Людмила Бояджиева - Золотая рыбка Страница 44

Тридцатипятилетняя Катя — жена Шмуцке, в основном помогала ему на кухне. Бармен Вашек — тощий, длинный, с узким, обсыпанным веснушками бледным лицом, присматривал за девушками-официантками, каковыми являлись Ева и Полина. Учитывая, что Ева состояла с Вашеком в длительной романтической связи, коллектив можно было бы назвать почти семейным.

В Ритиных услугах господин Шмуцке, похоже, не очень нуждался, но прочитав рекомендательную записку, оглядел девушку, поставившую у ног небольшую сумку со своим багажом, и вздохнул:

— Это все, что ты имеешь? Значит, не надолго?

Напуганная рассказами о специфике мюнхенского выговора, Полина боялась, что не поймет ни слова. Но даже удивилась: простоватый хозяин говорил не хуже диктора на кассете в курсе немецкого языка.

— Да, это мой багаж.

— Ты нашла гостиницу?

— Еще нет. У меня здесь нет знакомых. Я нуждаюсь в вашем совете… Полина старалась правильно и просто построить фразу.

— Иди в зал, найди Еву и скажи, что будешь работать тут. Она все объяснит и поможет найти дешевое жилье.

Полина стояла в дверях кухни, где все шкворчало, дымилось и пахло. За распахнутым в сквер окном зеленели кусты, на огромной сковороде поджаривались толстые, совершенно белые сосиски. Оценив Полину беглым внимательным взглядом, шеф больше не смотрел на нее. Он продолжал разговор, склонившись с вилками над огромной жаровней, извлеченной из духовки. Полину сразил аромат поджаренной с чесноком свинины. Рот наполнился слюной, она почувствовала голод впервые с того дня, когда произошла катастрофа с «Ониксом». Ей следовало уйти, разыскать некую Еву, но глаза не могли оторваться от ловких пухлых рук повара, разделывающего на ломти запеченую ножку.

— Да, красотка, меня будешь называть господин Юрген. — Он что-то ещё добавил очень быстро, Полине показалось, что в непонятном потоке слов мелькнуло знакомое «Катя».

Ева оказалась полной блондинкой химического происхождения. У корней ярко отбеленных, собранных на макушке пестрой резинкой волос пробивалась природная чернота. Круглое курносое лицо и голубые глаза были из тех, что нравятся мужчинам. Во всяком случае, так принято считать в подобных заведениях. Ева приветливо общалась со всеми посетителями и вела себя так, словно выросла с ними в одном детсаду. Она говорила по-немецки чуть лучше Риты, хотя уехала из Братиславы уже три года назад.

— Ты надолго сюда? — поинтересовалась Ева, выслушав Полину.

— Не знаю. Как пойдут дела… Мне негде жить.

— Понятно… Я снимаю комнату на двоих с одной девахой. Дыра, конечно, жуткая. Но недорого, близко отсюда и никто не надоедает с немецким «орднунгом». — Она подмигнула, кивнув на веснусчатого мужчину за барной стойкой. — Это мой дружок. Когда моя соседка работает — у неё выступления в ночном баре, Вашек приходит ко мне. Ты разумеешь? Но эта девушка, моя соседка, скоро уезжает, я могу взять тебя. Ты ведь тоже иногда будешь задерживаться до утра?

Полина пожала плечами:

— Извини, сейчас я плохо соображаю. У меня были сложности в России, умер отец. Я очень устала… Спасибо за предложение, но где жить пока?

— Пойдем, я познакомлю тебя с Катей, она все объяснит. Начнешь работать. А вечером пойдем вместе в пансионат. Фрау Кляча что-нибдь придумет. Ее так называют, это смешно. А вообще-то — фрау Кимски. Запомнила?

Полина кивнула.

Это был странный день: Москва — перелет — работа в ресторанчике, о существовании которого Полина никогда не подозревала. Оказывается, он все время стоял здесь. Так же жарились на кухне сосиски, тушилась капуста, взбивалось миксером пышное картофельное пюре и рекой лилось пиво. Полина нежилась в своей шоколадной ванне, выезжала с Глебом в рестораны, где ужин на одну персону стоил не менее ста баксов, она мечтала, умирала от горя — а здесь все так же блестели пивные кружки, цвели герани и конопатый Вашек отпускал каждому посетителю дежурную шутку. Он считался «юморным парнем», анекдоты вычитывал в иллюстрированных журналах, на все звонки, снимая трубку, откликался: «Привет, красотка!»

— Сюда все время звонят женщины? — удивилась Полина, наблюдавшая за окружающим.

— Юмор, — откликнулась Ева. — Он услышал этот прикол в каком-то американском фильме. Многие смеются. Я-то вообще немецких шуток не понимаю. Да и вообще многого другого тоже.

