Елена Арсеньева - Клад вечных странников Страница 44

Да, Павел совсем не прост! Очень удобно свалить все на Виталю, тем паче что между ними весьма острые счеты. А все-таки обвинял он Виталю больше для отвода глаз, чтобы успокоить Сергея.

Павел что-то знает о нем. Не о пистолете – что-то другое знает… Однако тем более странно, что он так спокойно оставил Ирину в обществе этого опасного и подозрительного человеком. Девушка моей мечты, сбывшийся сон… А сам взял и уехал!

С другой стороны, Ирина отказалась покидать Вышние Осьмаки, а Петра следовало доставить в больницу как можно скорее. Да и как она может судить о мужских поступках, что она вообще знает об этих диковинных существах?

Ничего. И знать не хочет, что характерно. Только об одном…

Ирина горестно покачала головой и выбралась из-под теплейшего стеганого одеяла, под которым пряталась от всего мира, свернувшись клубочком, уже несколько часов.

Господи, да уже давно за полдень! Хватит тут валяться, хватит снова и снова накручивать одни и те же мысли, будто локоны на палец! Этак можно снова довести себя до истерики. И влажная, теплая духота натопленной боковушки ей уже нестерпима, аж в висках стучит. Надо пойти прогуляться, проветриться. Может быть, поискать деда Никифора. Хотя ведь неизвестно, вдруг он сам вернулся. И если сейчас прийти к нему, можно услышать ответы на все свои вопросы. Может быть, старик знает, кто стрелял в Петра!

Ирина схватилась за платье, развешанное на протянутой через всю комнатку веревке, и по спине аж мурашки побежали, такое оно было сырое, такое противное. Баба Ксеня отстирала грязь, но высохнуть платье не успело. Разве что попросить другое? Или самой подняться в Маришкину светелку, взять что-нибудь там? Чай, не рассердится Брунгильда за такое самовольство?

Ирина глянула в окно и безнадежно усмехнулась. А какая разница, в чем идти? Через пять шагов по этому дождю самое сухое платье на свете сделается – хоть выжми! Так зачем же добро переводить?

Влезла в сырое, с трудом подавляя зубовный перестук.

И ничего. Терпеть можно. Конечно, до простуды – ровно два шага. А то и меньше… Ну и наплевать! Ну и простудится – хоть и до смерти! Чего ей сейчас хотелось меньше всего на свете, так это жить. Разве это жизнь? Влюбилась в преступника и готова даже…

Ирина споткнулась, потрясенная своим внезапным открытием. Оказывается, ей все равно, кто на самом деле Сергей. Ей все равно! И даже если дед скажет, что своими глазами видел: он, именно он стрелял в Петра, – Ирина заткнет уши, чтобы не слышать это.

Может, у него руки в крови, но сейчас не это самое ужасное. И не ее готовность к всепрощению. Гораздо страшнее то, что ему – ему! – это не нужно. Ничего ему от Ирины не нужно. Ни прощения, ни любви…

Она очнулась, только когда больно ударилась босой ногой о ступеньку дедовой избы. Ну надо же! А ведь и не заметила ни пути, ни дождя. Смутно вспоминалось, как уходила из дому. Баба Ксеня не остановила ее – прежде всего потому, что бабы Ксени не было. Вообще на улице – ни души, даже козы попрятались. Над пятью обитаемыми избами вились дымки. Понятно. В одной из этих изб собрались старухи, благодарят Богородицу за чудесное избавление от пожара – уж наверняка именно Неопалимая Купина ниспослала спасительный дождь! Жалеют Петра и Маришку, сочувствуют бабе Ксене – и моют, моют кости всем остальным гостям, особенно непутевой, шалой девке Иринке, которая окончательно голову потеряла из-за Сереги, а он-то, он…

Не думать! Не надо сейчас об этом думать!

– Никифор Иваныч! – робко позвала Ирина. – Вы здесь?

Ответа не было. В избе пусто, полутемно.

Внезапно пахнуло земляной сыростью. Ирина вспомнила: еще когда они нагрянули сюда с Маришкой, здесь стоял тот же запах. Откуда же он шел?

Да вот же! В углу просторных сеней, под широкой лавкой, на которую навалено всякое хозяйственное старье, отодвинуты две половицы. От них-то и несет свежей, разрытой землей. А ведь половицы прикрывали ход в подвал!

Не в этом ли подвале нашел спасение дед Никифор? Однако почему он не вылез, когда понял, что суматоха в его избе улеглась?

Возможно, ему стало худо. А также… также очень возможно, что это не простой подвал. Неизвестно ведь, где он кончается. Не в том ли подземелье, которое смыкается с подвалами скита? Дед сам упоминал о многочисленных норах и лазах оттуда. Один такой ход случайно нашел Павел – благодаря чему выбрался в лес и спас свою жизнь. Но если дед Никифор – тот, кем его считает Ирина, его дом наверняка сообщается со скитом!

Ирина простерлась плашмя и попыталась заглянуть в отверстие в полу. Темнота, темнотища! Но вроде бы угадываются грубо вырубленные в земле ступеньки…

Поднялась, отряхнула колени и ладони. А потом, ужасаясь тому, что намерена сделать, прошла в комнату и, пошарив по ящикам старого стола, обнаружила несколько свечей. Сняла с полки загодя примеченную керосиновую лампу. Керосина нет, а жаль… Ну ладно, сойдет в качестве подсвечника. Огонек свечи надо защищать, где-то Ирина читала, что в подземельях могут возникать самые неожиданные порывы сквозняка. Так, вот и спички. Бросила критический взгляд на разношенные сапоги и разбитые ботинки без шнурков, которым по виду было лет сорок. У деда Никифора размер сорок седьмой, не меньше! Это сейчас он усох, а был-то каков богатырь, судя по этой обувке.

Но в таких башмаках она далеко не уйдет… И в этом сыром платье – тоже! Не позаимствовать ли у старика что-нибудь сухое?

Воровато оглядываясь, вошла в спаленку. О, сундук! Ужасно, конечно, что без спроса…

Ирина приподняла крышку и не поверила своим глазам: в сундуке лежала женская одежда!

Конечно, это было не бог весть что: простенькие кофточки и неуклюжие юбки, какие носили, судя по фильмам, в 30-е годы. Чьи же это вещи? Не той ли бобылки Серафимы, к которой давным-давно подселился дед Никифор?

Наверное, наверное! Ну, тогда тем более не у кого спросить позволения попользоваться этим платьем и черными стоптанными туфлями, завернутыми в тряпичный лоскут.

Глядите, люди добрые! Туфли практически впору!

Она переоделась, испытывая нечто среднее между стыдом и наивной радостью. Кстати, может быть, это и ненадолго. Может быть, она через две минуты вернется, если окажется, что ничего, кроме прошлогодней картошки и моркошки, в подполье нет. И сложит Серафимино добро на место. Дед Никифор и не заметит ничего.

А не подумать ли о защите на случай… Ну, мало ли на случай чего?

Ирина огляделась и увидела около печки небольшую кочережку. Небольшую, легонькую, но вполне убойную, если вдруг, к примеру, придется кого-нибудь шугануть, человека или силу нечистую. Возьмем и кочережку!

Ну, благословясь? Ирина чиркнула спичкой, зажгла свечу и укрепила ее в керосиновой лампе, там, где торчали жалкие обрывочки иссохшего фитиля. В карман платья запихала еще две запасные свечи и коробок спичек. Накрыла свой светильник ламповым стеклом.

И очень даже ничего!

Легла на пол животом и неловко спустила ноги в черную, сырую дыру. Ощутив ступеньку, утвердилась на ней, шагнула еще ниже, потом забрала стоявший у края ямы светильник – и продолжала спускаться, уже не оглядываясь наверх.

Именно поисками подходящего отрывка наш герой и занимался следующий год жизни. Каждый свободный вечер, по выходным и ночами.

Книга Бытия, Исход, Числа, Книга Иисуса Навина, оба непроизносимых Паралипомйнона, история многострадального и столь же терпеливого Иова, Псалтирь, Притчи Соломоновы и любимый всеми Екклезиаст, на котором он надолго задержался, так и сяк перетолковывая на все лады безысходнейшую из фраз: «Нѣсть человѣка владшɣаго в дусѣ возбранити со дхомъ. И нѣсть владшɣаго в день смерти. И нѣсть посла в день брани. И не спасетъ безчестиiесɣѱаго в нѣй», – что означало: «Человек не властен над духом, чтобы удержать дух, и нет власти у него над днем смерти, и нет избавления в этой борьбе, и не спасет нечестие нечестивого».

Прямо скажем, Екклезиаст не внушил особой бодрости. А книга пророка Иезекииля в главе 8-й, в стихе 8-м издевалась почти впрямую: «И рече ко мнѣ: снъ члчь, раскопай въ стене. И раскопахъ».

Да… совет еще тот: прокопай, дескать, стену, сын человеческий! Вот так. Не больше и не меньше. Но ведь раскопал же этот страдалец! Может, и ему удастся?..

Стена, вот именно – стена стояла перед ним – поболее Великой Китайской! Цифры, буквы, титлы… Книги пророков Даниила и Осии, Иоиля и Амоса, Авдия и Ионы, Михея и Наума, Аввакума и Софронии, Аггея и Захарии, а также Малахии. Потом Первая книга Маккавейская, вторая и третья, а также Третья книга Ездры. На этом кончался Ветхий завет – и начинался Новый: Евангелия от Матфея, Марка, Луки и Иоанна, Деяния святых апостолов, Соборные послания апостолов, персональные послания Павла к Римлянам, коринфянам, галатам и прочая, и прочая, и прочая, а под занавес – Откровение Иоанна Богослова, жуткий Апокалипсис, Конец света, Страшный суд, пришествие Антихриста…