Инна Бачинская - Ошибка Бога Времени Страница 44

– Выпейте, скорее заснете! – Тамара поднесла чашку с чем-то, сладко пахнущим ванилью, к губам Юлии.

– Не хочу, – прошептала Юлия. От сильного запаха ванили ее замутило. – Я не хочу спать. Потом. Где Алекс?

– Еще не вернулся, – ответила Тамара. – Я помогу вам сесть.

Она обняла Юлию за плечи. У нее были крупные сильные руки. Юлия взглянула на ее пальцы с коротко остриженными ногтями, покрытыми серебристым лаком. Что-то шевельнулось в памяти. Ногти, сверкающие, как рыбья чешуя… впившиеся в плечи мужчины… красные полосы на коже, выползающие из-под ногтей…

– Уходите, – прошептала Юлия, отворачиваясь. – Уходите!

– Вам нужно поддерживать силы, – сказала Тамара, приподнимая Юлию. – Пейте!

Питье – какао – было густым и приторно-сладким. Тамара подложила под спину Юлии подушку. Юлия почувствовала, как мутная волна тошноты подкатила к горлу. Она попыталась отвернуться.

– Пейте! – сказала Тамара, и Юлия уловила нотку раздражения в ее голосе.

Она стала пить короткими мелкими глотками, перестав дышать, чтобы не чувствовать приторной мерзкой сладости питья.

– Вот так, молодец, – сказала Тамара, промокая салфеткой губы Юлии. – Теперь поспите.

Она хотела убрать подушку из-под спины Юлии, но та прошептала: «Не нужно». Ей казалось, что, если она ляжет, ее тотчас стошнит. Тамара не стала настаивать и неслышно вышла, унося пустую чашку.

Глава 26

Страх

Дни сменялись ночами, но Юлия их не замечала. Время для нее остановилось…

В одну из редких теперь минут просветления она бессмысленно смотрела в окно. За окном таял неяркий зимний день, переходя в ранние зимние сумерки. Пролетали редкие снежинки.

«Сейчас утро? – подумала Юлия. – Или вечер?»

Она знала, что на тумбочке стояли часы. Прислушавшись, она услышала их слабое мерное тиканье. Она с трудом повернулась на бок. Циферблат сливался в сплошное серое пятно. Юлия прищурилась. На сером пятне проступили черные готические цифры. Три часа. Недавно приходила Тамара, поила ее чем-то… Или это было утром? На темной полированной поверхности тумбочки был рассыпан белый порошок. Юлия смотрела на порошок – длинную, едва заметную белую дорожку, похожую на Млечный Путь в ночном небе. Порошок… Она протянула руку и прикоснулась кончиком пальца к краю белой дорожки. Поднесла палец ко рту. Сахар?

Порошок был сладко-горьким на вкус. Она почувствовала, как свело мышцы горла, и закашлялась. Переждав приступ кашля, Юлия медленно откинула одеяло и спустила ноги на пол, задохнувшись от усилия. Сердце колотилось в горле. Она сидела на постели, закрыв глаза. Юлия не знала, сколько прошло времени – час или минута.

– Вставай! – приказала она себе.

Держась за спинку кровати, она встала с постели. Тотчас же закружилась голова, и снова подкатила тошнота. Сжав зубы, Юлия сделала шаг и, покачнувшись, ухватилась за край тумбочки. Еще шаг. И еще. Она не помнила, как добралась до ванной. Нагнулась над унитазом, и ее вырвало. Она опустилась на пол, ощутив холод кафеля. После рвоты ей стало легче. Сознание прояснилось впервые за много дней. Сидя на полу, она думала: «Как все просто. Белый порошок… Галлюциноген… наркотик… Зачем?»

Ей казалось сейчас, что где-то в глубинах сознания она догадывалась… она всегда знала, что умрет… Свое умирание она приняла как наказание за новую жизнь… чувствуя вину за измену Женьке. Она приняла свое умирание покорно и обреченно, как животное. Она вспомнила серебряные ногти на плечах мужчины, которого приняла за Женьку… Они были в постели… Тамара и Алекс. Алекс! Молодые, они смеялись над ней! Она видела их смеющиеся лица и слышала голоса. Алекс что-то говорил… она смеялась.

Юлии кажется, что она слышит смех. И стон… Они любили друг друга… Серебряные ногти, вцепившиеся в тело мужчины… красные полосы на его коже… сплетенные ноги… стон… слетевшее на пол покрывало, разбросанная в беспорядке одежда… Белый свитер Алекса из шерсти альпаки, который они купили в Мексике на крытой торговой площади… где было полно народу, шум и гам… крики продавцов… и так много всего – вышитых платьев, кожаных индейских сумочек, шерстяных тканых ковриков, серебра, бирюзы и аметистов… Серебро и аметисты… Алекс подарил ей бусы – овальные бледно-сиреневые кусочки аметиста перемежаются с кубиками серебра. Из сотен серебряных изделий это было самым прекрасным – чистое ослепительное сияние серебра и тускло-сиреневые бусины. Она надела бусы, ощутив прохладу металла. Алекс застегнул замочек, прикоснувшись пальцами к ее шее. Поцеловал в макушку…

О господи, зачем?