Несколько ночей Полина провела в какой-то бельевой комнате взнак особого расположения Клячи — костлявой, жилистой, очень некрасивой и зычной дамы. А потом перебралась к Еве, в узкую комнату-пенал с собственной душевой кабинкой. Полина оказалась покладистой соседкой. По первому же намеку типа: «Сегодня хороший вечер, не хочешь прогуляться?» она оставляла Еву полновластной хозяйкой комнаты. Хорошо, что свидания влюбленных, как правило, приходились на выходной день. Но прогулки до часу ночи Полине все равно удовольствия не доставляли.

Ее несложные обязанности в «Аисте» отнимали все силы. Вероятно, с непривычки. Явиться за час до открытия, вымыть двери и окна, и без того сверкавшие чистотой. Протереть столики и пол, расстелить скатерти и салфетки. Только эти процедуры могли бы превратиться в ад, не будь здесь все так идеально приспособлено для поддержания чистоты. Резиновые перчатки до локтей, десяток разных щеток и протирок для отдельных видов работы, резко пахнущие дешевой парфюмерией моющие средства упрощали дело.

Распоряжение мыть туалет поначалу привело Полину в шок. Она внутренне вспыхнула: «Это уж слишком! Поиграла в затюканную эмигрантку. Хватит!» И решила срочно связаться с Кириллом Сергеевичем. Но вечером пришлось-таки привести в порядок туалетную комнату. Пылавшая негодованием Полина не обнаружила в этом жутком месте вопиющих следов нечистоплотности. Даже переполненные пивом, мужчины умудрялись не мочиться мимо писсуара, никто не блевал в раковины и не размазывал фекалии по стенам. Мало того, дамы аккуратно складывали тампоны в специально отведенный для этого контейнер, не засоряя унитазов. «Другая цивилизация», — подумала Полина, сраженная привычной, обязательной аккуратностью простых немцев и подчинившихся общему правилу гигиены эмигрантов. В течение рабочего дня она должна была выполнять обязанности официантки, принимать заказы, приносить блюда, убирая грязную посуду.

Вначале, внимательно изучив карту с названиями пива и меню, Полина так напрягалась, выслушивая заказ, словно сдавала госэкзамены по языку. Но с каждым днем становилось все проще и проще. Посетители, в основном переполненные доброжелательностью, отнеслись к новенькой с пониманием. Пожилые мужчины даже делали вид, что пытаются заигрывать и выспрашивали: «Ты из России? Из Прибалтики. Ага. Там тоже плохо? А что в Москве?»

Полина придерживалась легенды: она русская, уехавшая из Литвы три года назад в город Тольятти. Сирота, вышла замуж за поляка, живущего в Германии. Теперь они разошлись, но, возможно, ещё наладят семейную жизнь.

Ее новое имя, Дина, часто пролетало мимо уха, она старалась производить впечатление исполнительной девушки, немнеого погулявшей в юные годы, а теперь мечтающей о семейном счастье. Иногда Полине казалось, что она когда-то побывала здесь во сне или в полете воображения. Почему-то многое выглядело знакомым, а ситуации заранее предвиденными. Появлялось ощущение, что Дина вытесняет Полину и что она — простенькая, трудолюбивая девушка, пробивающаяся в чужой стране, придумала себе некую Ину — то ли преступницу, то ли агентку, скрывающуюся от спецслужб и от мафиози международных ведомств с целью выполнения чрезвычайно ответственного задания.

Полина ощущала, как внутри её бродят какие-то новые силы, а периоды апатии все чаще сменяются приливами энергии и совершенно непонятного в её ситуации оптимизма. Радовало предощущение чего-то важного, приближающегося с каждым днем. Думать об этом становилось опасно — в воображении Полины всплывали образы никогда ранее не виданных мест, лица незнакомых людей, ситуации, похожие на бред.

Она вывела для себя правило: терпение и труд, меньше думать, больше уставать. Поэтому когда хозяин предложил ей работать через день, Полина отказалась, ссылаясь на необходимость скопить деньги. Заработок она не тратила. Оплачивала проживание в пансионе, охотно давала Еве в долг. В выходные без всякого энтузиазма толкалась среди туристов в музейных залах и с удовольствием бродила по ярмарке, глазея на прилавки и продавцов. Ей нравилось придумывать истории про людей, лица которых бросались ей в глаза. Странные истории из совершенно чужой, но такой знакомой жизни. Однажды она даже бросилась помогать женщине, вытаскивающей из автофургона корзины с яблоками. Почему-то почувствовала, что в правой части живота у неё сильная боль. Поблагодарив, женщина приложила ладонь к подреберью и быстро объяснила — перенесла операцию желчного пузыря. сын уехал с друзьями, урожай гниет.