Комната убийств - Джеймс Филлис Дороти Страница 43

Порывшись в справочнике, Кейт позвонила в больницу. На соединение с нужным дополнительным номером ушло несколько минут. Разговор длился не больше минуты, и Кейт в основном слушала. Не выпуская трубки, он сказала Дэлглишу:

— Секретарша мистера Дюпейна — миссис Анжела Фарадей. По субботам она работает с утра, клиника закрывается в четверть второго. С этого времени и до двух она занимается своими делами и находится в офисе одна. Она готова с вами встретиться. Обеденного перерыва у нее нет, за исключением бутербродов прямо в офисе.

— Спасибо, Кейт. Скажите, что я буду в половине первого.

Встреча была назначена, и Кейт выключила телефон.

— Интересное совпадение: у нее та же фамилия, что и у женщины, занимающейся садом в музее. Если это и в самом деле совпадение. Фарадей — редкая фамилия.

— Если это не совпадение и они родственники, перед нами открывается несколько интересных возможностей. А пока посмотрим, что нам расскажет квартира в Кенсингтоне.

Уже через полчаса они были у двери. У каждой кнопки стоял номер без имени, и только напротив номера тринадцатого имелась табличка «Швейцар». Кейт нажала кнопку, и через полминуты служитель появился, натягивая на ходу китель. Полицейские увидели кряжистого мужчину с печальным взглядом и большими усами, который напомнил Кейт моржа. Он назвался; фамилия оказалась длинной и запутанной, в ней слышалось что-то польское. Он был немногословен, отвечал на их вопросы хоть и медленно, но с готовностью. Швейцар не мог не слышать о смерти Невила Дюпейна, однако не упоминал о ней; обходил это молчанием и Дэлглиш. Кейт пришло в голову, что осторожное умалчивание делало разговор несколько сюрреалистичным. Отвечая на вопросы, швейцар сообщил, что доктор Дюпейн был очень скромным джентльменом. Они редко встречались, и он не может припомнить, когда они в последний раз разговаривали. Если у доктора Дюпейна и бывали посетители, швейцар их ни разу не видел. У него хранится по два ключа от каждой квартиры. В ответ на просьбу он тут же протянул ключи от номера одиннадцать, попросив лишь расписку.

Осмотр не дал ничего. Квартира, окнами выходящая на Кенсингтон Хай-стрит, находилась в безупречном порядке, лишающем всякой индивидуальности — будто ее готовили для показа следующим жильцам. Воздух слегка застоялся; даже живя на такой высоте, перед тем, как уехать на выходные, Дюпейн не поленился закрыть все окна. Совершая предварительный обход гостиной и двух спален, Дэлглиш думал о том, что никогда еще дом жертвы не говорил ему так мало о личной жизни человека. На окнах висели стандартные деревянные жалюзи, будто хозяин опасался выдать личную склонность даже выбором штор. На выкрашенных в белый цвет стенах не было картин. В книжном шкафу стояла дюжина медицинских книг, в остальном же круг чтения Дюпейна сводился к биографиям, автобиографиям и историческим трудам. Главным его увлечением была, судя по всему, музыка. Аппаратура была современной. Невил Дюпейн предпочитал классику и новоорлеанский джаз.

Оставив изучение спален Кейт, Дэлглиш сел за стол. Здесь, как он и ожидал, все бумаги лежали в безупречном порядке. Он увидел, что текущие счета оплачивались по мере поступления — самый простой и безболезненный подход. Счета из гаража приходили раз в квартал и оплачивались в течение нескольких дней. Принадлежавшие Дюпейну ценные бумаги стоили чуть больше 200 000 фунтов. Капитал был размещен самым разумным образом. Сложенные в кожаную папку банковские счета не говорили ни о крупных вложениях, ни о крупных тратах. Доктор Дюпейн регулярно и щедро тратился на благотворительность, в основном на проекты, связанные с психиатрией. Интерес представляли только чеки от операций с кредитной картой, через которую Дюпейн каждую неделю оплачивал проживание в провинциальном отеле. Места были различные, а суммы — незначительные. Конечно, ничего не стоило выяснить, останавливался он там один или вдвоем с кем-то, но Дэлглиш не собирался спешить. Все еще оставалась вероятность, что правда откроется другим путем.

Вернулась из спальни Кейт.

— Кровать в комнате для гостей застелена, и нет ничего, что указывало бы на недавнее присутствие других людей. Хотя, думаю, Сара Дюпейн была права, сэр. Он встречался с женщиной в этой квартире. В нижнем ящике я обнаружила сложенный банный халат и три пары трусов. Они выстираны, но не отглажены. В ванной комнате есть дезодорант — таким пользуются в основном женщины — и стакан с запасной зубной щеткой.

