. О родном городе и реке родственник больше не вспоминал.

Пообщипанный, товарищ Розинг юркнул в адвокатуру, где проработал несколько лет, пока его не посадили за шантаж свидетелей.

В начале восьмидесятых годов Арон был безработным, но за высокий гонорар консультировал по юридическим вопросам и оказывал практическую помощь. Вращался он в основном в «Ореанде» и в других роскошных ресторанах, где рассказывал, как спас от следствия и даже от тюрьмы разных людей. В основном речь шла об известных многим лицах, поэтому рассказам Розинга верили, хотя находились и скептики, которые говорили, что Арон ничего не может, что он обыкновенный жулик, создающий себе рекламу на ловком использовании совпадений. Спасенных от правосудия, конечно, не расспрашивали, те всё равно ничего не рассказали бы, а широкие знакомства Розинга в кругах прокуратуры и суда ни у кого не вызывали сомнений: свидания своим клиентам он обычно назначал в коридорах суда, прокуратуры или районного отделения внутренних дел, куда заглядывал всегда по-свойски, здороваясь с обитателями кабинетов, правда, никогда не переступал порога.

«Я склонен думать, что скорее Алда нашла Розинга, а не Розинг Алду, — сказал один уважаемый человек Алексису. — Ведь Розингу было известно, что имущество твоего отца было конфисковано, так что он понимал: поживиться тут нечем.»

«Мать заведовала магазином кулинарии.»

«Ты знаешь, сколько они там имеют в день? Могу сказать откровенно: мне с тобой в прятки играть незачем. Около семидесяти. Это уже после расчета с кондитерским цехом и кухней. Да еще надо отсчитать шоферу и экспедитору за вывоз тары. Всем ненасытным инспекциям тоже — санитарной, противопожарной, метрологической… Их целая куча и каждой надо что-то отстегнуть… Теперь оставшееся раздели на работников магазина — немного набирается!»

«Вы сказали, что ревизия установила в кассе магазина недостачу… Пять тысяч…»

«Почти пять тысяч. Думаю, Розинг выудил у нее их постепенно на мелкие расходы. Скорее всего обещал не только спасти мужа, но и отсудить дачу. Потом, мол, ее продашь, чтобы окончательно рассчитаться… Обычная легенда афериста.»

«Если я его когда-нибудь встречу!..»

«Понимаю твои чувства… Только на этого голодранца обижаться нечего. Да, он мошенник, аферист… Его бизнес — жульничество, ведь больше он ничего не умеет».