От холода каменного пола Юлию зазнобило. В ванной сильно пахло лавандой. Ей казалось, что она сидит в снегу. Холод впивался в тело острыми колючками, поднимался все выше. Она попыталась встать с пола, и ее снова затошнило. Тогда она легла на пол, уткнувшись лицом в ладони. И услышала вой собаки. Лапик, повизгивая и подвывая, скребся когтями в дверь ванной.

– Сейчас, сейчас… – пробормотала Юлия. – Сейчас, мой хороший… сейчас…

Ей не сразу удалось подняться с пола. Цепляясь за стену, она толкнула дверь. Лапик, скуля, бросился ей под ноги.

– Что же теперь с тобой будет… – пробормотала Юлия. – Бедный ты мой…

Лапик, упираясь передними лапами в ее колени, тянулся мордой. Его тело извивалось от горя и любви. Из глаз текли слезы, оставляя на морде блестящие дорожки.

– Ну что ты, дурачок, – шептала Юлия, трепля загривок собачки, – успокойся, ну же… успокойся, маленький… Все будет хорошо!

Она вернулась в спальню. Села на кровать. Лапик тоже запрыгнул и улегся рядом. «Что же нам делать?» – спросила Юлия. Лапик шумно вздохнул.

Вдруг Юлии показалось, что она услышала снизу звук захлопнувшейся входной двери. Кто-то пришел или, наоборот, ушел из дома. Она подошла к окну. Светлая синева была разлита в природе. Снегопад прекратился. На небе зажглась первая звезда, маленькая и далекая, сжавшаяся от холода. Юлия почувствовала страстное желание вдохнуть обжигающе холодный свежий воздух. Она протянула руку к металлической оконной ручке и замерла, увидев, как медленно поползла кверху дверь гаража и оттуда выезжает машина – ее голубая «Тойота». Юлия вцепилась руками в подоконник. Ей показалось, что она падает. У Алекса своя машина. Тамара? Она вспомнила, как хлопнула входная дверь. Тамара! Тамара взяла ее машину, даже не спросив разрешения. Как она посмела? А может, Алекс разрешил ей? Как они оба посмели?

Юлия улеглась в постель и с головой накрылась одеялом. Ее била дрожь. Сознание прояснилось, и она почувствовала безнадежность и страх. Нужно немедленно позвонить и сказать… Кому? Она стала перебирать мысленно всех своих знакомых… Ирке? Нет, ей звонить она не будет. Лешке Добродееву? Она представила, как он снимет трубку, закричит раскатистым басом: «Юлька, ты? Ты почему не забрала книжки?»

– Лешенька, – скажет она ему, – Лешенька, спаси меня! Меня хотят убить!

Он решит, что она сошла с ума. А может, она действительно сошла с ума? Выдумала все про порошок… А почему же ей так плохо? Лиза Игнатьевна ушла… Ирка предала ее. Ирка… Тамара с ее сильными руками… Тамара и Алекс! Тамара и Алекс! Может, и это ей тоже показалось? Тамара обнимала плечи Алекса… Красные царапины на его коже… Юлия заплакала…

Она так и уснула в слезах. Лапик дремал рядом. Наступила ночь, и посыпал твердый снег, похожий на крупу. Юлия слышала сквозь сон дробные удары снежинок в окно, и ей казалось, что спальня, дом и вся Земля дрожат мелкой лихорадочной дрожью…

…Внизу, в кухне сидели за столом Алекс и Тамара. Перед ними на тарелках лежала нетронутая еда. Оба молчали.

– Поешь, – сказала Тамара, – посмотри, на кого ты стал похож.

– Не хочу, – ответил Алекс.

– И она не хочет! Просто не знаю, что с вами обоими делать! – попыталась она пошутить, но шутка получилась невеселая.

– Как она?

– Все так же. Ты знаешь, она, по-моему, ненавидит меня.

– Не выдумывай!

– Правда. Кажется, она видела нас… Мне страшно, Алекс. Что дальше? И до каких пор?

– Не выдумывай. Все будет хорошо, – сказал Алекс без особой уверенности в голосе.

– Ей хуже с каждым днем… Она разговаривает с каким-то Женей. Кто он, этот Женя?

– Муж.

– У меня прямо мурашки по коже. Спрашивает, где он был. Глаза открыты, смотрит осмысленно, будто видит его. Я подхожу, наклоняюсь – она на меня не реагирует… А теперь еще и бояться стала… заслоняется руками. Скорей бы уже… Хорошо хоть эта перестала ходить… подруга. Скоро возвращается старуха. Звонила, говорит, тетка без сознания второй день. Не сегодня завтра умрет. Ешь, – повторяет она. – Возьми себя в руки. Ешь, ты всегда любил жареное мясо с луком и картошкой. Я пойду посмотрю, как она…

Тамара поднялась и пошла своей тяжелой походкой наверх – основательная, спокойная, рассудительная, – только ступени затрещали.

Глава 27

Ограбление