— Они могут принадлежать его дочери, — заметил Дэлглиш.

Кейт работала с ним слишком давно, чтобы легко смущаться, и все же сейчас она покраснела. Смущение послышалось и в ее голосе.

— Я сомневаюсь, что это трусы его дочери. Почему трусы, а не ночная рубашка или тапочки? Если к Дюпейну приходила любовница и ей нравилось, чтобы он ее раздевал, то она, возможно, брала чистые трусы с собой. Халат в нижнем ящике слишком маленький для мужчины, и к тому же еще один висит на двери ванной.

— Если эта любовница уезжала с ним каждую пятницу, то где они встречались? Он заезжал за ней, или она приезжала к Дюпейну и ждала его здесь? Не похоже. Была опасность, что кто-то задержится на работе и увидит ее. Ладно, на теперешний момент все это домыслы. Посмотрим, что скажет нам его секретарша. Я отправлю вас в музей, Кейт. Хочу встретиться с Анжелой Фарадей один на один.

10

Пирс понимал, почему разговаривать со Стэнли Картером Дэлглиш отправил его и Бентона-Смита. Подход Дэлглиша к машине был такой: это средство передвижения сконструировано для того, чтобы перевезти его из одного места в другое. Он требовал от нее надежности, скорости, комфортабельности и чтобы она радовала глаз. Его «ягуар» отвечал всем этим требованиям. Адам не видел смысла в обсуждении характеристик или размышлениях о том, какие новые модели следует попробовать. Разговоры о машинах его утомляли. Пирс, редко пользующийся машиной в городе и любивший ходить от своей квартиры в Сити до Нью-Скотленд-Ярда пешком, разделял взгляды начальника, но у него они сочетались с живым интересом к моделям и характеристикам. Если болтовня о машинах поможет разговорить Стэнли Картера, то Пирс готов в ней участвовать.

Гараж Дункана занимал угол на второстепенной улице, где Хайгейт переходит в Инслингтон. Высокая стена из серого лондонского кирпича, с грязными пятнами в тех местах, где были предприняты попытки избавиться от граффити — большей частью безуспешные. В стене имелись ворота, на которых висел замок. Обе створки были открыты. Внутри, по правую руку, виднелся маленький офис. Там за компьютером сидела молодая женщина с невероятно желтыми волосами, заколотыми большой пластмассовой заколкой в виде петушиного гребня. Над ней склонился крепкий мужчина в черном кожаном пиджаке. Когда Пирс, постучав, открыл дверь, тот выпрямился.

Раскрыв удостоверение, Пирс сказал:

— Полиция. Вы менеджер?

— Так меня называет босс.

— Мы хотели бы поговорить с мистером Стэнли Картером. Он здесь?

Не удосужившись взглянуть на удостоверение, мужчина кивнул в сторону гаража.

— Там, в глубине. Работает.

— И мы работаем. Мы не задержим его надолго.

Прикрыв дверь, менеджер вернулся к монитору. Пирс и Бентон-Смит обошли «БМВ» и «гольф», принадлежащие, судя по свежести моделей, персоналу. За ними открылась большая мастерская с выкрашенными в белый цвет кирпичными стенами и высокой наклонной крышей. В глубине была сделана деревянная платформа с лесенкой по правой стороне. Переднюю часть платформы украшал ряд блестящих радиаторов — будто захваченные в битве трофеи. Вдоль стены висели железные полки, и везде — иногда на крючках с надписями, а чаще там и сям, создавая впечатление рукотворного хаоса, — лежали рабочие инструменты. Этот вид был знаком Пирсу по многим похожим мастерским, где каждый предмет клался так, чтобы в дальнейшем его легко было снова взять. Картер, вне всякого сомнения, мог здесь добраться до чего угодно, просто вытянув руку. На полу, выстроенные в ряд, стояли баллоны с ацетиленокислородом, банки с краской, банки с растворителем, помятые канистры из-под бензина, тяжелый пресс, а над всем этим железом висели пружины, провода для прикуривания, приводные ремни, маски для газосварки и ряды пульверизаторов. Гараж освещался двумя длинными флуоресцентными лампами. Холодный воздух пахнул краской и немного машинным маслом. Было тихо и пусто, лишь из под серого «элвиса» сороковых годов раздавался низкий звон молотка. Пирс присел на корточки и позвал: