Анна ЛИТВИНОВЫ - КРАСИВЫЕ, ДЕРЗКИЕ, ЗЛЫЕ Страница 44

   – Прошу, – Санеев усадил гостью в мягчайшее кожаное кресло (явно позапрошлого века, после революции столь чудесной мебели уже не делали). Сам уселся с противоположной стороны резного стола. Вскоре явилась Машенька – женщина одного возраста со следователем, с бодрым телом, но сморщенным лицом. Она поставила на письменный стол поднос с большим и заварочным чайниками, молочником и вазочками с печеньем и конфетами.

   – Ты лекарство принял? – заботливо спросила она следователя.

   – Все я, Маша, принял, – отмахнулся Николай Евстафьевич. – Оставь нас.

   На секунду Алиса позавидовала старой паре: с первого взгляда было заметно, что супруги прожили вместе в добре и согласии столь долго, что стали и внешне похожи, и приучились понимать друг друга с полуслова и даже вовсе без слов. «Мне бы так с моим Вадимом... – пришло вдруг в голову Алисе. Эту мысль сразу сменила другая: – А вот моим папе и маме не дали дожить до старости...»

   Чтобы отогнать грустные мысли, она сразу нетерпеливо выпалила:

   – В деле, о котором вам говорили, меня для начала интересуют фамилии тех, кто погиб тогда, в декабре девяносто четвертого.

   – Могу я узнать почему? – Санеев пытливо уставился на девушку, и она сразу почувствовала себя неуютно. Она мысленно представила, как ежились, встречаясь с ним, те люди, которых по-настоящему допрашивал старый следователь. Под взглядом этих острых глаз хотелось говорить правду, только правду – и Алиса не стала ничего скрывать:

   – Мне кажется, что одним из погибших тогда был мой отец.

   – Вот как? – холодно удивился старик и переспросил: – Вы сами не знаете, что случилось с вашим батюшкой? – И так как девушка оставила этот вопрос без комментария, следователь немедленно задал новый: – А как его фамилия?

   – Меклешов. Виктор Меклешов.

   И по тому, как старик отвел взгляд, Алиса поняла: ее догадка оказалась верной. Ее папочка был там. Это его убили в том джипе. Той холодной декабрьской ночью 1994 года.

   Слова следователя, изысканно-вежливые, лишь подтвердили ее догадку.

   – Да, вынужден огорчить вас, – сказал он, сцепляя на столе пальцы и глядя в сторону. – Виктор Меклешов числится среди погибших.

   Глаза наполнились влагой, но Алиса не заплакала. Она слишком часто за все прошедшие годы оплакивала отца – в одиночку, втихую, по ночам, – чтобы дать сейчас себе волю рыдать в открытую.

   – Я вам сочувствую, – добавил следователь Санеев. – Искренне сочувствую. Я сам знаю, что такое безвременно потерять отца.

   – А что случилось с вашим отцом? – Алиса рада была перевести разговор на другую тему, лишь бы не расплакаться здесь, в чужой квартире, и не начать снова думать о папе, и жалеть его, и воображать, каково ему было в той машине, на заснеженной дороге, ночью... На последнем слове ее голос все-таки дрогнул, старик сочувственно глянул на нее, однако ответил на вопрос:

   – Мой отец, комдив Санеев, был слишком талантливым и ярким человеком. Ни окружение, ни начальство ему этого не простили.

   Николай Евстафьевич сделал жест в направлении одного из фотопортретов. С него – явно увеличенного с небольшой официальной карточки – смотрел бравый военный в форме конца тридцатых годов, со звездами в петлицах, поразительно похожий и статью, и усами на Алисиного собеседника – только значительно моложе.

   Словно решив, что Алиса в силу своей молодости может быть не осведомлена об извивах отечественной истории, экс-следователь пояснил:

   – Мой отец был незаконно репрессирован в тридцать восьмом. В пятьдесят шестом реабилитирован посмертно.

   – И вам никогда не хотелось отомстить за него? – быстро спросила Алиса.

   Николай Евстафьевич отвел глаза (девушка порадовалась, что ей удалось переключить разговор с себя и собственной трагедии и благодаря этому справиться с нахлынувшими слезами).

   – Месть – неплодотворное, разрушительное чувство. Уверяю вас, Алиса Викторовна. И более всего оно разрушает тех, кто ему поддается. Поверьте мне, как следователю с почти сорокалетним стажем.

   – И тем не менее, – холодно ответствовала она, – расскажите мне, пожалуйста, о моем деле.

   – Что ж, – пожал плечами старик, – раз об этом просил лично Егор Владимирович...

   «Ого, – подумалось Алисе, – Егор сам занимался моим делом! Даже никому из помощников не перепоручил. Молодец, спасибо ему!»

   Следователь погладил зеленое сукно идеально убранного стола.

   – Ну-с, Алиса Викторовна, то дело я помню весьма хорошо. А что не припомню ввиду подступающего старческого маразма, – кокетливо добавил Николай Евстафьевич (весьма далекий, на взгляд гостьи, от Альцгеймера), – у меня есть записи, которые я частным порядком, для себя, вел тогда в ходе следствия. Это моя давняя привычка... – Следователь выудил из стола толстую тетрадь в клеенчатой обложке и водрузил на зеленую столешницу. – Вы пейте чай, пейте. Хелп йоселф2, как говорят англичане.

   – Сэнкс э лот3, – машинально отозвалась Алиса и тут же выпалила: – Вы нашли преступников?

   Николай Евстафьевич замялся, оторвался от тетради и с неудовольствием покачал головой.

   – Спешите, мисс. Забегаете вперед.

   – И все-таки?

   – И да и нет.

   – Что это значит?

   – Дело еще не закрыто. Следствию удалось установить личности преступников. Но... Пока они скрываются от правосудия. Все объявлены во всероссийский и международный розыск. Однако никому до сих пор не удалось обнаружить их.

   Сердце у Алисы упало. Летний денек за окнами квартиры – с гомоном воробьев, криками играющих детей – померк. Только сейчас она поняла, что мечтала о том, чтобы старик сказал ей: «Преступники схвачены. Давно сидят».

   Уж тогда бы Алиса нашла способ, чтобы убийцы попомнили ее отца. И пожалели, что связались с их семьей.

   А Санеев между тем продолжал:

   – Я справлялся у моего преемника в прокуратуре не далее как вчера, после звонка Егора Владимировича, – ни один из подозреваемых не задержан. Что ж, такое случается. Особенно в отношении тщательно подготовленных преступлений – а то дело, безусловно, входит в данный разряд. Мы, следствие, неопровержимо устанавливаем преступников – а они скрываются от правосудия. Кто знает, где они? – меланхолично протянул он. – Прячутся в глухой деревушке? Убежали за границу? Но скорее давным-давно лежат в сырой земле...

   – Почему вы так думаете? – нетерпеливо перебила его Алиса.

   – Что именно?

   – Что их убили?

   – Да уж больно, Алисонька, сумма денег была изрядная, которую, как мы установили, преступники предположительно похитили.

   – И какая же?

   – Вероятно, от полутора до двух миллионов американских долларов. Наличными. Такие деньги мафия не прощает.

   «Да уж», – вздрогнула Алиса, вспомнив визит бандитов.

   – Мафия? А это были деньги мафии? – нетерпеливо спросила она. – Почему вы так решили? Что, из тех, кто был в джипе, кто-то выжил? Дал показания?

   – Нет, погибли все, – покачал головой следователь. – Но кем, по сути, были убитые? Трое, включая вашего отца, простыми курьерами. Охранниками. По-настоящему деньги принадлежали совсем другим людям.

   – Кому?

   Николай Евстафьевич нахмурился.

   – Давайте, милая Алиса, не будем прыгать, подобно блохам, из стороны в сторону. Вы и сама запутаетесь, и меня, старика, запутаете. Я расскажу вам все по порядку, а потом вы зададите мне вопросы. Если они у вас появятся... Вы пейте чай, пейте... Вы не против такого порядка ведения беседы?

   Алиса кивнула – что ей оставалось делать!

   И начался мерный, обстоятельный, толковый рассказ следователя. Он разрешил Алисе записывать за ним в записную книжку, и она, спешно вспоминая уроки в «школе» Теплицына, конспектировала самое важное.

   Итак, вскоре после ДТП с джипом и «уазиком» следствие выяснило, что имела место криминальная разборка. Об этом свидетельствовали гильзы, оставшиеся на месте преступления, а также два автомата Калашникова, обнаруженные внутри сгоревшей машины.

   Разбитый милицейский «уазик» с характерной желто-синей окраской был найден лежащим на боку недалеко от «Паджеро». Сразу выяснилось, что машины с такими номерами в базах МВД не значится. А экспертиза установила, что в «милицейский» цвет автомобиль был перекрашен совсем недавно, причем в кустарных условиях. Следствие сделало вывод: видимо, автомобиль использовали в преступных целях – как приманку.

   Затем по номерам «уазика» вычислили его владельца. Им оказалось частное лицо – некий Матвей Бабочкин, председатель правления гаражно-строительного кооператива на Касимовской улице. Побеседовали с гражданином Бабочкиным – он показал, что за неделю до преступления он продал «уазик» по нотариально заверенной доверенности некоему Степану Арбенину, тысяча девятьсот семидесятого года рождения. Степан Арбенин оказался в данном ГСК личностью известной. Вместе с приятелем, бывшим одноклассником Петром Кириченко, они устроили в двух гаражных боксах кооператива нечто вроде «левого» сервиса.